Белобородов брезгливо поморщился.
- Успел переметнуться, - сказал он, - а то показали бы ему - можно или нельзя разбить эту шпану силой оружия? Покажем, друзья, а? - И он громко говорит, давая выход клокочущему темпераменту: - Сегодня же!
Потом быстро спрашивает Бронникова:
- А самое главное выяснил? Какие перед нами силы? Какие замыслы противника?
- Да. Все та же дивизия СС "Империя", двести пятьдесят вторая пехотная дивизия и танковая бригада численностью в тридцать - сорок машин. Передвижения таковы - грузы и тяжелое вооружение оттягивает за реку Истра, а пехоте приказано удерживать линию Снегири - Рождествено.
- Сколько у них сил в Трухаловке?
- Говорит, что там стоял полк "Фюрер", но среди дня был брошен в Рождествено и в Снегири. Сейчас там вряд ли есть что-нибудь солидное.
- Точно, товарищ комиссар, - подтверждает Родионов, - из Трухаловки они подбросили сорок шесть машин с пехотой... Мои люди подсчитали.
- А кто мне поручится, - спрашивает Белобородов, потрясая обоими стиснутыми кулаками, - кто мне поручится, что они не получили приказ отойти с наступлением темноты? Эх, упустим, Бронников, упустим! Бегом надо действовать - минута дорога! - И, обращаясь к командирам, он резко говорит: - Слушать, товарищи, задачу!
Он подходит к столу, на котором лежит оперативная карта, заранее развернутая Витевским, и склоняется над ней, опершись сильными руками на край стола. Его сосредоточенное лицо хорошо освещено. Неожиданно он усмехается и произносит:
- Любопытнейшее положение! Никакой формулы не подгонишь!
Он оглядывается, командиры встали и придвинулись к столу, только Родионов спокойно попивает чай.
- Родионыч, ближе! - командует Белобородов. - Твой бенефис сегодня. Так вот, товарищи...
И он излагает обстановку.
Командиры первого и второго полков "проворонили", как он выражается, операцию. Вместо того чтобы совершить обходное движение, как было им приказано, они полезли в лоб, нарвались на сильное сопротивление, ввязались в драку и были на весь день задержаны. На левом крыле, где действует бригада полковника Засмолина, тоже не удалось продвинуться. Противник, сосредоточенный в Рождествено, сумел обмануть разведку, скрыв свои довольно значительные силы и основательно подготовленную оборону. Подпустив на близкое расстояние наступающий полк, отдельные подразделения которого сумели ворваться на окраины села, противник открыл неожиданный и сильный огонь, ввел в дело танки и термитные снаряды. Батальоны, еще не обстрелянные, первый раз пошедшие сегодня в бой, не выдержали и покатились из Рождествено на исходные позиции, причем часть рассеялась в лесу. Затем противнику удалось создать угрозу обхода и оттеснить этот полк еще дальше, прижав его к поселку Дедовский. Однако в Рождествено закрепились и держатся отважные люди - небольшая группа пулеметчиков. К ним пробирается подмога. Другой полк бригады начал удачно, заняв высоту 216, совхоз, пересек дорогу и приблизился к деревне Жевнево, разрезав таким образом линию Снегири - Рождествено и выйдя во фланг и в тыл обороны противника. Однако после неудачи в Рождествено, после того как началась близкая и сильная стрельба в тылу, нервы командира сдали и он, даже не испытав серьезного давления, отвел полк назад. Теперь он вновь несколько продвинулся и держит под огнем дорогу Снегири - Рождествено. Однако другая дорога, ведущая из Рождествено к Волоколамскому шоссе, дорога и на Трухаловку, остается свободной для отхода немцев. Таковы итоги дня.
"Небогато!" - определяет Белобородов.
Еще минуту он молча смотрит на карту, потом круто поворачивается к обступившим его командирам.
- Что все это значит?! - восклицает он. - Какой вывод из этого извлечь? Где искать решения?
Он обводит взглядом присутствующих, но все молчат.
- Замысел был плох? - громко вопрошает он и опять оглядывает всех. И опять все ждут, что скажет генерал. - Нет, друзья, замысел был не плох окружить и уничтожить всю эту группировку! (Белобородов сопровождает эти слова энергичным жестом.) Но исполнение подгуляло... Да и противник не из слабеньких... Однако есть ли у нас основания отказываться от этого замысла, скомандовать "Стоп!"? Таких оснований я не вижу. Силы есть, погода подходящая, голова на плечах есть. Но надо объегорить врага: надо создать у него впечатление, что у нас голова не для того, чтобы думать, а для того, чтобы стену прошибать. Два приятеля, которые тут стоят, приложили к этому достаточно стараний. Надо создать впечатление, что мы по-прежнему лезем на рожон. Докучаеву и Коновалову приказ: возобновить огонь по школе и кирпичному заводу, пустить на полный ход все винтовки, пулеметы, минометы, демонстрировать продвижение. Чтобы у вас там все трещало! И посильней, чем утром. Погорелову бить туда же артиллерией! Долбить и долбить по Снегирям! Понятно?
- Понятно, товарищ генерал, - один за другим отвечают командиры.
- Теперь самое главное! Суханов, тебе задача! И тебе, Сидельников! Произвести глубокий обход лесом и выйти на шоссе у Трухаловки! Суханову справа, Сидельникову - слева! Давайте сюда ближе к карте! И Родионыч, двигайся сюда!
Повернувшись, Белобородов опять склоняется над картой.
- Витевский, карандаш! - лаконично требует он.
Витевский быстро подает красный карандаш, Белобородов берет не глядя; его глаза устремлены на карту. Он примеривает последний раз, чтобы отрезать. Наконец двумя взмахами руки он прорезает карту двумя красными кривыми линиями, круто огибающими Рождествено и Снегири и смыкающимися на шоссе близ Трухаловки.
- Ты, Родионыч, через лес поведешь Суханова, Сидельникову тоже дашь проводников. Сумеешь проскользнуть, чтобы ни одна душа вас не заметила?
- Это нам как щенка подковать, - отвечает Родионов.
- И помнить, - голос Белобородова гремит, - помнить, что сказал Суворов: где олень пройдет, там солдат пройдет; где солдат пройдет, там армия пройдет. Выступать через полчаса!
- Через полчаса не успеть, товарищ генерал! - говорит Суханов.
- Надо успеть! - властно отвечает Белобородов. - Звони к себе, пусть через десять минут собираются командиры батальонов, а отсюда я тебя доброшу на машине,
- Верхом вернее по такому снегу!
- Там как хочешь - хоть верхом, хоть ползком, хоть семимильные сапоги достань, но (Белобородов смотрит на часы) к двадцати двум часам умри, а будь на месте и начинай работу. Пойми, Суханыч, упустить можем эту шпану!
- Будем, товарищ генерал, - сиплым шепотом произносит Кондратенко.
- А ты, Сидельников, успеешь?
- Если понадобится, бегом поведу, товарищ генерал.
- Вот это по мне! Встретите дозор, уничтожать по возможности без выстрела. Наткнетесь на сопротивление - не ввязывайтесь, оставить заслон и обходить! Но к двадцати двум ноль-ноль обоим быть вот здесь! - Генерал стучит пальцем по скрещению красных линий. - Задача - не дать уйти ни одному мерзавцу из Рождествено и из Снегирей. Окружить и уничтожить.
И он еще более энергично, еще более страстно показывает руками, как это сделать: окружить и уничтожить! Затем он разъясняет некоторые подробности задачи: по прибытии на место установить меж собой связь и по сигналу начать бешеную пальбу, особенно из минометов, по Снегирям, Рождествено и Трухаловке. Трухаловку пощупать; если сопротивление незначительное - овладеть! Но не в этом суть, главное - отрезать немцам пути отхода, не дать прорваться по шоссе ни одной машине, ни одному фашисту. А потом истреблять их по лесу.
- А какой будет сигнал? - спрашивает Суханов.
Белобородов на мгновение задумывается.
- Залп "раисы"! - решает он. - Погорелов, придется еще раз угостить Трухаловку. Сумеешь?
- Сделаю, товарищ генерал...
- Останься, мы с тобой это обмозгуем. Ну, товарищи, все ясно? Вопросов нет? Нет. Идите выполнять задачу! - И он повторяет фразу, которую сказал мне на крыльце: - Сделать аминь всей этой группировке!
Командиры уходят. Белобородов потягивается и говорит:
- Теперь до двадцати двух больше новостей не будет! Вздремнуть бы, да не заснешь...
Прежде чем прилечь, он берет телефонную трубку:
- Кто у телефона? Передайте командиру, чтобы утром наградные листы на пулеметчиков были у меня.
Наскоро попрощавшись с генералом, я спешу догнать Суханова и Кондратенко. Знаю: туда, к ним, перемещается сейчас самое интересное, самое важное в этом необыкновенном дне.
14
У Белобородова, после того как прибыли Бронников и Родионов, все неслось так стремительно, что я забыл посматривать на часы и снова вынул их, лишь войдя в штаб полка.
Часы показывали восемнадцать сорок.
Штаб полка был расположен в деревушке Талица, меж станциями Гучково и Снегири, в здании кирпичного завода, в большой сводчатой печи для выжигания кирпичей. Несколько ламп, в которых горел бензин, смешанный с солью (его пламя белее и ярче керосинового), освещали эту странную резиденцию штаба.
В печи было жарко. Ее обогревала накаленная железная бочка из-под горючего с вырезанным в днище отверстием - походная "буржуйка" штаба.
Сюда уже собрались командиры батальонов, извещенные по телефону.
Я сразу узнал капитана Романова, комбата один, героя дивизии, неизменного участника самых опасных и самых славных ее дел. Среди всех одетых в шинели он один был в ватной телогрейке, туго стянутой ремнем.
И почти все другие были мне знакомы: старший лейтенант Копцов, две недели назад командир роты, заменявший теперь выбывшего комбата два; начальник штаба старший лейтенант Беличков; капитан Тураков, начальник оперативной части, не умеющий прикрикнуть, грозно приказать, но преданный полку, старательный, мягкий, милый человек. Здесь же начальник связи, командиры пешей и конной разведки, командир саперной роты.
Войдя, Суханов молча достал из полевой сумки карту, расстелил ее около лампы, почесал шею.
Кондратенко уселся на кровать, сбитую из нестроганых досок.