На заре рудоискатели пошли в верховья речушки Безыменной.
Часто в природе встречаются такие явления, незаметные для глаза простого путника, но много говорящие охотнику за рудами: прямо на поверхности или при небольших раскопках попадаются плоские бурые плиточки чистого железняка. Эти плиточки говорят рудоискателю о присутствии железа и о том, что это место было когда-то дном моря или озера.
Бурные воды рек, ручьев, ключей несут в моря и озера вместе с органическими веществами железо, медь и другие металлы, которые и остаются на дне в виде бурых пластинок.
Такие пластинки обнаружил Ярморов в русле Безыменной речушки, определил будущее месторождение железа осадочным.
На каждом привале Ярморов копался в речном русле и записывал свои наблюдения в путевой дневник. И чем выше поднимались они по течению, тем мелководнее становилась речушка. Потом она перешла в бурный холодноватый ключ.
На девятые сутки пути началась мертвая, непролазная тайга. Иван Иванович еще никогда не бывал в таких дебрях. Засохшее мелколесье говорило о близости болота. В лесу было темно и сыро, как в подвале. Комары вились над путниками тучей. Многоярусные завалы с торчащими, словно копья, сучьями, толстые, замшелые от корней стволы елей – густая, непролазная чаща стеною стояла на пути. Трудна дорога рудоискателей!..
Безыменный ключ привел их в болото. Ниточка, которую крепко держал в руках Ярморов, утонула в трясине. Весь день Ярморов кружился вокруг неприступных зыбунов и ничего не нашел.
– Эх-хе, вроде все рухнуло? – заметил Иван Иванович на привале. – В этакую мшарину втискались!.. Да какое тут железо! Тут житье жабам да комарам, будь они неладны!
Ярморов угрюмо молчал. Продукты на исходе. Признаки месторождения железа утеряны. Что делать? Уйти? Подтвердить выводы Чернявского и Редькина – в Приречье нет железа? Но так ли это? Все ли он сделал, чтобы сказать «нет»?
В эту ночь Ярморов не сомкнул глаз. Он сидел у костра, ссутулившись, и все думал, думал. Так и уснул, сидя у елового пня.
Утром Ярморов возобновил поиски. Еще вчера вечером он обратил внимание на причудливые гранитные сопки, клыками выпирающие из болотной мшарины. Таких гранитных глыб было много. Они тянулись неровной цепочкой по болоту в сторону юго-запада.
– Заготовьте мне шест, да подлиннее, – попросил Ярморов Ивана Ивановича, пытливо присматриваясь к сопкам.
Иван Иванович переступил с ноги на ногу. Поскреб в затылке, вздохнул:
– Эх-хе! Вроде метишь в болото? – спросил.
– В болото.
– А не утонешь? Тут ведь зыбуны, эх-хе! Затянет с головой – и поминай как звали.
– Не затянет, – уверял Ярморов, медленно переводя взгляд с кочки на кочку.
Подобно тому, как лиса, перебираясь через замерзшую реку, предусмотрительно прикладывает ухо ко льду и, вслушиваясь в журчание воды подо льдом, составляет себе точное представление о толщине льда и прочности его, так Ярморов изучал зыбуны и поросшие кочки, зелеными шапками украшавшие болото.
Первые его шаги по болоту были уверенными и твердыми. Но вот одна из кочек дрогнула под сапогом Ярморова, чавкнула и поползла в трясину. Ярморов перемахнул шест дальше и прыгнул. И тут же погрузился в болото чуть не до колен. Трясина жадно присосалась к его сапогам. Ярморов рванулся вперед, болото чавкнуло, но не отпустило его ног. Тогда он стал орудовать шестом, шест мягко, податливо вошел в зыбуны и не достал дна. Вытащить шест было невозможно… Ноги все глубже уходили куда-то вниз, в холодное липкое месиво. Зыбуны всасывали их в себя с каким-то дьявольским причмокиванием…
– Рубите ель!.. Рубите на меня!.. Рубите!.. – крикнул Ярморов на берег Ивану Ивановичу.
Иван Иванович только что завалил осину и расторопно перебежал к молодой пышнокронной ели, склонившейся к болоту. Топор с глухим хрустом врезался в ее тело. К рыжим бахилам Ивана Ивановича полетела желтоватая сочная щепа. Ель зашаталась, заскрипела от смертельной раны, дрогнула верхушкой и с шумом и треском легла вдоль болота, больно хватив сучьями Ярморова по спине.
– Ну што, парень, завяз, эх-хе? – бормотал Иван Иванович, подползая по стволу ели к Ярморову. – То-то и оно! Надо было подумать. «Молодо – жидко; старо – круто» – так-то говаривали старики. А вы, молодежь, норовите все как бы наскоком взять, где надо бы ум приложить.
– Да вы тяните меня, тяните! – не вытерпел Ярморов.
– Ну, давай руку!.. Эх-хе, как ты крепко влип, парень! – покачал головой Иван Иванович. – Еще бы с часок – и с головою ушел бы в зыбуны, эх-хе!
Иван Иванович тянул с таким усилием, что Ярморову казалось, будто его раздирают на части. Сапоги остались в трясине. Иван Иванович долго их выуживал из болота. И когда Ярморов, по пояс в липкой болотной грязи, вышел на берег, Иван Иванович успокоил его:
– Грязь не сало, помял – она и отстала, – и, взглянув на болото, сокрушенно покачал головой. – Ну, а что теперь предпримем? А? Ежели ты норовишь добраться до той глыбы, – показал пальцем на гранитную сопку, – то мы покумекаем, что делать. Я так думаю, надо валежником умостить тропу, и мы к обеду будем там. Или ты передумал?
Ярморов покосился на ухмыляющегося Ивана Ивановича и, обтирая грязь с кожаных брюк, ответил:
– Думать будем ночью, а теперь давайте гатить тропу.
– Так, так. – Иван Иванович важно тронул ребром ладони усы и бороду и взялся за топор.
Погода быстро испортилась. Над тайгою нависли густые черные тучи.
– Эх-хе! Быть буре, – заметил Иван Иванович. – Экие тучищи, страсть! Надо бы нам поторопиться, Яков Константинович! Не ровен час, захлебнемся в непогодище!
Во второй половине дня с трудом добрались по болоту к подножию высокой гранитной скалы, поросшей мохом и травою. Вокруг росли жиденькие пихты.
Ярморов, цепляясь за гранитные уступы, поднялся на сопку и только тогда передохнул и с замиранием сердца отколол молотком сизоватый мшистый камень…
В изломе камень был ярко-бурого, пеночного цвета. «Что это?! Что это такое? – не веря своим глазам, спрашивал себя Ярморов. – Что это?! Гематиты?! – Румянец залил щеки Ярморова. Сердце все громче и громче стучало в груди. – Это же железо! Железо!.. Да еще какое железо! Семидесятипроцентное! Это видно на глаз, черт возьми! Железная сопка! Вот это чудеса!.. – И восторженный взгляд Ярморова метнулся на цепочку таких же замшелых, неприглядных глыб, выпирающих клыками из болота. – Вот она, «Железная челюсть»!..»
– Ура! Победа за нами!.. Ура!.. – вдруг крикнул Ярморов, и эхо его зычного голоса далеко раздалось в тайге.
– Эге-ге-гей! – крикнул Иван Иванович снизу.
– Железо! Железо! Железо! – ответил Ярморов, притопывая на камнях, как одержимый. Лицо пылало, будто его жгло пламя. Глаза горели. И он, все более и более возбуждаясь, не обращая внимания на черное, страшное небо, сильными ударами молотка откалывал от сопки глыбу за глыбой.
Резнула молния. Ударил гром, и подул сильный ветер с дождем. Стало темно, как ночью. Три высокие, заматерелые ели сгибались, выпрямлялись и вдруг, как подрезанные, рухнули в болото.
Над тайгой разыгрался ураган. Ливень затопил все вокруг. Болото вздулось, набухло и, пенясь пузырями, ширилось во все стороны. Бурлящая вода метнулась в тайгу, и тот ключ, по которому рудоискатели пришли к болоту, теперь вышел из берегов и мчал вниз по течению все, что лежало на его пути. Деревья гнулись и трещали под напором нещадного ветра. Обломленные ветви летали над болотом, как птицы в черном небе. Тучи сталкивались, вспыхивали молниями, сотрясая тайгу громовыми ударами. Тут и там падали вывернутые вместе с корнями осины, ели и лиственницы.
Ярморов и Иван Иванович жались у подножия Железной сопки, промокшие до нитки, от озноба не попадая зуб на зуб.
Огненные языки грозовых разрядов били в железные клыки, выпиравшие из болота.
– Эх-хе! Худо дело, – стонал Иван Иванович, всякий раз приседая при вспышке молнии и пряча в воротник голову. – Теперь мы как в море!.. И до берегов не доберемся.
В этот момент грозовой удар попал в кедр, гордо возвышавшийся над хвойным морем. Кедр вспыхнул, как факел, и почернел. Пламя озарило берег и перекинулось на другие деревья, но ливень погасил пожар.
– Господи! – вырвалось у Ивана Ивановича. – Эх-хе, как она щелкнула в кедр!.. Того гляди, как бы нам в макушку не резанула. Ишь ты!.. Худо дело, худо!
– Ничего, ничего, выдержим! – подбадривал Ярморов, ежась от холода, ветра и дождя.
Три дня и три ночи над городом шел ливень. Будто все воды вселенной собрались в одну тучу, раздули ее, она вдруг лопнула – и полило, полило, полило!.. На главных улицах шумели потоки, мутные, ревучие, как горные реки. На окраинах в размокшей почве вязли машины. А дождь все шумел и шумел.
В такой ненастный день к причалу товарной пристани подошел буксирный тихоход «Таймыр».
Кряхтя и ворча, сошел на берег с парохода Иван Иванович. С остановками «Таймыра», с погрузками и выгрузками, с вынужденной задержкой на Чунских отмелях Иван Иванович провел в пути одиннадцать суток. Такое длительное плавание изнурило его, а тут еще в городе непогодь!..
– Эх-хе! Экая грязища! – ворчал Иван Иванович, шагая серединой улицы. – Ишь ты!
За плечами Ивана Ивановича была тяжелая брезентовая сумка, две пары маральих рогов (трофеи Вихрастого Игнашки), старинный дедовский дробовик; сбоку болтался черный котелок и кожаная сумка на ремне.
– И где тут геологоуправление? – спросил Иван Иванович женщину в черном пальто.
– Какое управление? – переспросила та. – Такого не знаю.
– Вот те на! Как ты не знаешь? – удивился Иван Иванович. – В городе живешь и города не знаешь? Ишь ты! Ну да я найду, – и пошел дальше, тяжело бухая грязными бахилами по тротуару, поглядывая то вправо, то влево.
«Эх-хе! Как раздвинулся город! – восхищался Иван Иванович. – И этого дома не было. Да и улица новая! Тут был пустырь. Помню. Хорошо помню. Война, а город растет. Знать, есть сила в народе. Вот ты и возьми! А людей тут видимо-невидимо. Эх-хе! И все живут, и все что-то делают. Кабы всю эту силу двинуть в Приречье да золото и все металлы поднять из земли, тогда страну нашу пальцем никто не осмелился бы тронуть».