– Это старинный хротский обычай. Они называют это ситамал – «последнее сказание». Так делали еще до Святого, только тогда они своих умерших сжигали.
– После такой песни умершего запомнит сама земля, – сказал герцог Робарт, и Глориан с любопытством взглянула на него. – Мне это интересно, ваша милость. Как глубоко ни погребай прошлое, оно всегда прорывается на поверхность. Я нахожу, что лучше понимать его, нежели бояться.
Поднявшись по шести крутым, сходящимся кверху ступеням – нарочно сделанным высокими для династии рослых королев, – Глориан остановилась. Перед ней стоял статный трон Иниса из молочного моргийского мрамора, изящный в своей простоте. Рядом приставили складное кресло. На балдахине цвета красного вина красовался герб Истинного Меча.
Глориан повернулась, опустилась на сиденье. Даже сквозь подложенную подушку чувствовался холодный твердый камень.
– Ваша милость… – Герцог Робарт уже стоял рядом; он тихо сказал: – Боюсь, на троне следует сидеть мне. Он символизирует высшую власть Иниса, которая пока в моих руках.
Он кивнул ей на кресло и добавил:
– Простите меня.
– Понимаю, – ответила Глориан, лицо ее вспыхнуло.
Регент вежливо выждал, пока она пересядет, и только потом, не выказывая никакой радости, занял трон, после чего дал знак распорядителю, и тот снова открыл двери.
В тронный зал вошла женщина. Ее каштановые волосы спадали до пояса. Одежда промокла, измялась, щеки раскраснелись.
– Подойди, – обратился к ней Робарт. – Кто стоит перед королевой Иниса?
– Ваша милость, благородный регент. – Она низко поклонилась. – Я Мара Гленн, дочь благородного Эдрика, барона Гленна Лангартского.
– Сестра Вулфа, – вслух припомнила Глориан.
– Да, ваша милость.
– Искренне соболезную.
– Спасибо. – Мара прервалась, чтобы откашляться в перчатку. – Простите, это от гари.
Дым до сих пор темным колпаком нависал над городом.
– Ваша милость, мои глубочайшие соболезнования. Королева Сабран была…
– С вашего позволения, госпожа Гленн, – прервал ее герцог Робарт. – Мне сказали, вы доставили королевское послание.
– Да, от дамы Мариан Беретнет. – Мара сжала ладони. – Благородный Робарт, вы выслали мою госпожу с домочадцами в Катил, но сырость Торфяников вредит ее здоровью, и замок обветшал, в нем холодно и кровли протекают. Я умоляю позволить ей перебраться сюда, ко двору. Ее сердце и так разбито запретом присутствовать на погребении дочери.
Глориан незаметно покосилась на регента – тот не переменил выражения.
– Перед лицом нависшей над Инисом угрозы дама Мариан хочет быть рядом с единственной оставшейся у нее родственницей, королевой Глориан, чтобы поддерживать ее советом и разделить ее горе. – Мара взглянула на Глориан. – Прошу вас, ваша милость, о капле щедрости. Ее единственное желание – быть рядом с вами.
Герцог Робарт чуть откинулся на троне:
– Благородный Эдрик извещен о вашей поездке, госпожа Мара?
– Нет, мой господин. Я прямо из Катила.
– Это извиняет ваш промах. Благородный Эдрик помнит правление королевы Мариан, – напомнил ей регент, – и рассказал бы вам, как оно едва не разрушило Инис. Кажется, тогда от рук убийц погибли и ваши кровные родители. Если она полагает, что отсутствие королевы Сабран позволяет ей вернуться, боюсь, она ошибается.
– Дама Мариан не имела в виду проявить непочтительность, благородный Робарт, – окрепшим голосом ответила Мара, – но, как частное лицо, она, конечно, не причинит никакого вреда. Она стара и нездорова. Если бы ей можно было просто…
– На этом все, госпожа Гленн. У меня много дел по защите королевства. – Регент выпрямился. – Я пошлю каменщиков устранить протечки в Катиле. Доброго дня.
Мара сжала губы:
– Мой господин, я передам ваш ответ.
Она готова была уйти. Глориан, не успев ничего обдумать, окликнула ее:
– Госпожа Гленн!
Мара немедленно обернулась.
– Прошу вас передать моей благородной бабушке мои наилучшие пожелания и соболезнования.
– Передам, ваша милость. – Мара с облегчением улыбнулась ей. – Спасибо вам.
Она была уже у дверей, когда Робарт произнес:
– Возможно, вам не следовало этого делать, ваша милость.
– Неужели мне нельзя утешить бабушку – свою кровь и кровь Святого? – насупилась Глориан. – Почему вы сослали ее в полуразрушенный замок, благородный Робарт?
– Катил – надежная и отдаленная крепость. Там даме Мариан безопаснее всего. Я всего лишь прошу не внушать ей ложных надежд. Мы не можем допустить ее возвращения, когда Инис висит на волоске.
Внезапно дверь зала распахнулась. Вбежал, спотыкаясь на ходу, запыхавшийся оруженосец. За ним стояла удивленная Мара.
– Королева Глориан! – выкрикнул юноша. – Выживший… Спасшийся с «Убеждения»! С пропавшего корабля!
Глориан вскочила. С чуть заметным промедлением встал и Робарт, хотя его лицо осталось воплощением невозмутимости.
– Надеюсь, ты сможешь это доказать, – произнес он. – Кто тебе сказал?
– Он был с ними, сударь, я сам тому свидетель, – настаивал оруженосец. – Я отлично его помню.
– Веди его сюда. Быстрей, мальчик, веди.
Снаружи уже поднялся шум, и человек вошел в тронный зал в окружении толпы придворных. Мара, вскрикнув, бросилась к высокому, обожженному ветром мужчине. Когда она наконец выпустила его, Глориан рассмотрела заросшее бородой лицо. Руки его были обмотаны повязками, щеки запали, усталость оставила под глазами как будто следы подков.
Но это был он, живой.
– Вулф, – прошептала она.
Вулф шагнул к мраморному трону. Они с Тритом скакали всю дорогу от Каддоу-Холла, через змеившиеся по Торфяникам заболоченные ручьи, до затянутой дымом столицы, и за ними по пятам летел страх перед чумой.
– Благородный Робарт, я Вулферт Гленн из Лангарта, младший сын баронов Гленн.
– Двое Гленнов. – Робарт всматривался в его лицо. – Ты был в дружине короля Бардольта.
– До его последнего вздоха. Сейчас меня послал король Эйнлек Хротский, чтобы засвидетельствовать случившееся в Пепельном море на борту «Убеждения». И предостеречь вас от грозной опасности.
– Дивлюсь столь невероятному событию, мастер Гленн, – если это действительно ты, – прищурился на него благородный Робарт. – Выжить в зимнем море невозможно.
– Прошу прощения, сударь, но я выжил.
Как ни старался распорядитель выпроводить народ, людей в зале все прибывало.
– Это действительно Вулферт Гленн, благородный Робарт, – обрела дар речи Глориан. – Я сама за него ручаюсь.
Она выступила вперед:
– Прошу тебя, Вулф, расскажи, что ты видел.
– Ваша милость, прежде я должен сделать другое.
Он так сбил бедра в седле, что боялся запрокинуться на спину, но все же преклонил колено у подножия трона:
– Королева Глориан, я отдаю тебе свой меч и топор, как отдавал твоему благородному отцу, а после твоему родичу королю Эйнлеку. Хотя я ныне служу ему, я готов служить и той, в ком течет кровь вождя, за которым я шел десять лет. Я вновь присягаю дому Храустр. Я клянусь тебе в верности. Если ты ее примешь.
Глориан протянула ему руку – ту, на которой блестело хротское кольцо.
– Принимаю, – сказала она. – Встань, Вулферт Гленн, воин Инисского королевства.
– Ваша милость.
Когда он поднялся, по сторонам от него стояли Мара и Трит. Сестра вцепилась в руку брата, словно боялась снова потерять.
– Я расскажу вам, что случилось с «Убеждением», – громко, насколько позволяло поврежденное горло, проговорил Вулф, – но прежде должен предупредить об иной угрозе, объявившейся вблизи Елдовой Головы. Чума, ваша милость, – болезнь, что зародилась в Офандауте и широко шагает теперь по Хроту. Она уже здесь, в Инисе, блуждает по Торфяникам.
Придворные зашептались. Взгляд Глориан выхватил угрюмое лицо костоправа Келл Бурн.
– Я настоятельно советую закрыть порты, найти корень заразы и не пустить ее дальше. – Вулф с усилием выдохнул. – А теперь я расскажу вам все, что видел.
Оставшись одна в светлице, Глориан горько рыдала, в гневе рвала на себе волосы. Вулф рассказал все. Рассказал, как отважно ее родители встретили Фиридела – и свой конец.
Если они такое совершили, она вытерпит принца в своей постели. Она даст Инису наследницу.
Теперь закон позволял ей короноваться. Вулф засвидетельствовал смерть прежней правительницы. Он прошел огонь, снег, топи, прошел по самому краю гибели, чтобы ее предостеречь.
В городе слабо мерцали редкие огоньки. Она при свете свечи вскрыла письмо двоюродного брата, запечатанное гербом дома Храустр. Письмо, которое Эйнлек передал с Вулфом.
«Сестра, не стану сыпать словами, потому что время не терпит и огонь подступает вплотную. Я каждое утро просыпаюсь, не веря, что это случилось – что я видел падение легендарного короля и вознесение зла, столь ужасного, что оно затмевает войну моего детства.
Моя мать, как и я, посылаем тебе горестные соболезнования. Прими от меня благодарность за королевство, по праву принадлежащее тебе. Прежде всего, я самым решительным образом заверяю, что останусь верен тебе, на чьи плечи в такие юные годы легла столь тяжкая ноша. Это несправедливо, это жестоко, но таковы все испытания, посылаемые Святым. И он изнемогал, и он страдал, чтобы изгнать зло из нашего мира. Теперь тебе пришлось встать за него, и это на половине тех лет, в какие он встал против Безымянного. Тебе довелось быть и щитом, и мечом.
Я не намного старше тебя, Глориан, но прими от меня совет, как от человека, который сам был брошен в войну в нежном возрасте. На всяком поле боя есть воины, а есть вороны – воины на снегу, вороны поджидают на деревьях. Взгляни на тех, кто с тобой рядом, и реши, кто есть кто. Разбери, кто будет воевать, а кто пировать на мертвецах. Кто встанет рядом с тобой, а кто будет дожидаться твоего падения. Понимание может спасти тебе жизнь».
Она провела пальцем по черному крылу там, где размазались чернила.
«В эти месяцы или годы мы все должны будем обратить взгляд к своим берегам, на свои народы. Я – глава очень юного дома, преемник короля, поставившего страну на колени, и потому мой взгляд будет прикован к Северу. Но будь уверена, сестра, что Хрот всегда с тобой. Наш народ моря будет сражаться под знаменами Святого, чтобы в их с