Она годами взбиралась на среднюю вершину, но ни разу не срывалась со скал – разве что нарочно, чтобы тут же перехватиться за нижний уступ. И ее всегда страховал Канифа. На этот раз на поясе страховки не было.
Она умела приземляться: на ноги, расслабив колени, чтобы если что сломать, так ноги, а не череп. Сейчас ей не хватило времени.
Что-то рвануло ей плечо. Слепящая вспышка боли – и земля, пушистый сугроб у подножия часовой башни. Он смягчил падение, и все же в плече и в бедре взорвалась боль.
Поначалу она не решалась шевельнуться и выяснить, сильно ли разбилась. Люди разбегались от нее во все стороны – одни хлынули в башню, другие прорывались наружу. Где-то среди безумия и черного дыма лаяли собаки, звенели крики и подковы.
«Сохраняй спокойствие, – прозвучал из далекого прошлого голос матери. – Если сорвалась, сохраняй спокойствие».
Для начала Думаи шевельнула пальцами ног. Она чувствовала обе ноги. Осторожно сев, застонала от дергающей боли в плече. Плащ порвался по всей длине – зацепил угол крыши. Рукав уже набухал кровью.
Тень над головой. Золотой змей. Он издал переливчатый клич, нагоняя страх, а следом из его пасти ударил алый огонь – стена пламени шириной во всю Белоцветную дорогу.
Думаи заслонила глаза. Заходясь кашлем, она отползла через подтаявший снег в клочок тени. Теперь Фуртии ни за что не отыскать ее в давке людских и конских тел, забивших переулки. Одна надежда – добраться до дворца.
Она пригибалась к земле, опасаясь вдохнуть ядовитые испарения. Ребра горели при каждом движении. Зажимая бок одной рукой, она пробиралась по влажным отпечаткам ног в золе и крови, пока пальцы не скользнули по обугленному телу.
«Не смотри! – сказала она себе, подавляя рвоту. – Не смотри».
Вскочив, она бросилась по переулку и вывалилась на разоренную змеем улицу, где клонились и рушились здания, сгущая серый туман вокруг.
Волоски на загривке стояли дыбом. Повернувшись направо, она увидела… сперва подумала, что лошадь. В идущей кругом голове мелькнула мысль, что на ней, верно, конский доспех, оттого и выглядит так она странно, а потом порыв ветра разнес полный углей дым.
Когда-то это был олень, теперь он оброс чешуей. Броня покрыла голову, бока и шею – все, кроме задних ног, вытянувшихся в длину и отрастивших лишний сустав, отчего зверь выглядел выше обычного. Кровь вытекала из открытой раны на месте оторванного рога. Зубы заострились, оделись металлом, и рога пробивались иглами сквозь металлическую оболочку. За зверем лежал мертвый человек – копыта проломили ему голову.
Думаи дрожала. Глаза зверя остановились на ней, и у нее вырвался крик, похожий на плач.
Она забыла, что босиком и ранена. Боль в боку унялась, поглощенная желанием выжить. Тяжело дыша, Думаи отступила к низкой изгороди, пролезла под ней и свернула за угол. Она оскользнулась на льду, подвернула лодыжку, врезалась в стену, но устояла и двинулась дальше, не подпуская к себе боль.
Еще одно чудовище ломилось ей наперерез – чуть не в два ее роста, одетое чешуей и мехом. Уродливое подобие медведя гнало перед собой толпу, в глазницах горели угли, из ноздрей летели искры. Думаи свернула и тут же увидела кошмарного волка. Нижняя челюсть у него вывернулась из суставов. Волк рявкнул на нее, и она метнулась в переулок, глотая забившую глотку гарь.
На сей раз она ошиблась дверью – попала не в мир сновидений, а в кошмар.
Что-то сбило ее наземь. Она перекатилась, прикрыла голову обеими руками и рухнула, разбив лед, в мелкий канал. Вся мокрая, подтянулась, выползла на мостик – страх придал ей сил.
Канал подсказал Думаи, куда ее занесло. Держась берега, она пролезла под телегой безнадежно испорченных тканей, столкнулась с какой-то женщиной и влетела на Белоцветную дорогу, где, на сколько видел глаз, горели повозки и торговые лавки. Думаи запнулась, поддавшись бесконечной усталости.
«Дитя острова».
Она вскинула голову. Наиматун! Собравшись с силами, Думаи побежала навстречу. Боль раскаленным клинком засела в плече. Наиматун спустилась так низко, что почти скользила брюхом по улице. Люди цеплялись за ее чешуи, хватались за выступы на хвосте. Бережно подхватив Думаи острозубой пастью, дракана поднялась над дымом.
Думаи, бессильно обвиснув в ее челюстях, пролетела над осажденным городом, и вот Наиматун осторожно опустила ее на снег. Думаи бил кашель, но она видела, как зеленая дракана проламывает лед на озере Долгих Дней.
На поверхность она поднялась не одна.
56
Ливень шел три полных дня. Едва он загасил последний пожар в Аскалоне, герцог Робарт разослал гонцов по провинциям. Вернувшись, те доложили, что стая змеев погубила без счета поля и сады в Луговом крае – житнице Иниса – и, напоив пастбища кровью, улетела на юг, вдоль Пути Святого, к Искалину.
Глориан смотрела на толкущуюся у ворот замка шумную толпу. Еще один мятеж. Больше всего ей хотелось выехать за ворота и утешить их, а ее не выпускали из башни Королев – запрятали, как винный бочонок в погреб, дожидаться принца Терико.
В полдень к ней зашла Флорелл:
– Ваша милость, благородный попечитель просит вас присутствовать. Прибыл королевский гонец.
Глориан встала:
– От моего нареченного?
– Не могу сказать.
– Скорей бы, – не Флорелл, а самой себе проговорила Глориан, меряя опочивальню шагами. – Скорее бы выйти на поле боя!
– Глориан, с рождением ребенка твоя жизнь не утратит ценность. Неужели ты хочешь оставить младенца сиротой? – возразила Флорелл. – Не забывай добродетель Умеренности. Да, в тебе хротская кровь, но и инисская тоже. Не все решает меч.
«Я должна верить в меч, – думала Глориан, – иначе сойду с ума».
Дамы надели на нее нижнее платье и юбки скромного серого цвета. Пока Джулиан заплетала ей косы, Адела с Хелисентой смахивали пылинки с плаща и рукавов. Хелисенту все еще мучил кашель.
– Флорелл, – позвала Глориан, – не принесешь ли мне стеганку?
Та промедлила с ответом:
– Вместо доспеха?
– Да.
Ей принесли стеганый доспех по ее росту – без рукавов, из темного сукна, с высоким воротом и железными вставками в подбивке. Одежда оказалась неожиданно тяжелой, но сейчас ее тяжесть скорее успокаивала. Флорелл, справившись с застежками, надела на Глориан корону.
Глориан до сих пор чувствовала себя самозванкой. Все эти наряды виделись ей ничего не значащей мишурой.
Герцог Робарт ждал у башни с мечом на поясе.
– Ваша милость, – заговорил он, уже в поклоне оценив ее одежду. – Спасибо, что не заставили меня ждать.
– Я была бы обязана вам за возможность сопровождать вас чаще, чтобы не терять из виду происходящее в Инисе. – Глориан вместе с ним прошла в сад. – В башне Королев от меня мало проку.
Она сама удивлялась своей решимости. После встречи с Фириделом что-то в ней переменилось. Взглянув в глаза злу, она меньше боялась всего прочего.
– Вас, ваша милость, известят обо всем, что вам должно знать, – хладнокровно ответил он. – И покидать башню вы, конечно, можете когда пожелаете, однако для вас это самое безопасное место. Не будем забывать о покушении в замке Глоуэн.
Они миновали группу расступившихся придворных. Те тоже одевались в цвет серого неба.
– Что до вашего утверждения, что с вас теперь мало проку, – заметил Робарт, – я не могу не возразить против такой оценки.
Они проходили мимо его предка, рыцаря Щедрости с колосом в руках.
– Вы бережете себя, чтобы оказать Инису величайшую услугу. Сейчас, как никогда, ваш народ будет утешен вестью, что королева принесла наследницу.
– Кстати, об этом. Гонец прибыл от принца Терико?
– Я знаю не более вашего, ваша милость. Я не смею принимать королевского гонца в отсутствие королевы.
Они вошли в тронный зал – огромный, выстроенный из светлого камня, наводившего на мысли о преддверии небесного чертога. Глориан обвела взглядом его своды, высокие окна и блестящие полы.
– Что в городе? – спросила она.
– Мы обеспечиваем самые насущные нужды. Продовольствие доставят из Болот и Холмов. Тем, кто остался без дома, придется, пока не отстроятся, довольствоваться кровом святилищ.
«Насколько же это затянется? – подумалось Глориан. – Что толку отстраиваться, если змей обещал вернуться?»
– Вы герцог Щедрости. Что у нас с приютами?
Она нарушила внушенное матерью правило: «Никогда не задавай вопросов». Впрочем, она не видела в том беды. Власти у нее нет. Возможно, знание обеспечит ей хоть малую толику.
– Приюты переполнены. Я позабочусь, чтобы они получали всю возможную помощь, – заверил, подходя к ступеням, Робарт. – Пока мы обдумываем свои действия…
– Что с обороной?
– Нет у нас обороны, кроме лучников и военных кораблей. Я осмотрел город, ваша милость, и убежден, что ни щит, ни оружие не помешают змеям повторить нападение.
– Я бы хотела отстаивать город рядом с вами.
– Разумеется.
Глориан пожалела, что не в ее силах прочесть мысли этого человека.
– Что вы собираетесь предпринять, благородный Робарт? – спросила она. – Пусть нам не победить Фиридела, но малых змеев мы могли бы разбить. Не пора ли призвать народ к оружию?
Должно быть, она не сумела скрыть недовольства. Регент остановился и повернулся к ней.
– Королева Глориан, мне несвойственны страсти. Мне случалось думать, не веду ли я род от рыцаря Умеренности, – суховато заметил он. – Я всегда предпочитал оценивать положение дел отстраненно, не позволяя себе поддаться горю или страху. Это позволяет мне мыслить ясно и трезво – но не примите мое бесстрастие за равнодушие. Мне очень дорого королевство, и я сделаю все, что необходимо для его спасения.
– Понимаю, – примирительно кивнула Глориан; они двинулись дальше. – Моя мать тоже не предавалась страстям.
– В отличие от вас. И вашего отца. – Герцог уделил ей редкую улыбку. – Вы во многом похожи на него.
– Благодарю.
– Вы дивно почтили его память после погребения.