– Дама Мариан. – Хелисента взглянула на Мару. – Слабая королева, не спорю, и все же могла бы она занять его место?
– Да, – убежденно ответила Мара. – В преклонных годах она стала сильней, и Глориан она любит.
– Вот-вот. А вас я просто прошу установить истину. – Хелисента обращалась в основном к Вулфу. – Брак уже не отменить, но и он не помешает обезопасить королевство.
Мара что-то прикидывала.
– Думаю, несколько недель Мариан без меня обойдется. У нее еще остались верные слуги. Что скажешь, Вулф?
– Поеду с тобой уже затем, чтоб раз и навсегда доказать, что не водится в том проклятом лесу никаких злых чудес. Эйнлек просил меня позаботиться, чтобы в Инисе Глориан ничего не грозило. – Вулф выдохнул носом. – Нельзя ли мне с ней повидаться, Хелисента?
– Она вскоре должна подойти. – Дама встала. – Об этом с ней не говори, Вулф. Нехорошо, если она заподозрит регента понапрасну. Скажи ей просто, что хочешь проведать родных.
– Постой… – Вулф закашлялся. – Что значит «должна подойти»?
– Она просила меня устроить ей встречу с тобой в полночь. Я решила зайти пораньше.
Когда Хелисента вышла, Мара снова подсела к брату:
– Вулф, ты уверен, что не боишься Дебрей?
– Это все в прошлом. Пора наконец взглянуть страху в глаза. Самому увидеть, что это всего лишь лес.
– Тогда надо мне написать Мариан, – вздохнула Мара. – Как думаешь, ты в седле день-другой продержишься? Сначала заедем в Лангарт. Без отца нам нельзя выступать против регента.
– Согласен, – сказал Вулф. – Еще я попрошу тебя найти Сауму, это моя сестра по доле. Скажи, чтобы возвращалась к Эйнлеку. Мы с Тритом найдем ее, когда будет можно.
– Постараюсь.
Без Мары тишину опустевшей комнаты нарушало только потрескивание горящих поленьев. Вулф засмотрелся на них – и увидел пламя, пляшущее над «Убеждением».
В полночь дверь снова отворилась, и к нему в комнату вошла королева Иниса в ночном платье. Она закрыла за собой дверь. Волосы, еще влажные после мытья, доставали ей до пояса.
– Ваша милость. – Вулф с усилием поднялся, придержался за столбик кровати. – Глориан!
– Я думала, больше тебя не увижу. – Она шагнула в отблески огня. – Я по тебе горевала, Вулф.
– Я еще не нужен Святому.
– Хотела поблагодарить тебя с глазу на глаз. Ты столько настрадался и все же вернулся мне помочь.
– Глориан, – тихо и мягко сказал Вулф, – зачем вы согласились на брак с Гумой Веталда?
Она старательно согнала с лица всякое выражение:
– Кроме всего прочего, он принесет Инису значительное приданое.
– Почему бы ему тогда не жениться на вашей бабушке? – с досадой бросил Вулф. – Вы могли бы…
– Королевам не дозволен повторный брак, если только мы не овдовели, не принеся потомства. Кроме того, моя мать предложила Искалину инисскую наследницу. Инис хоть и стоит во главе Добродетелей, но войско у нас малое, нет военных машин, казна скудна. Мы не сдержим упорный натиск. – Она отвернула лицо. – И еще мне нужна дочь. Надо… с этим покончить, Вулф. Для меня это самый скорый способ зачать дитя.
– Когда назначено бракосочетание?
– Оно уже состоялось – по доверенности. Герцога заменил какой-то искалинский придворный, я была в сером… – пустым голосом сообщила Глориан. – Гума уже на пути в Инис или скоро выедет.
– Ребра Святого! А он знает, что вам шестнадцать?
– Точно не скажу.
– Если знает, он чудовище. – Вулф заглянул в ее осунувшееся лицо. – Вы и представить не можете, на что согласились.
– Я отлично представляю, что происходит за дверями спальни, – отрезала Глориан. – Но Фиридел поклялся вернуться к лету, и… Вулф, к тому времени я должна зачать.
– Почему не дождаться более спокойных времен?
– Потому что, если я умру, не оставив наследницы, на волю вырвется еще и Безымянный. И еще мне надо, чтобы Совет Добродетелей перестал видеть во мне только детородное чрево – сосуд, который надо наполнить. Пока это не сделано, мне не видать свободы. Пока я не принесу плод, мне не позволят сражаться вместе с моим народом. Ты можешь вообразить, что такое, когда в тебе видят только будущую жизнь, не замечая твоей?
– Не могу. И никогда не узнаю, каково это. – Вулф шагнул и встал перед ней. – Но я на себе испытал, как бывает, когда люди от тебя чего-то ждут, и не всегда исполнимого.
– Это другое дело. Я королева, я Беретнет. Мое тело мне никогда не принадлежало и не будет принадлежать, пока я не заплачу божественную дань Инису. Только после этого мне можно стать королевой-воительницей.
Вулф больше не мог слушать. Он схватил ее за руку:
– Ложись со мной.
– Что? – Она изменилась в лице.
Едва первые слова сорвались с языка, остальные полились сами собой:
– Возьми меня. Хоть раз выбери сама за себя. Ты можешь попробовать зачать до того, как в Инис въедет старый герцог.
– Нельзя. – Глориан пристально смотрела на него. – Это прелюбодеяние. Тебя казнят, если узнают.
– Да-да. И ребенок будет незаконным – дочь отверженного, никто и звать никак.
– Вулф, ты…
– Я, Глориан. По законам этой страны я, пока благородный Эдрик не дал мне свое имя, был найденышем. И вряд ли я – потерянный принц. – Вулф взглянул ей в глаза. – Но если кто и узнает, бьюсь об заклад, в такое время им будет все равно.
– Принц Гума обязательно узнает.
– Если он хороший человек, он будет только рад. Если нет, все равно закроет на это глаза, потому что супруг инисской королевы – неплохое положение для его преклонных лет, незаслуженно высокое. Ему только и надо, что объявить брак совершившимся.
Глориан всмотрелась в его лицо:
– Ты и правда готов ради этого рискнуть жизнью, Вулф?
– Да.
– Почему?
Потому что он не мог поступить иначе, видя ее в ловушке. Не мог не дать ей выбора, кроме этого искалинского принца.
И что-то в нем всегда тянулось к чему-то в ней.
– Ты сказала, что о любви там речи нет. А у нас, может, и не любовь столетия, но ты мне дорога, Глориан. Ты была мне первым настоящим другом, пока я не перебрался в Хрот. Ты помогла мне вынести мою судьбу, и я, если позволишь, буду рад ответить тем же. – Он пальцем чуть приподнял ей подбородок. – Я дал твоему брату слово беречь тебя.
– Сильно сомневаюсь, что он имел в виду это.
– Да уж… – Вулф выдавил слабую улыбку, и она ответила. – Но и я сомневаюсь, что он подразумевал для тебя постель с принцем Гумой. Думаю, такого не потерпел бы и сам Святой.
Он прижался лбом к ее лбу. Она закрыла глаза и протянула к нему руки, прохладные ладони обняли его лицо. Прикосновение расшевелило память одного летнего дня.
«Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь понравился мне больше тебя, Вулф. Давай будем дружить до самой смерти!»
Первая клятва, которую он принес, не считая данной ее покойному отцу. Они в розовом саду накололи пальцы одним шипом и сложили их – кровь к крови.
– Дай мне подумать, – еле слышно выдохнула Глориан.
– Хорошо. – Он отстранился. – Я собираюсь навестить своих. Вернусь после праздника Ранней Весны. Если согласишься, задержусь немного в Инисе, и мы попробуем. Если нет, вернусь к королю Эйнлеку.
Глориан кивнула:
– Мои наилучшие пожелания твоей семье – и моя благодарность за все, что им предстоит в скором времени.
– Передам.
– Пока ты не уехал, один вопрос. Моя мать… – Глориан запнулась. – Как она была одета, когда погибла?
Вопрос застал его врасплох. Он снова очутился на «Убеждении», в сером тумане.
– В красное, – тихо сказал он. – Самый яркий цвет, какой только можно представить. Сочный, чистый, как инисская роза.
– Спасибо. Да сохранит тебя Святой, Вулф.
– И тебя. Глориан Сердце-Щит.
Глориан замерла:
– Так назвал меня змей.
– Да, мне рассказывали. Тебе подходит.
Она снова взглянула на него, и он увидел в ее глазах пробудившийся Хрот – железо и лед.
59
Роза Юга – Ираньям – простояла двенадцать столетий. Она поднялась над песками великой равнины, развернула лепестки музыки и торговли, напиталась влагой из древних подземных тоннелей, подводивших воду с Веретенных гор. Тунува направила Нинуру по ее улицам к востоку, мимо отрядов солдат в шлемах с забралами, через арку ворот внутреннего города.
Землю устилали трупы – обожженные, смятые, иногда то и другое. Здесь и там узкие отверстия в стене открывали вход в водоводные тоннели. Одни эрсирцы уносили вниз по ступеням детей, другие на поверхности сражались с первым попавшимся врагом.
Тунува с трудом дышала сквозь капару. Даже полотняная повязка не спасала от запаха гари и горелого волоса. Продлись такая осада нескольких недель – год или чуть больше, – и конец человечеству. Даже обитель не поможет.
Канта верно сказала: «Это будет не война, а бойня».
Змеи вывели из яиц звериное воинство. По пути из Лазии Тунува навидалась бывших быков и оленей, обретших новую жизнь. Она видела, как малые змеи гложут тела, стаями кружат над городом и песками. Повсюду, везде.
Но слова Канты заслоняли все, и как Тунува ни старалась, даже среди общего смятения не могла выгнать их из памяти. Дыхание у нее стало резким и жарким.
«А если это он?»
Она его оплакала. Двадцать лет прожила со шрамом в душе, и вот шрам открылся, потек кровью.
«Что, если он жив?»
Она отгоняла эту мысль, продвигаясь все дальше, к крепости на холме Ираньяма. Падал пепел – черный снег не видавшего снегов города пустыни.
По левую руку змей обрушил ветряную башню, обломки выбили из домов под ней густую тучу кирпичной пыли. В ту сторону бросились конные копейщики; безоружные горожане разбегались, очищая им дорогу. Нинуру вступила под круглую колоннаду рынка, где укрылись от пожаров множество людей, сплошь и рядом тяжело раненных.
Вопли сливались с ревом. Тунува коленом повернула Нинуру вправо. Они едва успели проскочить: упавший валун расколол круглую крышку водного бака, как череп.