– Почему?
– Потому что, сдается мне, именно желания и заставляют меня жить.
– Заставляют жить?
– Вот-вот. Если мне ничего не хочется, то я не знаю, что заставит меня идти дальше. Это как мотор, понимаешь? И это хорошо, потому что придает мне сил и энергии для борьбы. Если я избавлюсь от желаний, то наступит… что-то вроде большой пустоты. Понимаешь, я представляю себя дзен-буддистом, который ничего не делает, потому что ничего не хочет, и мне становится… грустновато. Меня это угнетает.
Марджи улыбнулась:
– Ох, милый мой, ты так говоришь, потому что наше общество дало тебе возможность ощутить только мимолетное удовольствие от исполнения желаний и не удосужилось предоставить тебе случай прочувствовать истинную радость, идущую изнутри.
– Возможно…
– Когда твои родители хотели тебя порадовать, что они для тебя делали?
– Ну… не знаю, что-нибудь дарили…
– А что именно дарили?
– Как это?..
– Ну, как они выбирали подарок?
– Понятия не имею… но думаю, что как-то угадывали, какую игрушку мне хочется.
Марджи с понимающим видом покачала головой.
– Ага… какую игрушку хочется… А на день рождения?
– Конечно подарок.
– А на Рождество?
– Тоже. Подарки.
Марджи наклонилась вперед и налила еще чаю.
– Понимаешь, ведь твои родители действительно хотели доставить тебе удовольствие. И они, несомненно, желали тебе счастья.
– Уверен.
– Но им было невдомек, что тем самым они приучали тебя к мысли, что счастливыми становятся, только когда получают от кого-то то, что хотелось.
– Понимаю…
– Но на самом деле это полнейшая ошибка. Чем чаще ты ищешь удовлетворения вовне, тем острее чувствуешь его нехватку. И чем больше идешь на поводу у своих желаний, тем меньше удовлетворения получаешь.
Джонатан медленно кивнул.
– Это вошло в нашу культуру, глубоко в нас засело. Нас к этому приучили. А потом происходит то, что ты описал минуты две назад: в жизни тобой движет удовлетворение желаний. Улавливаешь? Соображаешь, до какой степени ты к этому приучен? А потом мы гробим себя на работе, не понимая, что нам вовсе не нужно то, за чем мы бежим…
Джонатан задумчиво глядел вдаль. По глади океана медленно скользил парусник.
– Согласен, все это прекрасно, но мне-то что делать, чтобы побороть свои желания? Если они сидят во мне, я ничего не могу поделать…
– Прежде всего не надо с ними бороться.
– Что-то я совсем перестал тебя понимать.
– Если ты борешься со своими желаниями, это означает, что одна часть тебя чего-то хочет, а другая часть с этим борется.
– Так и есть.
– И получается что-то вроде внутренней войны с самим собой.
– Называй как хочешь.
– Но обычно мало кто рискует! Именно поэтому в большинстве случаев те, кто придерживается диеты, терпят поражение. Понимаешь, когда ведешь сражение с самим собой, несомненно одно: кто-то из вас должен проиграть!
Джонатан вопросительно на нее взглянул:
– В чем же тогда выход?
Марджи покачала головой:
– На самом деле я не думаю, чтобы из человека можно было что-нибудь изъять, будь то его желания или еще что-нибудь. Если у тебя регулярно возникает непреодолимое желание получить подарок или погрызть чипсов, черта с два ты с ним справишься. Попробуй – желаю удачи.
– Я не про то.
– Мы ничего не можем из себя удалить или прогнать. Мы можем только добавить.
– Добавить?
– Ну да, добавить в свой мир что-то такое, что будет сильнее наших желаний, сможет их пересилить, насытить нас и до такой степени осветить нашу жизнь, что мы о них просто позабудем. Именно позабудем. Они испарятся, исчезнут сами собой.
– И что же это такое, что их пересилит?
– Думаю, то, что позволит нам понять, кто мы на самом деле и для чего созданы. То, что принесет нам удовлетворение и ту радость, что прячется в самой глубине нашего существа.
Джонатан несколько мгновений молча на нее смотрел.
– И… как мне это найти?
Марджи наклонилась к нему и шепнула доверительно:
– Поищи внутри себя.
Джонатан не сводил с нее глаз, и этот шепот раздавался глубоко в его сознании.
Он глубоко вздохнул. Время, казалось, застыло, и деревья в притихшем саду затаили дыхание…
– А для этого, – сказала она, – надо согласовать пространство и время только для себя. Позволить всему проясниться… Научиться расшифровывать послания собственного сердца, собственного тела…
Слова Марджи словно плыли в мягком вечернем воздухе под мерцающими звездами. Она улыбалась, и ее лучистые глаза озаряли каждую морщинку прекрасного лица, вылепленного богатой, насыщенной событиями жизнью.
– Я не уверен, что получал послания, о которых ты говоришь, и у меня не возникает впечатления, что мне когда-нибудь приходилось их отгонять…
– В наше время это происходит со всеми, в большей или меньшей степени.
Джонатана ее слова не особенно убедили.
– А тебе случается уставать? – спросила Марджи.
– Как и всем.
– Когда мы устаем, наше тело требует отдыха, а мозг – сна. А мы что им предлагаем? Кофе!
Джонатан медленно кивнул, вспомнив, чем он только не пичкал себя, чтобы поддержать в рабочем состоянии.
– А хандра на тебя время от времени не накатывает? – спросила Марджи.
Джонатан вздохнул:
– Случается, что накатывает, конечно.
– И что ты в таком случае делаешь?
– Что делаю? Ну… не знаю… А зачем что-то делать?
– Вспомни, когда это в последний раз с тобой случалось.
– В последний раз… О’кей, это было…
– Это меня не касается. Скажи только, что ты предпринял, когда это почувствовал?
– Очень просто: съел четыре кусочка шоколада… Нет, восемь…
– И сразу стало легче?
– Не совсем, но на тот момент я получил удовольствие. Это уже кое-что.
– А потом что ты сделал?
– Кажется, включил телевизор.
– Вот видишь: снова та же схема. Мы ищем в окружающей жизни разрешения наших внутренних проблем: шоколадка, то есть удовольствие, пришедшее извне, и телевизор, то есть поток информации и эмоций, которые тоже родились не в нас самих.
– Это тяжелый случай, доктор?
Марджи усмехнулась:
– Как говорил Пауль Вацлавик[10], который, кстати, жил тут неподалеку, «это скверно, но не смертельно!»
– Ты меня успокоила…
– Наверное, это лучше, чем глотать таблетки, хотя схема снова та же! Однако, когда ты заболеваешь, твой первый рефлекс…
Джонатан отозвался тоном человека, который признал себя побежденным:
– Принять лекарство.
Марджи рассмеялась и подлила ему чаю.
– Поверь мне, решение большинства наших проблем лежит внутри нас.
– Вижу…
– И это величайшая из иллюзий нашего времени. Мы все меньше и меньше прислушиваемся к себе. Впрочем, мы и сами порой не знаем, как хотим обустроить собственную жизнь. К тому же мы все время стремимся соответствовать каким-то нормам, которые нам чужды, которые нам навязывает общество, и тем самым губим себя.
– Нормам?
– Ну да, нормам или кодексам, назови как хочешь. Кодексу поведения, кодексу воззрений и, прежде всего, кодексу вкуса. Мне порой кажется, что мы и любим-то не потому, что так нам нашептывает сердце, а потому, что того требует некий кодекс. Разве это мы выбираем, что носить, какой купить телефон, что пить или какие фильмы смотреть?
– Да, но знаешь, в наши дни это неизбежно. Мы же постоянно общаемся, а значит – влияем друг на друга. И в этом нет ничего плохого.
– Конечно, плохого ничего нет, но в условиях постоянного общения неплохо бы прислушиваться и к самим себе, чтобы все-таки жить своей жизнью, а не чужой.
Джонатан вспомнил свои долгие путешествия один на один с природой и острое, доселе неизведанное чувство единения с самим собой.
– Чтобы жить своей жизнью, – повторила Марджи, – необходимо прислушаться к тому, что исходит из глубины нас самих. К тем посланиям, что шлет нам наша душа. Однако наша душа, как ангел, шепчет таким тихим, таким слабеньким голосом, что нужно напрягать слух. Как сможешь ты различить его в непрерывном гомоне? Как тебе удастся обратить на него внимание, если твой разум постоянно занят тысячами вещей, лежащих вне тебя самого?
– Ну, может, и не тысячами…
– Подумай, какое количество разной информации постоянно сваливается на тебя, какое количество сигналов ты получаешь.
– Погоди, сейчас угадаю: ты предлагаешь отказаться от телевидения, Интернета, социальных сетей, от видеоигр и потоков мейлов и эсэмэсок…
– Я ни от чего не отказываюсь – все это очень полезно, если быть начеку и не дать заманить себя в ловушку. А знаешь, почему люди оказываются в зависимости от всего этого?
– Нет.
– Да потому, что все это возбуждает в нас эмоции, а человек чувствует себя живым только тогда, когда переживает эмоцию. И ему хочется еще и еще. Поэтому он и торчит непрерывно в социальных сетях. Как только сообщение его затрагивает, возникает эмоция. Нас будоражит какое-нибудь известие? Снова эмоция. На какую-нибудь страну обрушился ураган? Эмоция. Повторяю еще раз: в этом нет ничего дурного, но, по мере того как нас затягивают переживания, пришедшие извне, мы теряем связь с самими собой. Чем чаще наши эмоции возникают в результате воздействия извне, тем меньше у нас возможностей вызвать из глубины нашего сознания собственные мысли, чувства и побуждения к действию. Это все равно что жить в вагонетке американской горки, которая весь день болтается из стороны в сторону, и непонятно, где ее машинист и куда она нас завезет.
Джонатан медленно и задумчиво кивнул.
– Ты ведь знаешь, – продолжала Марджи, – зерну трудно пустить ростки в почву, задушенную чужими растениями-захватчиками. Чтобы свет пробился к нам, ему нужно немного места.
Взгляд Джонатана рассеянно блуждал вокруг. Над океаном поднималась луна, и сад, наполнившийся резкими тенями, стал похож на черно-белую открытку.