Он молча выслушал женщин, взял карамельку из лежащей перед ним коробки, засунул ее в рот и глубоко вздохнул.
– Правила есть правила, я ничего не могу сделать для вас.
Анна стала пунцовой.
– Но вы же не можете бросить на произвол судьбы двух пожилых людей на другом конце света. Это, наконец, бессовестно с вашей стороны!
– Все предусмотрено, не сомневайтесь, – ответил он с сильным английским акцентом. – Как только будет возможно, они будут репатриированы самолетом во Францию, как это предусмотрено правилами, которые вы, разумеется, читали, прежде чем подписать.
– Месье, – проникновенным голосом произнесла Мари, пытаясь привлечь его на свою сторону, – вы не можете быть до такой степени бесчувственным. Они не хотели ни вам навредить, ни смутить пассажиров. Они просто обменялись дружеским поцелуем, думая, что никто их не видит.
– К сожалению, человек, который застал их «на месте преступления», был крайне возмущен этим случаем, и его мнением мы очень дорожим, потому что он составляет туристические справочники.
Камилла захлопала в ладоши.
– Мне все понятно. Вы выбрали отличную позицию, предпочитая пожертвовать двумя пожилыми влюбленными ради вашей репутации. Не сомневайтесь, я смогу ее вам основательно подмочить и все в красках опишу в интернете.
Директор положил в рот вторую карамельку.
– Если вам больше нечего мне сказать, то вы свободны. У меня много дел: нужно организовать репатриацию.
Подруги чувствовали себя окончательно выбитыми из колеи. Они встретились с Жоржем и Марианной в кафе на палубе «F». Их кругосветка закончится завтра в Сан-Франциско. Но они не казались гораздо менее расстроенными, чем можно было ожидать.
– Я уже смирилась с тем, что мы не увидим Сиднея, Пхукета и Дубая, – сказала Марианна, мешая ложкой сахар в чашке с кофе. – У нас не будет фотографий из этих мест, которые мы бы развесили дома по стенам. Но это не так страшно, принимая во внимание, что мы вернемся домой с чем-то более драгоценным, чем все кругосветные путешествия вместе взятые.
– Это правда, – подтвердил Жорж. – Надежда закончить свои дни счастливым стоит больше, чем посещение любой страны.
25
Проснувшись среди ночи, Мари услышала, как кто-то скребется в ее дверь. Она зажгла свет, накинула длинную футболку, встала и пошла открывать. В ее каюту тут же проник Лоик. Закрыв за собой дверь, он повернулся к ней и жадно впился в ее губы.
– Я так давно хочу тебя, – прошептал он ей на ухо, прижал ее к стене и пробежался губами по напряженной шее.
Рот Мари нашел его губы, языки сплелись в бешеном танце, она запустила пальцы в седые волосы, сунула руку под его футболку и одним махом сдернула ее.
Мышцы его спины двигались под ее пальцами; он обхватил ее за бедра и приподнял; она обвила его ногами, издавая стоны при каждом движении тазом и чувствуя горячее дыхание на своей шее.
Да когда же он наконец снимет свои джинсы?! Она так хотела его, сейчас же, сию же минуту.
Он расстегнул ремень, и…
…и звук туманного горна разбудил ее. Мари приподнялась на кровати. Судно в облаках густого тумана входило в бухту Сан-Франциско.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Она встала и открыла застекленную дверь на балкон. Это был не первый эротический сон в ее жизни, но этот показался настолько реальным, что до сих пор пробирал мороз по коже.
Сексуальная жизнь Мари сводилась к выполнению супружеских обязательств раз в месяц. Это всегда происходило в воскресенье вечером, во время рекламы, которая предшествовала теленовостям. Она сжимала зубы, пока Родольф ерзал на ней, представляя, разумеется, другую. А что касается получения удовольствия, то у нее для этого были пальцы. Сам Родольф считал, что предоставляет ей необходимый минимум. Она никогда не знала другого мужчины и должна была удовлетворяться тем, что имела. Удовлетворяться его телом, которое, вытянувшись во всю длину, тяжело давило на нее, удовлетворяться однообразными возвратно-поступательными движениями, его хрипами, его широко раскрытым ртом, означавшим, что он скоро поцелует ее в лоб и выйдет из спальни вместе со своими причиндалами, болтающимися между ногами. Моменты интима еще больше отдаляли их друг от друга.
Она ему никогда не изменяла, даже не помышляла об этом. Но ей иногда снились эротические сны, от которых оставались смутные обрывки после пробуждения. Героем в них редко был Родольф. Иногда это были актеры из сериалов, часто безликие мужчины, которых невозможно было узнать. А в прошедшую ночь ее партнер имел и имя, и лицо.
Хотя это не имело никакого значения. Очень скоро этот забавный сон забудется, и она завяжет с вином.
Сан-Франциско был такой, каким она его видела на DVD: космополитичное, добродушное, очень общительное население и архитектура, резко контрастировавшая с небоскребами больших городов.
Мари, Анна и Камилла всем другим видам транспорта предпочли канатную дорогу, чтобы полюбоваться домами викторианской эпохи, улицами, ползущими вверх по склонам, холмами и нарядными бутиками центра города. Они были в восхищении, город заслуживал своего второго названия: Everybody’s Favorite City – «Всеми любимый город».
В конце дня туман рассеялся, и они наконец смогли насладиться впечатляющим зрелищем: «Голден-Гейт-Бридж», мост «Золотые ворота».
Анна без конца подносила руки к вискам.
– Девушки, я вас оставлю в этот вечер. Ужасно болит голова, пойду отдохну, чтобы завтра быть в форме.
– Ты уверена, что у тебя все в порядке? – спросила Мари. – Ты от нас ничего не скрываешь в этот раз?
– Да, все нормально, не беспокойтесь, – ответила она, улыбаясь. – У меня просто мигрень. Мне нужно полежать в тишине. Ведь мы здесь пробудем еще день, так что завтра я смогу все увидеть.
– Черт возьми, у меня тоже были планы на сегодняшний вечер. Но разве я смогу тебя оставить одну, Мари? Я слышала, здесь есть бар, в котором собираются самые красивые парни города. Пойдешь со мной?
– Нет, иди одна. Твоим парням я предпочитаю хороший ресторан с местной кухней.
– Я уже и не помню, когда мы проводили вечер друг без друга. Мне вас будет чертовски не хватать.
Проводив Анну и выслушав рекомендации Камиллы («Ночью, одна, в незнакомом городе – это более чем неразумно!»; подруге она адресовала те же самые слова), Мари надела куртку и, сунув ноги в самые элегантные туфли, отправилась на ресепшен судна. В этот день службу нес Арнольд.
– Добрый вечер, мадам. Могу вам чем-нибудь помочь? – произнес он с неизменной улыбкой.
– Добрый вечер, Арнольд, не могли бы вы посоветовать мне ресторан. Я составила для себя список, но все равно не знаю, какой из них выбрать.
– Разумеется, вы могли бы посетить…
– Думаю, «Gary Danko» стоит того, чтобы в него заглянуть, – вдруг произнес голос позади нее, принадлежавший Лоику. – Я как раз туда направляюсь. Не составите мне компанию?
Арнольд утвердительно качнул головой.
– Подтверждаю, у ресторана прекрасная репутация. Кроме того, небезопасно бродить ночью по городу одной.
Мари колебалась всего лишь нескольку секунд.
– Ок, я иду с вами. Но это только ради того, чтобы успокоить Арнольда.
26
«Gary Danko» был настолько известный ресторан, что привлекал гурманов со всего мира. Когда такси остановилось, Мари и Лоик поняли, что поужинать им не удастся: от двери вдоль улицы тянулась бесконечная очередь. Недолго думая, они решили удовлетвориться гамбургерами в «Wayfare Tavern».
Едва сев за столик, Мари тут же набросилась на колу.
– Умираю от жажды. Мы сегодня целый день гуляли по городу и даже ни разу не присели!
Лоик посмотрел на нее и улыбнулся. У него была ямочка на правой щеке. Раньше она этого не замечала.
– Откуда ты знаешь про этот ресторан? Ты здесь уже был? – спросила она.
– Никогда. За исключением Испании, когда я был ребенком, и Лондона, я нигде не был. Но кухня всегда вызывала во мне интерес.
– Удивительно, но мне тоже не приходилось путешествовать. Скажи, а почему ты выбрал кругосветное путешествие, причем именно этот круиз?
– Я выбрал этот круиз, потому что мне хотелось побыть в одиночестве. А почему кругосветка? Потому что мне всегда хотелось путешествовать, но у меня не было такой возможности.
Нольвен, жена Лоика, страдала ярко выраженной тревожностью. Она боялась людей, боялась удалиться от привычных точек отсчета, боялась саму себя, боялась страха, который она ощущала. Более или менее сносно она себя чувствовала в знакомом окружении: их дом, их квартал и, в качестве исключения, остальная часть их города. Ей было сложно сесть на поезд, а о самолете вообще говорить не приходилось. Она все перепробовала, чтобы справиться со своими фобиями: софрология[15], йога, психотерапия, гипноз, акупунктура, таблетки, но они оказались бессильны.
Поскольку страхи не поддавались адаптации к жизни, они адаптировали жизнь к ее страхам. Дом и только дом. Когда возникала необходимость, Лоик сам решал все проблемы. Это не вызывало у него неприятия, и у него не было ощущения, что ради жены он пожертвовал своей собственной жизнью. Но когда она умерла, его первым желанием было уехать из дома. Как можно дальше от подушки, которая хранила ее запах, от ее туфель у входа, от картин, которые она выбирала, и от родственников, которые теперь смотрели на него другими глазами.
Лоик попытался справиться с постигшей его трагедией ради детей: ведь они только что потеряли свою мать. И это было бы слишком жестоко, если бы их покинул и отец. Но родители Нольвен убедили его в том, что для них было бы намного тяжелее видеть, как он погружается в депрессию. И тогда он отдал детей на попечение бабушки с дедушкой, договорился с шефом, что будет работать в течение трех месяцев дистанционно, и собрал чемоданы.
– Я сто раз менял решение, но сейчас думаю, что правильно поступил.