Он наконец-то останавливается перед светофором, и я могу заглянуть ему в глаза. Но лицо у Вани очень спокойное, счастливое – как обычно; он даже не хмурится. И это на самом деле меня пугает.
– И вот тогда они э… не рассчитали просто. Юра и еще два чувака. И тот чувак, который не платил, он, короче, это. У него переломы там какие-то. Он это…
– Господи, да что?!
Загорается зеленый, и Ваня переходит дорогу, а я остаюсь стоять на месте. Потом догоняю его.
– Так что?!
– Да что ты заладил, «что» да «что»?! Помер он, ясно?!
Потом мы идем молча. Я не выдерживаю первым:
– И что теперь?
– Да там, короче. У меня же отчим подполковник МВД… надо как-то это, ну отмазать Юру, что ли.
– Как отмазать?
– Ну смотри, там либо колония, либо дурка, если что-то там такое придумать, что он не в себе был. Ну обойдется все, короче. Отчим сказал – отмажем.
– А можно его увидеть?
– Не-а, щас нельзя.
Он останавливается. Смотрит на меня сердито:
– Да и тебе-то что до этого?
Я не знаю, что ему на это ответить.
Тима 1996
– Мам, пока, я в университет! Закрой дверь.
Мама меня не слушает. Захожу в ее мастерскую, она сидит на своем маленьком стульчике и курит.
– Я пошел, говорю.
– Тима, сынок, батюшка просил котлет сегодня сделать, знаешь, этих, из курицы, как их там. Ты зайди, купи.
– Мама, а отец Борис не говорил, может, он жилье какое-нибудь себе подыщет?
Она не понимает меня, я машу ей рукой и ухожу. Закрываю сам; на внешний замок – тоже, чтобы она не смогла открыть.
Захожу в сбербанк. Конечно же очередь, ну кто бы сомневался. «Кто последний», занимаю и сажусь на диванчик. Рядом со мной сидит дедушка, он пьяный и грязный, когда он поворачивается ко мне, я невольно вжимаюсь в спинку дивана от запаха перегара.
– Я пришел снять деньги со своей карточки! – жизнерадостно говорит он. Мое лицо всегда располагает к общению, ничего не могу с этим поделать. И дедушка начинает:
– У тебя есть девушка?
Я неопределенно мычу, но он меня не слушает, ему главное – все сказать самому.
– А вот у меня есть, Наташка. Я ее бойфренд. Мне-то самому шестьдесят, а вот моей Наташке – пятьдесят пять. Во-оот. Разница в возрасте пять лет, такие дела. В наше жестокое время пять лет – большая разница, я прямо спать не могу, опасаюсь, как бы Наташка не ушла к другому хахалю, помоложе.
Моя очередь уже прошла, но дедушка вцепился в мой рукав. Сижу и слушаю.
– И потому я решил действовать незамедлительно. Сейчас сниму деньги и увезу Наташку в Рим, город любви! Там сейчас благодать, туристов нет, не сезон ведь!
Он откидывается на диванчике, как будто он уже в Риме или, как минимум, сидит в кресле самолета, летящего в Италию. Потом он принимается выворачивать карманы, и кладет мне на колени какие-то бумажки, использованные носовые платки, чьи-то визитки.
– Блин! А карту свою банковскую я того, потерял!
На нас косится охрана. Дедушка улыбается, очень хитро и счастливо.
– Но это не беда! Я – оптимист, мой стакан всегда наполовину, но полон! Не зря же я сюда пришел, раз такое дело и карту я потерял, я ее щас как возьму, как заблокирую!
Он радостно поднимается, и встает в конец очереди.
Я выхожу на улицу, смотрю на небо. Светит солнце, я улыбаюсь.
Я захожу в приход, где служит отец Борис. Здороваюсь с бабушкой, сидящей за прилавком, и хочу уже пройти в подсобное помещение, но она просит меня посидеть пару минут за нее. Церковь уже скоро закрывается. Киваю, да, да, конечно. В церкви никого нет.
Перед витриной стоит девочка в темной куртке, на голове у нее смешно повязана арафатка, ну да, в церковь женщинам нельзя без головного убора, но арафатка все равно смотрится несколько дико.
– Я хочу узнать насчет одной иконы, – говорит она.
Я уже открываю рот, чтобы сказать, что не работаю тут, но мне не хватает смелости – она же уверена, что я тут работаю, – и я встаю из-за прилавка и иду за ней вглубь церкви.
Мы останавливаемся перед иконой. Икона старая, потемневшая. На ней изображена Богородица с Младенцем на руках, оба спокойно смотрят на нас добрыми темными глазами.
– Откуда эта икона? И еще – сколько ей лет? – спрашивает меня девушка.
Я что-то мычу. Ничего я об этой иконе не знаю.
– Ну, она… э… старая. И… э, волшебная, болезни там всякие лечит, и… хм.
Девушка смотрит на меня так, как будто я сам эту икону нарисовал, ну, а если и не так, то точно как на большого специалиста по иконам.
– Понимаете, я вообще не очень-то верующая. Честно говоря, меня обычно иконы пугают, на них изображены святые, они очень худые и несчастные. А это такая икона, ну, как сказать… ну вот знаете, как в аниме, такие милые лица, и они тебя ни в чем не обвиняют, в общем, все сложно.
Она говорит шепотом, но в церкви такая акустика, что ее голос звучит так, будто она читает лекцию в большой тихой аудитории.
Я обещаю ей узнать поподробнее насчет этой иконы.
– Анита.
– Как-как?
– Меня зовут Анита. Не Аня, а Анита. Такие дела. Ну пока!
Отец Борис уже переоделся в пуховую куртку. И мы идем покупать ему куриные котлеты. Я улыбаюсь и улыбаюсь и никак не могу остановиться.
Отец Борис ездит на мопеде. Сейчас он уже садится, протягивает мне шлем. Я отмечаю, что сиденье мопеда в два раза уже боков отца Бориса, и не могу удержаться:
– Ну как, хорошо работает?
– Гм. Спасибо, с Божьей помощью. Хороший подарок, это вы мне с матерью, гм, удружили, конечно.
Протягивает мне шлем. Я сажусь сзади него. Картина маслом – я, худой и длинный, отец Борис в пуховой куртке и зеленый мопед.
Пока отец Борис с моей помощью затаскивает свой мопед в наш подъезд, я, набравшись смелости, прошу у него минуту внимания. Собираюсь с мыслями.
– Батюшка, извините. Я вот давно хочу с вами поговорить. Э… Чтобы мама не слышала. Вы знаете, ей становится все хуже. И я подумываю, в смысле, я подумал, возможно, ей нужно лечь ненадолго в больницу.
Я волнуюсь. Мне тяжело об этом говорить.
– Гм. Да?
– Ну… как вы считаете?
– Я думаю, это хорошая идея. Пути Господни неисповедимы, возможно, это действительно поможет.
И он начинает подниматься по лестнице в нашу квартиру.
– Да нет, постойте! Вы не поняли. В смысле, извините. Просто на клинику нужны деньги.
– Да, и что?
Я понимаю, что все это бесполезно. Мне становится тошно, и наваливается усталость, плечи опускаются, и я бубню что-то в ответ. Типа: «Нет, ничего, я просто хотел посоветоваться, спасибо вам».
– Не за что, сын мой, не за что.
– Я думал, мы это, как это, ну, в кафе пойдем.
Анита идет быстро, и мне приходится говорить с ней на ходу. Вечное положение, в котором я оказываюсь.
– Ха-ха, да нет, я же сказала – делом займемся.
Оборачивается.
– Ну, на самом деле, если хочешь, потом как-нибудь посидим. Сейчас у меня работа. Я вот тебя решила взять.
Мы подходим к Апраксину двору.
– А кем работаешь-то?
Улыбается:
– Увидишь.
Мы проходим в полуподвальное помещение, я сбавляю шаг и успеваю прочитать табличку: «Центр социальной помощи населению».
– Это Тимофей, я его сегодня к нам на экскурсию привела.
Грузная тетенька улыбнулась и продолжила свой путь по коридору с большим пакетом в охапке.
Анита куда-то пропала. Я стою в нерешительности, не зная, раздеваться мне или нет и вообще, куда себя деть. Меня окликнула грузная тетенька, уже без пакета, зато с брошюрой в руках:
– На, почитай пока. Это наша газетка.
Я попытался вчитаться в брошюру, но тетенька стояла рядом и отвлекала:
– Мы собираем одежду для лиц без определенного места жительства, стараемся устроить на лечение тех, кто в этом нуждается. В нашей организации работают наши же «клиенты», да и просто добровольцы или социальные работники, такие, как твоя подруга.
Я открыл было рот, чтобы расспросить поподробнее насчет Аниты, но она уже сама подошла к нам.
– Пойдем, мы с тобой уже и так опаздываем. Поедешь со мной на машинке?
– Э, я…
– Ну и отлично!
Анита протягивает мне два полиэтиленовых пакета, на ходу я заглядываю в них и обнаруживаю там пакеты с крупой, консервы и еще что-то. Мы выходим на улицу, и Анита идет по направлению к старенькой «девятке».
– А это Витя, наш водитель. Мы сейчас с тобой проедемся в пару мест, раздадим еду старичкам.
И я почему-то вспоминаю того старика, с которым встретился в сбербанке.
«Но это не беда! Я – оптимист, мой стакан всегда наполовину, но полон! Не зря же я сюда пришел, раз такое дело, и карту я потерял, я ее щас как возьму, как заблокирую!»
– Ты чего, испугался? – смеется Анита, пока мы едем в машине. – Вы в своей церкви подобным не занимаетесь?
– Да нет, я ничего. Просто так, думаю.
– Ну вот и отлично, думать полезно. А в кафе я с тобой вечером схожу, не переживай.
Ваня
Я открываю дверь квартиры. Там, как всегда, темно. Снимаю форму, прохожу на кухню. Там сидят мама с отчимом; усмехаюсь – ну да, на столе уже бутылка, хотя еще даже не стемнело.
– Привет, сынок.
– Чего празднуем? – Я заглядываю в холодильник.
– Да мы это, так просто. – Мама отводит глаза и спешит сменить тему разговора. – Ванечка, ты дома сегодня?
– Да нет, я просто переодеться. Не хочу в форме в центр ехать.
Я смотрю на них, стараясь придать лицу нормальное выражение, но меня передергивает от того, какие они слабые, как горестно сгорбились над столом. Смотрю на то, как отчим наливает коньяк, мешая его с соком, прямо в здоровую кружку для чая.
– Сегодня, кстати, бабушкина годовщина, вы бы хоть за это, что ли, выпили.
Получается грубо, но мне, как всегда, все равно, я не смотрю на их реакцию и выхожу из кухни.