Она рассмеялась и прибавила:
– Конечно, из этого пережитого опыта нельзя сделать никаких выводов, но ведь как же заманчиво думать, что душа, которую часто отождествляют с мозгом, не пленница нашего тела, что она способна освободиться, чтобы потом, в назначенный день, полностью от тела отделиться!
Джонатан улыбнулся: ему и самому очень хотелось в это поверить. Марджи замолчала. Сад, погруженный в какую-то молитвенную тишину, казалось, заснул. Тогда послышалось птичье пение. В нескольких метрах от них на ветку уселся дрозд в черном как ночь оперении.
И вдруг в мозгу Джонатана промелькнула мысль. Он повернулся к Марджи:
– А ведь с этой цыганкой ты сильно рисковала. Я мог неверно отреагировать и плохо кончить…
Она улыбнулась ему самой сияющей из своих улыбок.
– Я достаточно хорошо тебя знаю, мой милый, чтобы угадать твою реакцию. Но прежде всего, – сказала она, хитро блеснув глазами и понизив голос, словно исповедовалась в каком-то грехе, – я была уверена, что ты ко мне приедешь!
Джонатан смотрел на свою тетушку: лицо у нее сияло, а в глазах посверкивали шаловливые искорки. Нет, она точно была личностью незаурядной.
Потом он обвел взглядом сад и залюбовался прекрасным видом, открывавшимся до самого горизонта, где океан сливался с небом. С запада подул ветер и приманил еще несколько парусников. Джонатан глубоко вдохнул морской воздух, пахнущий вечностью.
42
Прошло несколько недель, и после осеннего похолодания наступили теплые деньки бабьего лета, пролившие бальзам на души туристов и обитателей Сан-Франциско.
Райану надоело все вечера напролет торчать у телевизора, и он снова вернулся к своей камере, замаскированной черными занавесками. Он уже давно ничего не снимал, но, надев шлем с микрофоном и уставив глаз в объектив, наблюдал за посетителями террасы и слушал их разговоры. Зачем он это делает, он и сам не понимал.
Он открыл банку кока-колы, отпил глоток, вытер о тенниску вспотевшие руки и вернулся на свой наблюдательный пункт.
На улице возле террасы кафе припарковался «порш-кабриолет», и из него вышел Майкл. Райан проводил его глазами и улыбнулся: за все пятнадцать дней, что Майкл появлялся здесь на «порше», он впервые, отойдя на несколько шагов, не оглянулся на свой болид.
Он сел за столик, осмотрелся вокруг, чтобы удостовериться, что привлек к себе внимание, и жестом подозвал официанта.
Райан нажал на зум.
– Кофе, пожалуйста.
Официант кивнул и отошел.
Майкл снова пробежался взглядом по террасе, а потом глаза его остановились, уставившись куда-то в пустоту.
Официант поставил перед ним чашку кофе.
Вот уже несколько недель Майкл приезжал без компаньонов и выпивал свой кофе в одиночестве.
Райана такая картина чем-то задела, взволновала. Впервые за всю жизнь он испытал симпатию к чужому человеку, поставил себя на его место и посочувствовал его одиночеству.
Он отвел зум на прежнюю позицию. На террасе было полно народу: какие-то неотесанные туристы да еще случайные посетители, чьи физиономии особым умом не отличались.
А вот пустой столик.
С некоторых пор, увидев свободный столик, Райан испытывал почти непреодолимое желание спуститься вниз, занять его и оказаться в гуще всех этих людей. А то, пока он за ними наблюдает, и сам станет таким же придурком.
Вдруг справа возникло какое-то темное пятно.
По террасе, выставив грудь вперед, шествовала скверно одетая цыганка.
Медленно пройдя меж столиков, она подошла к Майклу и схватила его за руку.
Райан снова нажал на зум.
Майкл не сопротивлялся, и губы его сложились в заинтересованную улыбку.
Когда цыганка наклонилась над его ладонью, он не удержался и заглянул ей в глубокое декольте.
Она выпустила его руку, выпрямилась, молча, пристально на него взглянула, а потом произнесла замогильным голосом, от которого он прирос к месту:
– Ты скоро умрешь.
Хлоя поставила портфель в угол гостиной.
– Есть уроки на сегодня? – спросил Джонатан.
– Потом сделаю! – запротестовала она.
И, не дожидаясь ответа, быстро выскочила в сад. Подбежав к маленькой спортплощадке, которую там недавно оборудовали родители, она взобралась на качели.
– Угадай, что я сегодня купила, – донесся из открытого окна голос Анжелы.
– Понятия не имею, – ответил Джонатан.
Хлоя напряглась, стараясь сдвинуть с места эти чертовы качели.
– Представляешь, Гэри стал выпекать дрожжевой хлеб.
– В самом деле?
Качели наконец-то послушались и пошли.
Быстрее!
– Я один хлебец купила к завтраку.
– Не думаю, что он доживет до завтрака…
Хлое удалось разогнать качели. Это было так здорово, что даже в животе защекотало.
Еще быстрее!
– Хлоя! А уроки?
– Подожди…
Я имею полное право немножко поиграть…
Она раскачивалась все быстрее, качели взлетали все выше.
До самого неба!
Вдруг бедра соскользнули с доски, и она почувствовала, что падает.
– Аааааааааааа!!!
Она сильно ударилась спиной. Дыхание перехватило, словно его кто-то выключил и оно не могло больше работать.
Мама закричала. Они с папой подбежали к ней.
Ну вот, я дышу… дыхание вернулось… Уф!..
Она пошевелила руками, потом ногами и медленно перевернулась на живот.
– Девочка моя! – крикнула мама, наклонившись над ней.
– Где больно? – с тревогой спросил Джонатан.
Они испугались.
– Все в порядке, – сквозь слезы сказала Хлоя.
Ей вовсе не было больно, но она плакала все сильнее и сильнее, распластавшись на земле, и не могла остановиться.
Вот уж правда не повезло…
Мама прижала ее к себе и принялась целовать.
– Все обойдется, моя девочка, все будет хорошо.
И вдруг сквозь текущие из глаз слезы перед самым своим носом Хлоя увидела нечто невероятное и заморгала глазами, чтобы получше разглядеть.
А он и вправду существует…
Она протянула руку, чтобы его потрогать. Между стебельками травы, прямо у нее перед глазами, виднелся самый настоящий клевер с четырьмя листиками[23].