Оба склонили голову, заметив вышедшую из каюты королеву. Она, одетая в темно-красное платье, выделялась среди команды, как криво вбитый гвоздь. Проходя, она мазнула по Вулфу загадочным взглядом.
Когда она встала на носу, распустив по ветру черные пряди, Вулф задумался, давно ли инисцы заметили, что все королевы у них – на одно лицо. И как это остров, запуганный тенями прошлого и ведьмой, не заподозрил в том дурного? Может, богатство, высокие стены и легенда за спиной оградили Беретнет от подозрений?
У Вулфа ничего этого не было. Ни легенды, ни прошлого, ни оправданий. Только смутные сны про пчел.
– Велл. Вулф.
Они подняли глаза. Перед ними возник король Бардольт, в своей медвежьей шкуре.
– Государь, – отозвались оба.
– Вулф, мне нужно с тобой поговорить.
Велл бросил на него любопытный взгляд. Вулф поднялся и вместе с королем прошелся по палубе.
– Ты как? – спросил его Бардольт.
– Рад снова плыть по волнам, ваша милость.
– Хорошо. – Король натянуто улыбнулся. – Вулф, у меня к тебе будет просьба после этого венчания. Я попрошу тебя вернуться в Инис и провести несколько недель в Ратдунском святилище.
– Государь?
Бардольт остановился, повернулся к нему. Решимость на его лице сменялась глубокой грустью, кадык дергался.
– У моей дочери были обмороки, – наконец выговорил он. – Как я понял, в обоих случаях она перед припадком проводила время с тобой.
– Что-то случилось с дамой Глориан?
– Все хорошо, но вот это злополучное совпадение… Оно расшевелило кое-какие старые пересуды на твой счет. – Бардольт взял его за плечо. – Я клялся тебя защищать, дал тебе почетное место при себе, но, чтобы раз и навсегда заткнуть рот сплетникам, лучше бы нам получить от священников свидетельство, что нет на тебе никакого проклятия.
Осознав сказанное, Вулф уставился на короля:
– Вы хотите… отослать меня от себя?
– Нет-нет. Это только на время, Вулф. Ты мой дружинник, нас на всю жизнь связала клятва.
Он попытался выровнять дыхание.
– А если священники назовут меня колдуном?
– Не назовут. – Бардольт крепче сжал его плечо. – Не бойся. Я знаю, Святой с тобой.
Похоже, он мог бы сказать больше того, но не сказал, а зашагал прочь, оставив Вулфа с колотящимся в груди сердцем.
Годы учений, годы… Отцовская любовь. Какие жертвы принесли его отцы, чтобы ему хорошо жилось. Мечты о рыцарских шпорах… Все это напрасно, если он перешагнет порог святилища в Ратдуне.
Чтобы удержаться на ногах, он ухватился за мачту. Роланд ему рассказывал про этих охотников на ведьм: ловушки в каждом вопросе, испытания, проявляющие все приметы колдовства. Вулф сквозь слезы смотрел, как король Бардольт подходит к королеве Сабран.
И тут он услышал. Медлительные, размеренные удары, словно весла дружно опускаются в воду.
На звук обернулись все. Бардольт прижал ладонь к груди.
– Лучники! – крикнул он.
Регни вместе с половиной команды приготовила стрелу.
– Ждать! – приказал король.
– Государь, что это? – спросил кто-то.
– Посмотрим. – Бардольт прищурился. – Давно я не слыхал барабанов.
«Это не барабаны», – мелькнуло в голове у Вулфа, но Бардольт должен был лучше знать: Вулф, что ни говори, не бывал на войне.
Может быть, ментцы. Может быть, даже Ваттены. Свадьбой выманили Бардольта в море, а на воде сила за ними. Может, им надоело быть наместниками, и даже искалинская принцесса не насытила их честолюбия. Мысли громыхали в голове Вулфа, пока он, взявшись за рукоять топора, всматривался в туман.
То, что вырвалось из пелены, было не вражеским кораблем. Пришло не с воды – с неба.
Темный силуэт хищной птицы, парящей по ветру.
«Морской ястреб, – смутно подумалось Вулфу, – только размах крыльев больше длины корабля».
Крылья резали гребни волн. В те первые мгновения, собирая сочащиеся слабым ручейком мысли и чувства, он вспомнил гобелены, витражи святилищ, молитвенники с вторгающимися из-за края листа чудовищами.
Глаза – огненные дыры, зрачки чернее чешуй. Пустые глаза и в то же время полные яростной жизни. Зверь навис над «Убеждением», расправив крылья ужаса.
И Вулф вспомнил, что он из плоти. Кожа, натянутая поверх жил, прячущиеся под ней кости, вырастающие из нее ногти, зубы, волосы – и все это может стать пищей.
Змей – это был змей – не проронил ни слова. Он просто широко разинул пасть с рядами зубов – Святой, спаси, спаси нас! – и из бездны его глотки хлынул свет.
Бардольт не дрогнул. Как и королева Иниса. Была ли это отвага, или страх сковал их, лишив голоса и движения?
Они не молили о пощаде. Они не пытались сражаться или бежать. С последним дыханием жизни король и королева потянулись друг к другу. Бардольт заслонил собой Сабран, словно еще надеялся спасти, – Вулф увидел бледный отсвет ее лица, ее летящие по ветру черные волосы, а потом пламя поглотило обоих.
Оно не остановилось на носу. Не было времени спасаться от багровой смерти, но что-то толкнуло Вулфа за мачту – единственную защиту. Он вскрикнул, когда загорелся его плащ. Пламя ревело по всей палубе, искры обжигали ему костяшки пальцев и загривок, словно раскаленный металл касался кожи.
Верхушка мачты обломилась, в огонь рухнули обрывки паруса.
Все стало красным. Все стало белым, все стало черным. Крики умирающих рвали воздух. Кругом горели люди, он чуял их пузырящийся жир и медь, удушающую сладость смерти. В зареве мелькнул толстый, как бревно, хвост с ужасным железным шипом на конце. Это было последнее, что увидел Вулф, прежде чем густой туман скрыл зверя.
Безымянный. Он наконец вернулся, чтобы отомстить.
Вулф сорвал пылающий плащ, но все кругом готово было поджечь его заново. Пламя пылало в перчатках. В подошвах. Слезы струились по щекам. Он никогда не видел такого пожара.
Он упал на палубу. Подтянулся на руках, спрятав кулаки в рукава, сходя с ума от боли, в тумане слез. Товарищи – одни еще корчатся, испуская предсмертные вопли, другие уже мертвые. Он нашел Велла, только это был не Велл – это не было Веллом.
Он слышал мучительный крик Регни. Она билась в смоляном озере, рычала под пылающим мехом. Разгоняя дыханием горячий пепел и скрипя зубами, он полз к ней.
Ветер переменился, и стало темно. Корабль теперь освещался только пожаром. Должно быть, тварь, описав круг, вернулась доделать дело. Угли падали, точно капли расплавленного стекла. Все, чего они касались, вспыхивало огнем. Вулф полз вперед, а вокруг падал огненный дождь.
Вой из черного тумана. Второй корабль. Полуслепой от дыма, Вулф обхватил Регни. Смола облепила ладони. Он прижал ее к груди и, кашляя, горел вместе с ней, точно сплетенное из ивовой лозы чучело.
Смерть в огне или смерть в море? Двадцать лет – маловато для такого вопроса. Он подумал остаться на палубе, ощутить свою смерть до последней судороги прежде, чем навсегда лишиться чувств. И встал.
Ведьмы горят в огне. Пусть его последний день, последний выбор откроет правду.
41
Не так она думала вернуться. Когда ее сапоги впервые за год коснулись снегов горы Ипьеда, она сразу бросилась к колокольной башне. Внизу кричали в гнездах печальники.
Она знала, что делать.
Знала, как защитить Сейки.
Светила луна, но она нашла бы дорогу и в полной темноте. Остановившись перед огромным колоколом, она начала понимать опоясавшую его надпись:
Я сдержу восставший пламень, пока не падет ночь.
Думаи накрутила веревки на руки и качнула било – толстое бревно, которое они с Канифой столько лет чистили и смазывали маслом. Она всей тяжестью потянула в другую сторону, качнув бревно к древнему металлу.
Королева Колоколов ожила.
Думаи выпустила веревки. Звук раскатился, низким звоном отдался в каждой кости, ушел в черную ночь.
И мало-помалу замер. Думаи осела в снег, слушая тишину под его гулом.
Что, если никто не ответит? Зима, глухая ночь, а звона этого колокола никто никогда не слышал. Никто из тех, кто еще дышит.
Где-то внизу звякнул другой колокол. Недолгое молчание, и ему ответил третий – дальше, но и громче: звон долетел по ветру.
Музыка расходилась по острову, и каждому удару, каждому раскату отвечал новый – дальше, дальше. Думаи собралась с силами. Все, что у нее осталось, она отдала, чтобы отвести било и снова качнуть его – и еще, еще, пока не задрожали руки и не подогнулись колени.
Призыв наполнил ночь Сейки. Он летел от Районти к западу – к Сидупи, и на север – к Гинуре, и на восток – к Исунке, и на дальний юг – к штормовому мысу Ампики.
И наконец – как долго пришлось ждать! – боги восстали ото сна. Из глубины рек, со дна озер, из бухт, из древних мангровых лесов поднимались они. Словно каждая из звезд распалась на тысячи осколков, темное небо засверкало драконами.
И где-то с криком проснулась женщина, когда тень из ее сна распалась и улетела облачком пепла, – и порвалась связующая их длинная нить, оставив ее в одиночестве.
III. Эра огня 511 о. э
Вулф на том острову, а вот я на этом.
Тот неприступен остров, топями окруженный…
42
Тунува, пока Хидат разбирала ей влажные волосы, смотрела в пустоту перед собой. Светильники мигали, отгоняя беззвездную тьму.
К рассвету у Матери будет новая предстоятельница. Тунуву волновала эта ночь – вдруг она не сумеет скрыть горя? От печали каждый час делался крутой вершиной, но ради Эсбар она должна была вынести эту ношу.
Сагул Йеданья скончалась тихо. Ее тело иссохло, пожелтело. Тунуве, как хранительнице могилы, выпало проводить похоронный обряд. Ей нечасто случалось исполнять эту обязанность, но, когда случалось, бальзамом на сердце было помогать семье отдать дань умершим.