— Да, сеньор, — едва слышным голосом отвечал старик.
— И что же это за бог?
Ответа старика я уж не понял; все его слова составляли бесконечно длинное имя, одну из типично индейских идиом. Затем на приличном испанском старик кратко пояснил: «Это бог счастья и удачи».
— А его изваяние давно находится здесь?
— Оно находилось здесь вечно, — гордо отвечал индеец. — Бог помогал нашим далеким предкам, помогает он нам и сегодня.
Пока старик беседовал со мной, его семейство постаралось поскорее незаметно ускользнуть. Возможно, бедные индейцы опасались, что, вернувшись в деревню, я расскажу местному духовенству о том, как они поклонялись языческим идолам. Правда, затем они немного успокоились, услышав, что я приехал сюда из дальних краев и сегодня же уезжаю. После этих слов индейцы принялись вновь извлекать из сумок свои странные амулеты, зажгли свечи и поставили на камень перед изваянием курильницу, где дымились какие-то благовония, издававшие сладковатый, пряный аромат. И когда вся группа вновь погрузилась в сосредоточенную молитву, мы тихонько удалились.
Новобранец был вне себя от возмущения. Ему, выросшему в Санта-Люсия Котцумальгуапа, и в голову не могло прийти, что крестьяне, живущие совсем рядом от его родной деревушки, могут поклоняться какому-то там древнему богу счастья и удачи. Мы попытались успокоить нашего рассерженного полицейского, щедро вознаградив его за усердие и непредвиденное беспокойство, что доставило ему изрядное удовольствие. А поздно вечером мы уже вернулись в Гватемала-сити. Признаться, впечатления столь напряженного дня порядком утомили нас.
Notturno[13]
На столике в своем номере гостиницы «Эльдорадо» я обнаружил записку, где говорилось, что меня приглашает местный университет и лично профессор Диего Молина. Портье пояснил, что Молина — один из лучших фотографов Гватемалы; он преподает в университете, знакомя студентов с азами своего искусства.
А через несколько часов состоялась наша встреча с профессором, который оказался высоким, крупным мужчиной лет тридцати с небольшим. В уголке рта у него всегда торчала хав-а-тампа, небольшая сигара, по большей части даже не раскуренная. Он не расставался с ней ни при каких обстоятельствах. Затем профессор пригласил нас к себе домой. По пути в свою фотостудию Молина рассказал, что он провел в Тикале добрых полтора года, чтобы как можно подробнее увековечить на пленке все сколько-нибудь интересные памятники и объекты древней столицы майя во все времена года, в любое время дня и при любом освещении. Снимки, которые он показал нам, произвели на меня огромное впечатление. Молина сотрудничал в немецком журнале «Geo» и американском издании «National Geographic». Очень жаль, что большинство его просто поразительных снимков, сделанных в Тикале, пока еще не опубликованы.
Молина поинтересовался, не буду ли я возражать, если он сфотографирует меня, так сказать, в «драматическом контексте». Почему бы и нет? Я согласился, и он усадил меня на вращающееся кресло. Целая батарея прожекторов и рефлекторов направила мне прямо в лицо целые потоки света. Следуя указаниям мэтра, я принял самую что ни на есть неудобную позу. Тем временем на город опустились густые сумерки. Маэстро выключил свет. В наступившей темноте единственным ориентиром для меня служил красноватый огонек хав-а-тампы во рту маэстро. Он докурил одну сигару, взял другую…
Наконец, Диего Молина согнулся в три погибели на крохотном табурете за своей камерой, пытаясь устроиться поудобнее. Мы оба рассмеялись. Затем Молина придвинул другой табурет и, устроившись на нем, сделал наконец долгожданный снимок. Объектив щелкнул, и в тот же миг в углу студии лопнула лампа, и осколки так и брызнули над моей головой. Я мигом зажмурился, а затем, чуть-чуть приоткрыв глаза, внимательно оглядел остальные светильники, но Молина заверил меня, что такое случается крайне редко и поэтому сегодня нам решительно нечего бояться.
Не успели его умиротворяющие слова хоть немного успокоить мою перепуганную душу, как из трансформатора, где, видимо, пробило кабель, фонтаном брызнули искры, похожие на раскаленные докрасна спагетти. Мы опять погрузились во тьму. Диего Молина, не зря считавшийся истинным мастером импровизации, достал батарейки, осмотрел изоляцию, проверил проводку и, перегнав свою знаменитую тонкую сигару в левый угол губ, правым принялся объяснять мне, что же произошло. Затем он встал, подошел ко мне и предложил взять в руки какой-нибудь аллегорический предмет, ну, например, доисторическую фигурку. В конце сеанса позирования этот древний камень все-таки выпал у меня из пальцев и шлепнулся на пол.
После этого сеанса «фотомодельничания» я вынес твердое убеждение в том, что профессия фотомодели: а) очень напряженная; б) опасная и в) явно мне не подходит. Увы, я так до сих пор и не знаю, удалось ли ему издать свою фотосерию «Тикаль» до выхода в свет моей книги. Во всяком случае, Диего Молина мне это обещал.
Объездной путь в Копан
Собственно говоря, мы даже не собирались заглядывать в Тегусигальпу, столицу Гондураса. Целью нашего пути был Копан, а он расположен куда ближе к Гватемала-сити, чем к Тегусигальпе. И тем не менее нам пришлось добираться туда кружным путем, поскольку отрезок шоссе между Гватемала-сити и Копаном перерезает заросли девственных лесов и ехать по нему без охраны в плохоньком авто достаточно опасно. Поэтому нам не оставалось ничего другого, как купить билет на один из самолетов гондурасской авиакомпании «Сахса» и вылететь в Тегусигальпу.
По правде сказать, и в этом вынужденном кружном пути нас поджидал целый ряд приятных развлечений. Так, попутно мы заглянули в отель «Гондурас Майя», на первом этаже которого шумит и процветает казино. Мы с Ральфом лихо взялись за дело.
Второй игрок, сидевший за рулеткой напротив нас, вскоре привлек наше внимание. Справа от крупье сидел, обливаясь потом от духоты, толстый негр. Он настолько был поглощен игрой и так нервничал, что не замечал, как пот ручьями стекал с его лба и темени, капая на светлый и когда-то опрятный пиджак. Шеи у этого великана вообще не просматривалось, и весь его вид так и излучал счастье и довольство всегдашнего победителя. Практически после каждого запуска рулетки крупье аккуратно пододвигал к нему стопки жетонов — выигрыш. А напротив этого улыбчивого толстяка-негра сидел сухопарый, давно небритый белый, после каждого сеанса скаливший в усмешке свои желтые прокуренные зубы — вернее, жалкие их остатки. Эта пара работала как отлаженный тандем.
Как только стрелки и шарик рулетки начинали вращаться, эта парочка, словно бывалые воры-карманники, начинали осматривать каждое из 36 полей от 1 до 36, да плюс к тому зеро (0) и двойное зеро (00), характерные для американской рулетки, то есть всего 38 цифр. Вполне логично, что дружная команда при каждом вращении рулетки выигрывала и проигрывала. 36-й жетон, победитель, неизменно оставался на столе, а зеро и двойное зеро неизменно оказывались пустышками. Толстяк-негр и худощавый белый не спускали глаз с игрового поля. И когда выбранный ими номер наконец выпадал, они радостно поднимали руку, сложив два пальца в виде V — знак, скорее всего, изобретенный сэром Уинстоном Черчиллем в годы Второй мировой войны. Итак, V означало Victory (победа).
Крупье, элегантные, как и все представители этой профессии, украшающие своим присутствием игровые столы во всем мире, действовали умело и расторопно, краешками глаз зорко наблюдая за всем происходящим. Игроки, не умевшие считать, были для них в прямом смысле слова источником легкой наживы; они преспокойно наблюдали за тем, когда на троне удачи воцарится очередной калиф на час.
В Копане, самом южномиз крупнейших городов майя
И вот вместо того чтобы совершать двухдневный путь по дебрям тропических джунглей, мы предпочли довериться авиации, и маленький самолетик, которым управлял пилот-индеец, всего через час доставил нас на посадочную полосу аэродрома в Копане. Климат здесь оказался точно таким же, как и в Тикале, лежащем отсюда в каких-нибудь 270 километрах.
Испанский хронист Диего Гарсия де Паласио так описывал в 1576 г. Копан:
«…Там находятся развалины красивого храма, свидетельствующие о том, что в тех местах некогда находился большой город, от которого теперь мало что осталось, ибо примитивные люди, населяющие окрестности, явно не способны воздвигнуть ничего подобного… Между этими развалинами… высятся весьма примечательные объекты. Как только войдешь туда, сразу же натолкнешься на весьма толстую стену и громадного каменного орла, на груди которого изображен квадрат. Длина стороны этого квадрата составляет не менее четверти испанского локтя, и на нем вырезаны непонятные письменные знаки. Войдя во внутренний двор, видишь перед собой громадное каменное изваяние некоего великана; по словам индейцев, это — страж святилища…»
Увы, от «громадного каменного орла» сегодня ровным счетом ничего не осталось. Специалисты называют Копан, эту крупнейшую археологическую достопримечательность Гондураса, «Александрией Нового Света». Силванус Грисуолд Морли (1883–1948), знаменитый американский исследователь культуры майя, говорил, что Копан — это город, в котором древние астрономы совершали свои наиболее выдающиеся открытия. Он по праву считался центром научных познаний майя.