– Слушаю.
– Я годами скиталась в дальних краях, но рано или поздно Инис всегда звал меня домой. В последнее свое возвращение я поселилась в северной провинции – Озерном крае. Там есть лес – дикий, темный и прекрасный. Он тянется через весь остров от моря до моря. Его почему-то боятся, называют Дебрями и рассказывают, будто там живет ведьма.
Тунува вернулась к ее постели и кивнула.
– Я до последних лет жила в местечке близ того леса, лечила людей. Правителя провинции зовут Эдрик Гленн. Он всегда был почитаем и честен, ничем не опорочил своего имени – и я насторожилась, когда пошли недобрые слухи о его семье. Впервые я услышала об этом на рынке в Вулстоу. Все и раньше знали, что благородный Эдрик усыновил двух детей своей сестры, а тут у него появился третий. О его рождении нигде не объявляли. Люди догадывались, что и этот ребенок приемный, – обычное дело. Инисцы высоко ценят щедрость, а есть ли лучший способ ее проявить, чем принять бедного найденыша? Но в следующие годы в селении распространились не столь похвальные слухи – их распустила кухарка, служившая раньше у Эдрика. Она рассказывала каждому, кто соглашался послушать, что того мальчика нашли в Дебрях и что за ним водятся странные силы. Он как будто не чувствовал холода. Он никогда не болел, часто плакал и говорил на языке язычников. Стали поговаривать, что на нем колдовская метка. – Видя, что Тунува качает головой, Канта пояснила: – Это старое суеверие. Ведьма или тот, кто проклят ведьмой, носят на себе метку, по которой их легко выследить.
– Какую же?
– Это может быть родинка или шрам на теле – или подозрительная сила. Я уже говорила, инисцы воображают, будто в Дебрях обитает ведьма. Доказательств ни у кого не было, зато слухи перелетали из уст в уста. Все гадали, не от нее ли этот ребенок, или не проклят ли ею, – и чурались его. Благородный Эдрик всеми силами отстаивал сына, но недоверчивые шепотки тянулись за ним по пятам. Позже я побывала в их поместье, чтобы обсудить с благородным Эдриком лесной закон. День был жаркий, он настежь открыл окно в своем кабинете, и мне случилось его увидеть – этого «сына лесов». Мальчик играл с братом и сестрой. Он еще не подозревал, что говорят о нем за стенами дома. Беседуя, мы с благородным Эдриком услышали плач. Мимо детей пролетела большая пчела. Ребенок, заткнув ладонями уши, всхлипывал от страха. Эдрик сказал, что ему нужно выйти к сыну, что тот не будет спать в эту ночь. Его младший сын всегда страшно боялся пчел.
Запах меда, всплывающий с тем воспоминанием…
– Когда это было?
– Двенадцать лет назад.
В мире прожил столько же, сколько в лоне… Что-то огромное вздымалось в ней, не умещалось в клетке ребер.
– Канта, – сказала она, – зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что мне с каждым днем все сильнее чудилось, что я видела тебя прежде. Двенадцать лет прошло, но я наконец вспомнила где. Сын лесов не походил на благородного Эдрика. В его лице было что-то от тебя.
Тунува ощутила, как расползаются заботливо наложенные швы, сдерживавшие с того дня каждое ее дыхание. Она прижала кулак к животу.
– Как его звали? – Голос скрежетал, обдирая горло. – Сына лесов?
– Вулферт Гленн, – сказала Канта. – Его зовут Вулферт Гленн.
54
Когда он в прошлый раз плыл к Инису, Хротом еще правил Молот Севера. Рядом была Регни. Эйдаг хлестала вересковый эль, на палубе «Долгонога» звенел смех. А теперь он не мог отделаться от смрада белого корабля, и под языком засел вкус смерти.
На третий день под борт «Волнореза» нырнуло тело. Разбухший, обугленный покойник плыл, раскинув руки, и вонял тухлым дымом. Саума с Тритом молча смотрели, пока его не скрыл туман. Капитан – угрюмый старый разбойник – велел вывести на мачте знак меча.
В пути разговаривали мало. Вулф иногда ловил на себе взгляд Саумы и гадал, о чем она думает. «Ты должен был умереть», – шептал в памяти Карлстен. Вулф пил, глуша его голос, держался поближе к мачте и подальше от волн.
На шестой вечер он лежал под навесом посреди корабля. И слышал каждое движение – скрип канатов и парусов, плещущие в борт волны.
Глубокой ночью под навес зашел Трит, угнездился рядом с ним под шкурами.
– Ты их нашел, Трит? – спросил Вулф.
Тот взглянул на него. В темных глазах отразился фонарь.
– Свою семью. – Вулфу каждое слово давалось болью: наглотался дыма и соли. – Бардольт просил тебя вывезти их в Элдинг. Ты вывез?
– Да. Чума им пока не грозит.
– Она идет снизу. От змеев. – Вулф закашлялся от боли в груди. – Святой так и говорил.
– Юкальское проклятие, – мрачно сказал Трит. – Святой победил Безымянного, так у него был волшебный меч. Если магия когда и существовала, нынче вся вышла. Ее сколько веков уж нет.
– И на Востоке?
– Думаю, так. Их драконы – их боги – считались волшебными. Божественная сила позволяла им обернуться животными и даже людьми и давала власть над водами.
– Как они выглядят, те драконы?
– Огромные змеи с рыбьей чешуей. Они летают без крыльев и плавают, как киты. – Трит достал что-то из-за пазухи. – Это дед мне дал при встрече, оберег.
Друг протянул Вулфу амулет, вырезанный из светлого камня. Он изображал гибкое существо с гривой, свернувшееся змеиными кольцами, с четырьмя пальцами на каждой лапе.
– Вроде наших накеров. Водяной змей. Я всегда считал их сказкой. – Вулф вернул амулет. – Смотри, как бы кто-нибудь не увидел, Трит.
– Ты не кто-нибудь. – Трит надел подвеску на шею. – Мои родители не то чтобы крепко верили. Они говорят, боги проспали и войну, и засухи, так нечего им и поклоняться.
– Они обратились к Шести Добродетелям?
– Понятное дело, как Бардольт велел. А по правде, сдается мне, они верят только своим глазам. – Трит закинул локоть под голову. – Я их отправил на Скелстурм. Решил, что на острове будет безопаснее, если чума двинется к югу, а мне думается, так и будет.
Вулф смотрел вверх на навес. Полотнище давало защиту, укрывало его от чужих глаз.
– Не спрашиваю, как ты, – сказал Трит. – Спрошу, могу ли я чем-то помочь.
– Нет. – Вулф сглотнул, и глаза заслезились от боли. – Карл прав. Все, кто оказывается со мной рядом, умирают.
– Ну, я-то не умер, насколько могу судить, и Саума тоже. И Карл, к сожалению, – хотя подозреваю, этот рад бы помереть от колдовства разбушевавшихся ведьм, лишь бы доказать свою правоту. – Трит помолчал. – Можешь не спрашивать, Вулф. Я тебя никогда не стану бояться. Регни не боялась, и я не боюсь.
Он протянул руку. Вулф вдохнул запах его ладони: смолы, дерева, сладкого масла, которое Трит втирал в волосы; кольца на большом пальце. Палец погладил Вулфа по щеке.
– Засыпай-ка, – посоветовал Трит. – Один Святой знает, что нас ждет в Инисе.
Вулф справился с желанием вцепиться в его руку. Кивнув, он завернулся в меха в уверенности, что не увидит во сне пчел. С тех пор как появился змей, ему ничего не снилось.
Его разбудил гул ледяного шквала, пронесшегося над кораблем. Давясь страхом, он вытянул длинный нож в ожидании слепящего, пожирающего пламени. Сердце тяжелым кулаком бухало в грудину.
Не сразу он распознал ветер и дождь. Одеяло с него свалилось. За хлопаньем парусов, за скрипом он кое-как расслышал: Саума орала на капитана. Туман разошелся, пропустив лунный свет, и невдалеке показались вздымающие чудовищные буруны черные рифы.
Инис.
– Вулф! – крикнула Саума, видя, что он встал. – Буря идет. Придется высаживаться где попало.
– Где мы? – выдавил он. Саума подалась к нему, чтобы расслышать; кудряшки облепили ей лоб. – Что это там?
– Не знаю, лишь бы укрыться. Пойдем дальше, когда уляжется.
В другой жизни Вулф бы обрадовался такому рывку к берегу. Он наслаждался бы брызгами в лицо и вкусом соли на губах, смеялся бы над раскатами грома. Теперь он скорчился под мачтой, вопреки вероятности надеясь удержать в себе вечернюю трапезу.
Они уже чуяли запах суши, когда завыл ветер и Пепельное море обрушилось на корабль. Саума и Трит вместе с купцами сели на весла, капитан правил, а Вулф беспомощно притулился под бортом, уставившись вдаль и сложив на коленях перевязанные, запрятанные в перчатки руки. Он уже обходился без костыля, но на весла его не пускали, пока не заживут пальцы.
Вскоре они уже тянули корабль через мель к берегу. Оказавшись на суше, Вулф первым делом вывернул ужин на песок. Утер рот – рука дрожала, и с волос капал пот.
– Глядите! – крикнул сквозь ветер Трит, указывая вдоль берега. – Там не пещера ли?
Вулф, щурясь от дождевых капель, разглядел отверстие в прибрежном обрыве.
– Ага, – согласился один из торговцев кожами. – Она и есть.
Они развели костер и улеглись вокруг, разложив на камнях промокшую одежду и провиант. К утру буря унеслась дальше, оставив за собой изнуренный дневной свет и слабое мерцание.
Саума нашла Вулфа на песке. Он шнуровал сапоги.
– Мы готовы плыть дальше, – сказала она.
– Нет.
– Что?
– Я сам доберусь до Аскалона. – Он взглянул на нее. – Саума, я больше не выдержу моря.
Она взглянула на юг, вдоль длинной полосы мокрого песка и гальки.
– Тебе не позавидуешь, но если ты твердо решил… – ответила она, выдыхая влажный туман. – Трит составит тебе компанию. Я доплыву с купцами и подыщу жилье в столице. Встретимся там.
– Спасибо.
– Регни посоветовала бы тебе искать в себе сталь. – Она выдохнула носом. – Я не Регни.
Она побрела к кораблю. Трит с плетеной торбой за плечом вышел из пещеры.
Под ногами скользила мокрая от дождя и прилива галька. В просочившемся сквозь зловещие тучи утреннем свете виден был пробивающийся на глубину «Волнорез». Они с Тритом двинулись в ту же сторону, к югу, только куда медленней. Трит, при всей его любви к снегам, никогда не радовался промозглой сырости Иниса и теперь, хоть и не думал сдаваться, морщился под моросящим дождем.
Шли молча, от усталости растеряв все слова. Когда Вулф второй раз поднял взгляд, берег уже затянуло туманом. Сквозь него просвечивал в воде темный горб.