– Но у них не было бы моих фотографий, на которых я целовалась взасос с едва знакомыми парнями. А ведь я-то думала, что ты таскаешься за мной, потому что влюблен. Маленький мерзавец! На самом деле тебе больше двадцати лет?
– Да, мне двадцать пять.
Камилла села на кровать, обхватив голову руками.
– Прошу тебя, прости меня. Я искренне прошу у тебя прощения. Я не хотел причинить тебе столько горя. Я только думал о сенсации, о той шумихе, которая поднимется. Ничто другое мне даже в голову не приходило.
– Ок. В любом случае, что сделано, то сделано. Моя репутация вконец подмочена. Мне остается только ненавидеть тебя.
– Я могу что-то сделать, чтобы искупить свою вину?
Камилла усмехнулась.
– За исключением того, что ты мог бы изобрести машину времени, чтобы уничтожить все это, я не могу представить, что можно сделать…
Мари подошла к Янису.
– Я бы повыбивала тебе все зубы, но, к сожалению, не могу этого сделать, потому что они тебе еще пригодятся. Ты ведь хочешь искупить свою вину? У меня есть идея относительно того, как это осуществить.
58
– Я позвонила Уильяму.
Камилла завтракала вместе с Мари на ее балконе.
– Быть не может! – ответила Мари, макая сдобную булку в чашку с шоколадом. – Это было спонтанное решение?
Камилла объяснила. На этот шаг ее подвигла беседа с Марианной. Мы все идем одной дорогой в одно и то же место. Так пусть же наш путь будет счастливым. Эта фраза не выходила у нее из головы с того самого вечера. Ей казалось, что она должна позвонить. Разумеется, это ни к чему не приведет, но она хотя бы не будет сожалеть, что не сделала этого.
Она заносила в телефон номера всех своих жертв. И она разместила смайлик с сердечками вместо глаз рядом с именем Уильяма. Ее руки дрожали, когда она набирала номер. Может быть, он даже и не вспомнит ее. А может быть, ее звонок оторвет его от дел, и он не сможет разговаривать.
– И что дальше?
– Оказалось, он ждал моего звонка.
Уильям пребывал в том же состоянии, что и она. Он не мог ее забыть и что только ни делал, чтобы найти ее. Он даже позвонил судовладельцу, чтобы узнать ее фамилию. Но все напрасно. Единственное, что ему осталось от нее, это фотография, ее имя и рисунок, который она нацарапала на бумажной салфетке.
Он даже собирался отправиться в Бордо в надежде на случайную встречу, хотя понимал, что это полное безумие.
– Я знала, что между нами что-то произошло, но такого не ожидала! Я чувствую себя, как на облаке…
Улыбаясь, Мари захлопала в ладоши.
– Я так рада за тебя! И что ты собираешься делать?
– Понятия не имею, – ответила Камилла, прикурив сигарету. – Я не представляю, что могла бы все бросить ради парня, которого едва знаю. В то же время я не смогу продолжать жить так, как если бы ничего этого не было. Все обдумаю, когда вернусь.
– Но, напоминаю, у тебя остается всего лишь несколько недель, чтобы принять окончательное решение!
– Да. Но одно я теперь точно знаю: с парнями покончено. Отныне моя вагина – заповедное место!
– Как красиво звучит. Тебе бы поэмы писать.
Они рассмеялись. Этот круиз был щедр на сюрпризы. Каждый день предлагал что-то новое. И да здравствует следующая радостная неожиданность!
59
Бурдж Халифа – самая высокая башня в мире. Находясь почти в километре над землей, Мари, Камилла и другие туристы с замиранием сердца любовались видом, открывающимся на триста шестьдесят градусов. У их ног лежал Дубай, предлагая захватывающий спектакль. Небоскребы тянулись к небу, оставив далеко внизу традиционные кварталы, самые высокие из них пронзали облака. Бежевый фон города расцвечивали голубая вода бассейнов и зелень парков. В нескольких километрах от берега вырос из воды знаменитый рукотворный архипелаг «Мир», тридцать островов которого символизировали планету.
Камилла оторвала взгляд от подзорной трубы.
– Говорят, Брэд Питт является собственником одного из этих островов. Эх, надо было попросить Джорджа представить меня ему.
– Ты хочешь сказать Педро? – спросила Мари, улыбаясь. – Ладно, я спускаюсь, это слишком высоко для меня. Думаю, Анна меня заразила.
– То же самое могу сказать о себе. Я даже не в состоянии различить дома. Можно подумать, огромный муравейник. Я себя чувствую крошечной.
Мари бросила взгляд в сторону Лоика, проходя мимо него. Рядом стояла Франческа. Во время предыдущих остановок Мари неоднократно случалось видеть ее садящейся в такси или в арендованную машину: итальянка явно предпочитала изучать мир в одиночку. Но сейчас она, видимо, решила подыскать себе пару. «Возьми меня» – крупными буквами было написано у нее на лбу. Она использовала любую возможность, чтобы ее грудь оказывалась на уровне глаз Лоика. Что он только ни делал, чтобы дать ей понять: окружающие пейзажи интересуют его гораздо больше, но Франческа, по всему, была уверена, что он падет к ее ногам.
Войдя в лифт, Мари улыбнулась: при таком напоре ему грозит вечером заняться с этой итальянкой любовью. Она не была ревнивой. Сначала ей казалось, что Родольф не дает ей повода. Она была уверена: ему претит супружеская неверность, и он бы первым растерзал того, кто ищет вне дома сексуальных радостей. Но довольно скоро она поняла, что единственное, чем его притягивал семейный очаг, так это отдыхом после получения удовольствия на стороне.
Первое время Мари много плакала, потом ее чувства сами собой испарились. Домой он каждый раз приносил новый запах: свежий лесной, цветочный или амбровый. Она часто находила на его одежде волосы: светлые, темные, короткие, длинные, вьющиеся, и она не раз видела следы светлой, темной или перламутровой помады на рубашках. Она читала эсэмэски, которые хотела бы получать, слышала разговоры, которые предпочла бы никогда не слышать. Она чувствовала себя уставшей, разочарованной, но не ревнивой. Она сказала самой себе, что никогда не будет ревновать.
В автобусе, который вез их на сафари в пустыне, она сидела рядом с Камиллой. А рядом с Лоиком, вцепившись в него мертвой хваткой, сидела Франческа. Услышав телефонный звонок, Камилла готова была разразиться бранью. Но на другом конце провода раздался жизнерадостный голос Анны.
Обе женщины, прижавшись ухом к телефону (они не стали включать динамик), пытались не пропустить ни слова.
– Мне вас так не хватает, девушки! – говорила Анна, смеясь.
– Нам тоже тебя не хватает, – шепотом ответила Камилла.
– Я вас плохо слышу. Вы что сейчас делаете?
– Мы в автобусе, не можем громко говорить, – пробормотала Мари. – Может быть, позвонишь нам позже?
– Нет, потом я буду занята. Мы пойдем на пляж с Домиником. Я хочу, чтобы вы первыми узнали эту новость. У нас свадьба четырнадцатого августа в Париже.
– Вау! – произнесла Камилла.
Мари сделала ей знак, чтобы она говорила тише. Анна тем временем продолжала:
– Я хотела бы у вас спросить, согласны ли вы быть моими свидетельницами?
– Да, да, да! – воскликнула Мари, вскочив с места.
Пассажиры повернулись и с любопытством посмотрели на нее. Франческа что-то пробормотала на ухо Лоику. Гид приложил палец к губам, сказав: «Тсс!» Камилла положила телефон на сиденье под ногу, а Мари сразу же посерьезнела. Хотя внутри у них все пело и плясало.
60
– Я начинаю привыкать к нашим подпольным свиданиям, – прошептал Лоик.
Лежа обнаженными в постели Мари, любовники наслаждались отдыхом после бурных объятий.
Мари хотела бы ему сказать, что она тоже уже привыкла к ним и даже слишком привыкла. Она хотела бы ему признаться, что днем ей не хватает его и что она с нетерпением ждет наступления вечера. Но она не сделала этого. Ведь ей не пятнадцать лет, и она хорошо знает, чем кончится эта история. Это всего лишь отклонение от курса, которое закончится одновременно с круизом.
Она повернула к нему лицо.
– А ты не думаешь, что совершаешь ошибку, приобретая зависимость, избавление от которой не пройдет бесследно?
Лоик сжал ее в своих объятиях.
– Мне так нравится проводить время с тобой.
Мари с трудом удержалась от ответа. Ей так хотелось сказать: «Мне тоже», но вместо этого она твердила себе: «Только не скажи: я тоже…»
– Все хорошо? – спросил он.
– Очень хорошо, – ответила она, уткнувшись лицом ему в шею.
– Можно задать тебе вопрос?
– Разумеется.
– Скажи, ты не чувствуешь себя виноватой?
Она отодвинулась от него и рассмеялась.
– Неужели я похожа на человека, который испытывает чувство вины?
– Тем лучше. Я часто сам себе задавал этот вопрос. Теперь мне легче.
Она, конечно, могла бы внушить себе чувство вины. Она не сдержала данное самой себе обещание не приближаться более чем на метр ни к одному мужчине. К тому же формально она была еще замужем. С Родольфом все теперь прояснилось, и ей наплевать, если она нарушила супружескую верность.
– А ты чувствуешь себя виноватым?
Мари пожалела, что задала этот вопрос в тот момент, когда она почти коснулась его губ. Лоик вздохнул.
– Немного. Иногда мне кажется, что я изменяю Нольвен. Но, думаю, что это нормально… Я не дотронулся ни до одной другой женщины с момента нашей встречи.
– Я понимаю…
– И я знаю, что я не делаю ничего плохого. Кроме того, это сильнее меня, я не могу подавить в себе желание быть с тобой. Думаю, что именно поэтому я был так отвратителен с самого начала: я почувствовал опасность.
Она погладила его по щеке, а он еще сильнее прижал ее к себе.
Марианна была права, когда однажды вечером утверждала, что любви все возрасты покорны. Но любовь всегда разная. В двадцать лет она безусловная, иррациональная, страстная. Люди наивно полагают, что она продлится всю жизнь, и даже не могут представить, что однажды все закончится. Уверенность сопряжена с телесными желаниями, обещания вплетаются в планы на будущее. Она вспомнила свою свекровь, которая в день свадьбы посоветовала ей воспользоваться этой беззаботностью, которая не будет длиться вечно. Тогда она показалась ей пессимисткой, и Мари пообещала себе доказать, насколько мать Родольфа неправа. Разумеется, сама она воздержится от подобных советов для своих дочерей; хотя она и допускала, что во всем этом есть крупица истины. Любовь в сорок лет гораздо сдержаннее, рациональнее и осторожнее.