А вообще — неплохие они оказались ребята, эти калужане из кружка космонавтики при музее имени Циолковского. Старшего, того, что давал мне пояснения, зовут Семён Мартынов. Кроме него, из пионерского возраста вышла ещё одна девочка, скорее, даже девушка, Лида Травкина. Внешне она напомнила мне другую героиню фильма, Юльку Сорокину — даже массивная чёрная оправа очков и характерная причёска тут имели место. И, подозреваю, это тоже далеко не случайно. Наверняка их владелица, зная о своём сходстве с космоврачом «Зари» нарочно его поддерживает — «косплеит», как говорили в двадцать первом веке. Что ж, будем надеяться, внешностью не ограничиться — эта героиня всегда вызывала у меня куда большие симпатии, чем две другие представительницы женского пола из состава экспедиции к Альфе Кассиопеи.
В углу тренькнула гитара. — кто-то случайно зацепил струны рукавом.
— Может, споёте что-нибудь? — оживился на верхней полке Кащеев. — Вот, скажем, «Ночь прошла» — наверняка ведь знаете, а?
Калужане на предложение отреагировали сдержанно.
— Видишь ли… — сухо ответил Середа. — прости, не знаю, как тебя?..
— Юра. — отозвались с верхней полки. — Кащеев Юрка.
— Видишь ли Юра, — тон калужанина был убийственно вежлив, — у нас в клубе юных космонавтов есть определённые правила. Одно из них связано с этой песней. Это, видишь ли, наш гимн, и мы не поём её просто так. Нужен серьёзный повод, понимаешь? Вот, скажем, будет открытие смены, или отрядный костёр — там мы её обязательно споём.
— А два других правила? — пришёл я на помощь Кащееву. — Они-то в чём заключаются?
— Второе — мы не пользуемся прозвищами. Никогда. Во всяком случае, со своими. А раз мы теперь все свои, хотя бы до конца смены — то и его не будем называть Кащеем.
При этих словах Юрка покраснел. Язвительный калужанин угодил в самую точку, именно так его в кружке и называли.
— Ну а третье совсем простое. Мы не материмся. Никогда.
— Что, руководитель за мат дрючит? — спросил Кащеев и ухмыльнулся. — Наш вот тоже не одобряет…
— Он тут не при чём. — в ответе калужанина зазвенел ледок. — Это мы сами так решили. И если ты в нашем присутствии воздержишься от нецензурщины, мы все будем тебе признательны.
Эти ребята нравятся мне всё больше и больше, подумал я. Выдерживать такой холодно-отстранённый тон в четырнадцать — это надо уметь! И если у них в клубе действительно принят подобный стиль общения, мы определённо поладим!
Однако же, с назревающей склокой пора заканчивать. Кащеев, даром, что росточком невелик, парень резкий и обидчивый — того гляди, слезет вниз и примется расставлять точки над «Ё» самым доходчивым способом. Дальнейшее предсказать нетрудно: на шум прибежит кто-нибудь из сопровождающих, и в результате оба могут отправиться домой. Подобное происшествие запросто может обернуться враждой между калужанами и «дворцовскими» — и это когда смена ещё не началась! А оно мне — нам всем, если уж на то пошло! — надо?
— Договорились, обойдёмся без непарламентских выражений. — я постарался, чтобы голос мой звучал по возможности жизнерадостно. — А что до песен — дайте-ка гитару… можно?
— Калужанин, чуть помедлив, кивнул. Его соседка (та самая «Юлька Сорокина») протянула мне инструмент. Я провёл пальцами по струнам — н-да, до Ленкиной «Кремоны» этим дровам далековато…
— Итак… — жизнерадостно продолжил я, — от матерных частушек придётся воздержаться. — тут у нас, кажется, кто-то из Долгопа?
— Мы! — отозвался парень, затёртый в самый угол нижней полки напротив меня. — Мы двое из клуба космонавтики при Физтехе!
«Долгопом» во времена оны называли студгородок МФТИ, расположенный вблизи железнодорожной станции «Долгопрудная» Савёловской ветки.
— Вот и хорошо! — с энтузиазмом подхватил я. — Тогда, подпевайте!
— …Вот опятьуходим мы в полет.
В небесах растаял звездолет.
Помаши рукой Земле,
Дяде лы…
«Вот ведь!..» — я едва не прикусил себе язык, но всё же успел проглотить готовую вырваться строчку. В оригинале физтеховского гимна всегда звучало «Дяде лысому в Кремле», с намёком на понятно кого. Но здесь-то кукурузник так и не стал Генсеком — и, соответственно, не оказывал высочайшего покровительства космической программе.
— …помаши рукой Земле,
Дяде важному в Кремле,
Ведь ты летишь на фирменном сопле!..
Впрочем, ребята из Долгопрудного пропустили мою «оговорку по Фрейду» мимо ушей. Песня действительно оказалась им знакома, и теперь они подпевали, как умели.
Рассчитав параболы путей,
Супер-гипер-ультра скоростей,
Траекторию найду
И по ней к тебе приду,
Соплом я сяду на твою звезду.
Нас зовут далёкие мира,
Нет для нас ни ночи, ни утра,
Ты к соплу прижмись соплом,
Чтобы стало нам тепло,
Хоть космос звездной пылью занесло!
Подтягивали и остальные, на ходу угадывая незнакомые слова. Кое у кого даже получалось. Песня, что называется «зашла» — тема самая, что ни на есть, подходящая, поётся легко, мелодия незамысловата, и уже сейчас можно поручиться, что петь её в нашем отряде будут всю смену.
Если, конечно, мы все действительно окажемся в одном отряде.
Облетев космическую даль,
Ободрав о вакуум дюраль,
Возвращаемся к Земле
На потертом корабле,
И на советском фирменном сопле!
Помнится, песенка эта считалась так же и неофициальным гимном МАИ, только вместо «на советском фирменном сопле» звучало на «маёвском». Но… какая нафиг разница?
Звездолёт уходит снова ввысь,
В небе тёмном звёздочки зажглись.
Улетая в корабле
Помаши рукой Земле,
Ведь ты летишь на фирменном сопле!
А классно всё-таки получилось, думал я, передавая гитару законному владельцу, третьему калужанину. Будто снова вернулись беззаботные времена студенческой молодости — набитое битком купе, гитарный перезвон, заглушаемый порой перестуком колёс, остывший чай в позвякивавших от вагонной тряски стаканах в фирменных МПС-овских подстаканниках из блестящей нержавейки. Отсутствуют, правда пивные бутылки, как и ёмкости с более крепким содержимым — но их с успехом заменяет «Буратино». А что до неизбежных тесноты и духоты, несмотря на сдвинутое вниз до упора окно — то уж эту неприятность я как-нибудь переживу…
Ледок, образовавшийся после первого, не слишком удачного знакомства, вскорости растаял. По кругу пошли бутылки с газировкой, на стол выложили кульки с конфетами и домашние пирожки, сбегали ещё раз за чаем. И, разумеется, спели «Ночь прошла», а как же! Официальное открытие — официальным открытием, а ведь сегодняшнее событие, первое знакомство и начало нашего пути — по своему ничуть не менее значимое.
…Я возьму память земных верст,
Буду плыть в спелом, густом льне.
Там вдали, там, возле синих звезд
Солнце Земли будет светить мне…
Калужане пели, словно позабыв о своих «правилах», остальные подтягивали, как могли. А я забился в угол и радовался, что в этом шумном ящике два с половиной на три и на метр восемьдесят, куда нас набилось никак не меньше полутора десятков, я могу остаться наедине со своими мыслями. А они были… не то, чтобы неожиданные — скорее, не вполне уместные для этой развесёлой компании. Я припомнил, что всего через год после «Москвы-Кассиопеи», почти одновременно с появлением на экранах второй части, «Отроки во Вселенной», в прокат вышел другой фантастический фильм, тоже адресованный малолетней аудитории — «Большое космическое путешествие». Так, во всяком случае, было у нас, здесь до этого знаменательного события ещё то ли два, то ли три месяца. Но, что примечательно: второй фильм не имел и близко не сравнялся в плане успеха с первым — хотя в плане кинематографии и актёрской игры уступал ему не так уж и сильно. Не знаю, проводились ли в СССР маркетинговые исследования, но по мне, так ларчик этот открывался очень просто. Миллионы юных (да и не только) зрителей, посмотревших «Москву-Кассиопею», многое отдали бы за то, чтобы оказаться на месте героев фильма — но вряд ли кто-то из посмотревших «Большое космическое путешествие» захотели бы пережить то, что случилось с его персонажами. Согласитесь, не слишком-то приятно быть обманутым, оказаться в роли подопытной морской свинки — пусть даже и в столь красиво обставленном эксперименте… И «настоящий полёт», перед которым всё происходившее было всего лишь последним, решающим экзаменом, намёк на который прозвучал в заключительных кадрах, мало кого из зрителей утешил. Я потом не раз задумывался: а может, создатели фильма планировали снять вторю часть, в которой троица юных космонавтов отправилась бы в космос на самом деле? Ведь фильм снимали по пьесе Сергея Михалкова, в последнем акте которой действительно предполагался настоящий старт…
Что ж, так или иначе — замыслы эти, если они действительно имели место, так и остались на бумаги, не добравшись до практического своего воплощения. Сам же фильм… не знаю, как для других, а для меня он стал одним из самых сильных детских разочарований, со временем превратившись в эдакий досадный раздражитель, вроде соринки в глазу, о котором и рад бы забыть — да вот, никак не получается. И даже превосходная музыка и песни ситуацию спасти уже не могли.
В дверь постучали — вожатые (не знаю, как ещё назвать сопровождающих нас студентов?) прошлись по вагону, призывая укладываться спать. Предложение это было встречено недовольным гулом, и я первым подал пример, протолкавшись из своего угла к двери купе. Знаю я эти штучки: сейчас мальчишки и девчонки осознают, что от отбоя открутиться не получится, и все сразу двинутся в туалеты — а их в вагоне всего два. Нет уж, лучше привести себя в порядок, пока в тамбурах не началось столпотворение, а потом, в относительно спокойной обстановке застелить койку и улечься. Повозиться, устраиваясь поудобнее и закинуть руки за голову, любоваться стремительно чернеющим небом, на которое уже высыпали алмазные крупинки звёзд. Лежать, и думать о том, что мне предстоит в ближайший месяц — как и во всю остальную, отмерянную на мою долю жизнь. И тут уж не обойтись без того, чтобы подробно, в деталях восстановить в памяти и кусочек за кусочком перебрать всё, что произошло со мной в этом чужом и, одновременно таком родном времени.