– Надо послать корабли и ныряльщиков, пусть прочешут Пепельное море. Заплатить им, пусть берут что угодно, но найдут моих родителей, – говорила Глориан, ее сердце норовило сломать ребра. – Мой отец Молот Севера. Моя мать Сабран Честолюбивая. Они покончили с войной Двенадцати Щитов и веком недовольства. Святой не допустит их гибели в море.
– Даже Святой не мог… – все качала головой Флорелл.
– Они вернутся. Вот увидишь! Отец жив. Он никогда не допустит смерти матери. Он обещал. Обещал мне, что мы будем жить в Хроте… Папа…
Щеки Глориан намокли от слез. Что-то в ней вспенилось. Рухнули остатки самообладания. Захотелось вдруг рвать и метать, кинуться куда-то с воплем, распахнуть двери и бежать, пока ноги несут, – лишь бы уйти из этой комнаты, от этих вестей. Куда угодно.
Она не успела – Флорелл привлекла ее к себе, и звук, вырвавшийся у нее из горла, был так ужасен, что она не признала своего голоса. Он исходил из той глубины, откуда прорастала она сама.
– Неправда, – выдохнула она. – Флорелл, скажи, что нет!
Флорелл только крепче сжала ей затылок. Глориан вцепилась в нее – в теплый голубой якорь в бешеном море.
Она лежала в постели и знать не хотела, как туда попала. Флорелл несла вахту у камина. Временами она плакала в ладони, сжимая их так, что ни звука не прорывалось сквозь.
Двери закрыли от всего мира. Они не заглушили мучительные рыдания Аделы. Ее мать тоже плыла на «Убеждении». И еще сотни людей, в том числе братья Джулиан. Из каждого благородного семейства хоть одного послали на свадьбу.
И Вулф. Друг ее детства среди множества погибших, до конца не покинул ее отца.
В сумраке за окном густо падал снег. Флорелл встала, чтобы послать за вином, а Глориан тем временем пыталась собраться с мыслями. Как это может быть – чтобы семь кораблей разом вспыхнули среди моря? Чтобы их разметало, словно бурей?..
Что за пожар перепрыгивал с палубы на палубу через пространства морской воды?
Когда ответ уставился ей в лицо, Глориан сказала:
– Флорелл, можно и мне немножко?
Ей подали кубок, она выпила все долгими тягучими глотками, обжигавшими грудь, и снова откинулась на подголовные валики. Ей вспомнился червяк – змеей обвивший мертвую хозяйку дубового орешка.
«Змей. – Уплывая в зыбкий сон, она услышала собственный голос. – Такой огонь бывает только у змеев».
Известие о семи погибших кораблях раскололо бы Запад и Север. Произошедшее предстояло хранить в тайне, сколько возможно, а герцогам Духа предстояло за этим проследить. Они дали Глориан два дня в постели. Она исплакалась так, что опухли глаза и саднило в горле.
Наконец Флорелл раздвинула драпировку над кроватью. Глориан замерла, ощутив на лбу ее прохладную ладонь.
– Герцоги Духа просят вас присутствовать.
Глориан уставилась в навес балдахина:
– Это он, Флорелл. Безымянный.
– Нельзя так говорить и думать нельзя.
– Как еще объяснить столько сгоревших в море кораблей? – Не дожидаясь ответа, она встала – тяжело, будто кости обратились в свинец. – Я поговорю с ними.
Одевание вышло долгим. Скрывая правду, она не могла надеть траура. Вместо того выбрала темно-синее платье с оторочкой из медвежьего меха, приличествующее зимнему времени. Флорелл помогла справиться с застежками и заплела ей волосы в «косу добродетели».
По Инису, должно быть, уже расходились слухи. Люди скоро соткут разрозненные нити в картину.
Герцоги Духа ожидали ее в Расколотой палате. В зале висел большой гобелен – когда-то на нем изображались Святой и Дева, но полотно разрезали надвое, убрав половину с королевой Клеолиндой. Святой после смерти нареченной уничтожил все ее изображения – такова была боль потери, что он не мог видеть ни статуй, ни картин, ни даже записей в хрониках.
Герцоги Духа, как один, поднялись навстречу Глориан. Здесь собрались самые могущественные члены большого Совета Добродетелей. Все они вели род от Святого отряда – шести верных друзей и спутников Святого, и каждый был стражем одной из добродетелей.
Благородный Робарт Эллер, герцог Щедрости, стоял во главе стола. По ходу солнца от него она пересчитала глазами других: герцог Дамад Штиль, герцогиня Брангайн Венц, герцогиня Глэдвин Финч, герцо Эдит Комб и герцог Рандрот Вити. Двое последних были вызваны заменить родственников – соответственно тетю и племянника, – отплывших на тех кораблях.
– Дама Глориан… – Герцог Робарт, в своем зеленом дублете, всем видом являл образец самообладания. – Благодарим, что вы присоединились к нам.
Глориан села напротив него. За ней заняли места и другие.
– Как вам уже сообщили, по некоторым признакам свадебный флот, в том числе «Убеждение», встретил насильственный конец на пути к Ваттенгарду. Что именно случилось, никому не известно.
– Приказываю выяснить, – хрипло проговорила Глориан. – Дама Глэдвин, вы страж двенадцати портов и хранительница моря. Пошлите людей на поиски.
Впервые она говорила с целым Советом. Из них даже герцо Эдит быле десятью годами старше ее, а остальные – совсем взрослые. Чтобы они приняли ее всерьез, надо держать себя в руках.
Герцогиня Глэдвин была тонкой и хрупкой – к семидесяти годам она вся состояла из углов.
– Принцесса, – ответила она, – по всему, что я знаю о кораблях – а я знаю немало, – надежды увидеть «Убеждение» целым нет. Я велела поддерживать огонь на пяти башнях, чтобы направить к берегу выживших, но море страшно холодно, и, боюсь, выживших не будет.
– Мой отец – северянин. Он мог выдержать холод, – прошептала Глориан, голос ее чуть вздрагивал. – А если и нет, надо подобрать все тела, какие удастся найти. Чтобы отослать их в небесный чертог, как положено.
– Да, принцесса. А сейчас мы должны обдумать следующие шаги, – тусклым голосом произнесла герцогиня Брангайн. – Согласно закону, королева Иниса, отсутствующая без известных к тому причин, признается умершей или неправомочной. На возвращение ей предоставляется двенадцать дней, после чего трон принимает наследница. С первого известия о пропаже королевы Сабран прошло три дня, остается еще девять.
Девять дней… считай, ничего.
– Вам шестнадцать, вы не достигли возраста правления. Это делает возможным появление претендентов на трон.
– Я – наследница Иниса, – сказала Глориан. – Единственная, как всегда и было.
Дама Брангайн, как видно, не нашла в себе сил ответить. Ее сын и наследник тоже сгинул в море.
– К нашему прискорбию, претендентов это никогда не останавливало, – вмешался герцог Дамад. – Не будем забывать сказания о Джиллиан-русалке.
Герцогиня Глэдвин фыркнула в чашу.
– Мы можем столкнуться и с бунтовщиками, не заявляющими о родстве с Беретнет. Когда королевство узнает правду…
Дамад осекся. В тяжело повисшем молчании Глориан ответила:
– Вы думаете, это был Безымянный. Думаете, люди усомнятся в божественности дома Беретнет.
Герцог Дамад слишком долго медлил с ответом:
– Разумеется, нет, ваше высочество. Но подобные мысли могут появиться у других.
– Благоразумнее было бы подавить все разговоры о пожаре, – предложила герцогиня Брангайн. – Распорядимся, чтобы чиновники прибрежных селений уничтожали все свидетельства.
Глориан потрогала подаренное отцом кольцо:
– Пока я не достигла возраста правления, кто будет у власти?
– Герцог Робарт – формальный глава Совета Добродетелей, – сказале герцо Эдит, их каштановые волосы касались белого воротничка сорочки. – Вы будете коронованы, но до вашего семнадцатилетия благородным попечителем Иниса будет он.
Глориан взглянула на герцога Робарта, а он на нее.
Он производил впечатление: лицо сильное, худощавое, но не худое, гладкие волосы зачесаны назад и чуть влево ото лба. В волосах цвета олова, как и в бороде, еще мелькали язычки рыжего пламени, когда-то, верно, полыхавшего по всей голове.
Ей подумалось, что поседел он, пожалуй, до времени, ведь герцог немногим старше ее отца. Кожа его цветом напоминала воск, наводя на мысль о нездоровье, но он был подтянут и крепок, а голубые глаза поблескивали проточной водой.
– Я, – обратилась к нему Глориан, – сочла бы честью признать вас регентом, однако моя бабушка, будучи Беретнет, имеет право принять опеку над государством.
– Не думаю, что королева Сабран одобрила бы эту мысль, принцесса, – тихо возразил герцог. – Вы не согласны?
Глориан промолчала.
– Даму Мариан в ближайшие дни препроводят в надежный замок, – сказал, сплетая пальцы, герцог Робарт. – Я решил перевести двор в столицу до объявления о смерти ваших родителей. В случае волнений Аскалон легче оборонять. Мы пойдем морем – конечно, это небезопасно, но спокойнее, чем дорогой.
Глориан спрятала в складках юбки сжатые кулаки. Морем, забравшем у нее родителей…
– Вы согласны, дама Глэдвин? – спросила она.
– Принцесса, мне это совершенно не нравится, но, взвесив все обстоятельства, – да. Я полагаю, морской путь безопаснее.
– Поручаю вам всем распорядиться сборами двора, – сказал герцог Робарт. – Нынче же ночью выезжаем в Верстат.
44
Снег беззвучно ложился на дворец Антумы. Небо высоко над крышами рябило от драконов.
Двоих Думаи видела с колокольной башни. Пара богов, проспавших три столетия, кружила над столицей – один зеленый, как лента морских водорослей, другой – цвета молодого льда. С их чешуи еще осыпались мхи и лишайники – так долго они почивали в сырости.
Издали их можно было принять за воздушных змеев. Она слышала их как гул далекой волны.
«…Хаос. Они – хаос, разрушение…
…призвали нас, воззвали к нам…»
Думаи вцепилась в перила. Драконы, устремив на нее полные тумана глаза, приблизились, и у нее заныло в висках.
«За соль… Звезда… Рожденная звездой…»
Она крепко зажмурила глаза. Череп словно превратился в колокол, и голоса богов гудели в нем, перекрывая друг друга. Ногти ее вросли в трухлявую доску перил. Голоса понемногу затихали, драконы свернули куда-то, оставив ее в ознобе.