апкой Мономаха, ему вручены все регалии государственной власти, над ним осуществлено священное миропомазание, и Пожарский присягнул ему, целовал крест. А значит, выхода для принципиального человека нет, служить можно только законному царю.
Вражеское кольцо вокруг Москвы сужалось. Войска литовского гетмана Я. К. Сапеги осаждали Троице-Сергиев монастырь, требуя признать «Тушинского» царя. Именно в это несчастное царствование, когда страну дочиста разоряли отряды объявивших себя вольными «казаками» бывших боевых боярских холопов, а также настоящих запорожских и донских казаков, примкнувших к ним литовских шляхтичей, иностранных наемников, обнищавших городовых служилых людей и прочих «воров», и началась боевая слава Пожарского. Сведения о его победах не попали в разрядные книги, но были зафиксированы позднее на страницах официального «Нового летописца» [76, 33—156], созданного в конце 1620-х годов, когда правительство Романовых стремилось выстроить свою историческую схему преемственности, в которой царствование Шуйского почиталось законным, а защита его – верной службой государству.
Тушинцы постоянно пытались блокировать столицу. В этот период еще служил Лжедмитрию II польский полковник А. – Й. Лисовский – создавший отряды так называемых лисовчиков, наемных воинов разного происхождения (туда могли входить все вышеперечисленные категории); набирались они, однако, только по одному принципу – высочайшего воинского профессионализма, отличались дисциплинированностью и беспрекословным подчинением своему вождю. «Лисовчики» были в основном легкими кавалеристами, они умели скрытно подойти к какому-нибудь городу или укрепленному военному лагерю, перебить охрану, закидать тучей стрел и пуль, разграбить его и раствориться, чтобы, покрыв за кратчайшее время большое расстояние, оказаться под стенами уже другого города. Лисовский в составе войск Яна Сапеги не только участвовал в безуспешной осаде Троице-Сергиева монастыря, но и разграбил ряд замосковных городов, не признававших Тушинского вора.
«Грех ради наших, – сообщал летописец, – все города Московского государства от Москвы отступились, в твердости же остались Великий и Нижний Новгороды, Рязань, Казань, Сибирь» – и, добавим, недавно вернувшаяся под власть Шуйского Коломна. Однако от Владимира к ней двинулись тушинские отряды, возможно «лисовчиков», о чем обеспокоенно писали в Москву коломенские воеводы. И в конце декабря 1608 – январе 1609 г. Пожарскому впервые предоставилась возможность самостоятельных действий. Получив в Москве отряд, он скрытно вышел к Коломне, разослав вперед «вестовщиков» – разведку. Выяснилось, что «литовские люди» после длительного перехода отдыхают в селе Высоцком в 30 верстах от Коломны. На утренней заре войска Пожарского ворвались в село, «и побил их наголову, и языков многих захватил, и многую у них казну и запасы отнял. Остальные же… побежали во Владимир» [77, 326].
События эти, может быть, не столь заметны были на фоне других, глобальных. Шуйский в январе 1608 г. женился на княжне Марии Буйносовой-Ростовской (ему, рано овдовевшему и бездетному, Годунов жениться запрещал, опасаясь усиления его претензий на престол) [1, 149]. В церемонии почетные роли играли князь Н. А. Хованский (первый дружка со стороны царицы) и его жена Дарья (вторая из двух «больших свах») – сестра Дмитрия Михайловича [15, 120, 160, 270]. Возможно, это укрепило его положение при дворе. Летом 1608 г. царь заключил мирный договор почти на 4 года с королем Сигизмундом III на условиях отказа Марины от титула царицы, а также возвращения на родину захваченных во время переворота поляков, в том числе задержанных послов к Лжедмитрию I и Марины Мнишек с отцом, и оставления польскими отрядами Тушинского вора. Но выполнение его проходило не гладко. Польско-литовские вельможи уехали на родину, однако Тушинский вор и его польско-литовские союзники не подчинились королю и продолжали успешную борьбу с Шуйским, Марина тоже объявилась там как царица, вернувшаяся к «мужу».
В этих условиях царь Василий решил заключить союз с непримиримым врагом польского короля, его дядей – шведским королем Карлом IX. Швеция предоставляла пятитысячное войско с командующим графом Я. Делагарди за уступку ряда территорий. В начале 1609 г. договор был подписан. К августу объединенные русско-шведские силы разгромили тушинцев на севере и северо-западе страны. Тем временем тушинцы под угрозой мощного удара спешили блокировать столицу и при удаче овладеть Москвой.
В ней временами начинался настоящий голод, выливавшийся в недовольство царем. Продовольствие доставлялось в основном по Коломенской дороге, которую тушинцы блокировали.
Особенно успешно действовал крестьянско-казачий отряд бывшего крестьянина дворцовой Хатунской волости И. Салькова. Хатунская волость относилась к Конюшенному приказу, и ее жители были, видимо, неплохими наездниками. Сальков перерезал дорогу и не дал отряду князя В. Ф. Масальского провезти провиант в голодавшую и неспокойную Москву. Отряд Салькова дошел до Николо-Угрешского монастыря. Брошенный Шуйским против него в октябре—ноябре 1609 г. отряд В. Б. Сукина И. Сальков отразил совместно с польским полковником А. Млоцким [140, 142]. Тогда царь Василий направил против них Пожарского. Его разведка в январе 1610 г. обнаружила тушинцев на Владимирской дороге у реки Пехорки. Неожиданным ударом они были разгромлены наголову и обратились в бегство. В конце концов Сальков обнаружил, что у него осталось только 30 человек; поразмыслив, он собрал их и явился в Москву с повинной,[38] а Млоцкий снял осаду Коломны и вернулся к Серпухову. Однако, узнав о победе правительственных войск, против него восстали и серпуховичи; вместе с бывшим тушинцем, соратником И. Салькова, Ю. Беззубцевым они перебили отряд А. Млоцкого, которому с трудом удалось уйти [77, 337; 140, 142]. Дорога к Москве была очищена.
Эта победа значительно повысила авторитет Пожарского в глазах царя Василия, ибо нечасто возвращались к нему из Тушина, скорее наоборот. С февраля 1609 г. Пожарский – уже воевода в небольшом, но стратегически очень важном городе, возникшем вокруг Николо-Зарайского собора. Здесь имелась редкая в то время для России каменная крепость, поскольку Зарайск являлся важным узлом обороны южных рубежей страны.
Тем временем шансы правительства Шуйского на выживание росли. Еще в конце февраля царь едва справился с очередной попыткой переворота, когда группа заговорщиков ворвалась в Думу и к патриарху, требуя его отставки. Тогда его, по сути, спас патриарх Гермоген, не поддержавший их и полагавший, что лучше такой царь, чем никакого. Но вот князь М. В. Скопин-Шуйский и граф Я. Делагарди, громя тушинцев и их польско-литовских союзников, победоносно подошли к столице. По пути вчерашние враги Шуйских приветствовали Скопина-Шуйского, видя в молодом, талантливом, богатырских статей 23-летнем князе реального претендента на престол. В Александрову Слободу, где его армия стояла перед входом в столицу, лидер рязанского дворянства П. П. Ляпунов прислал письмо с открытым предложением сместить дядю и занять престол, на что, правда, князь Михаил ответил отказом, но не сообщил о письме царю.
Тем временем Тушинский лагерь распался, Лжедмитрий II бежал в Калугу. Часть бояр-тушинцев открыто перешла на сторону Сигизмунда III и начала переговоры о приглашении на русский престол его сына Владислава. В марте 1610 г. князь М. В. Скопин-Шуйский торжественно вступил в Москву, хотя его и отговаривали ближайшие родственники и Делагарди, опасаясь интриг со стороны царя. К сожалению, худшие подозрения матери князя Михаила Васильевича и его соратников оправдались. В череде бесконечных пиров он попал и на крестины к князю Долгорукому, где, по слухам, ходившим по Москве, жена Дмитрия Шуйского, злобного и бездарного царского брата, считавшего себя первым претендентом на престол, Екатерина, тоже, как и жена Бориса Годунова, дочь Малюты Скуратова, поднесла ему отравленное вино.
Гибель нового лидера нанесла сокрушительный удар по династии Шуйских. Дворянство множества уездов, в частности Рязанщины, руководимое энергичным П. П. Ляпуновым, просто перестало признавать Василия Шуйского царем. Вероятно, в мае 1610 г. Прокофий Петрович прислал в Зарайск к Пожарскому со своим племянником Федором грамоту с рассказом об убийстве М. В. Скопина-Шуй-ского и с предложением присоединиться к нему, взяв во временные союзники воспрянувшего духом Тушинского вора. Однако князь отклонил предложение, отпустив посланного с миром и, видимо, посоветовав Ляпунову не впутываться в столь грязные дела; притом, верный долгу, он сообщил об опасности царю, получив от него подкрепление [77, 336, 341, 382–383]. Узнав о твердости Пожарского, Ляпунов проявил осторожность и «с вором перестал ссылаться» [77, 383]. Но отдельные акты верности не спасли Василия от потери короны.
24 июня произошла битва с войсками Сигизмунда III под Клушином; большой русско-шведской армией командовал бездарный и жадный Д. И. Шуйский, а меньшей, но более подготовленной польско-литовской армией – гетман С. Жолкевский, один из лучших полководцев тогдашней Восточной Европы. Поражение было сокрушительным. Князь Дмитрий потерял всю армию, иностранные наемники Якоба Делагарди, раздраженные задержкой жалованья, частью перешли к противнику, а частью отошли на север, к Новгороду. Горе-полководец бежал лесами и болотами чуть ли не босой и оборванный и спустя несколько дней объявился в Москве. Чаша терпения москвичей переполнилась. Обосновавшийся на юге, в Николо-Угрешском монастыре, самозванец предлагал свою кандидатуру; гетман С. Жолкевский двигался на столицу с запада, засыпая ее воззваниями, призывавшими признать царем Владислава.
Вскоре после этих событий Пожарскому пришлось пережить в Зарайске настоящий мятеж. Окрестные южные города (Кашира, Тула и др.) вследствие бессилия правительства Шуйских опять перешли к тушинцам. Клушинская битва лишила царя дворянского войска, практически все дворяне просто разбежались по своим поместьям. Влиятельные члены Боярской думы, в том числе такие, как князь В. В. Голицын, перебравшийся в Москву митрополит («почти патриарх») Филарет Романов, а также действовавший из Рязани П. П. Ляпунов, готовили низложение царя Василия. В этой ситуации гарнизон и посад Коломны опять целовали крест Лжедмитрию II, и их представители агитировали зарайцев последовать этому примеру. В городе начался бунт. Дмитрий Михайлович знал, что воеводу соседней Каширы, его дальнего родственника князя Г. Г. Ромодановского, жители чуть не убили за отказ присягнуть «вору». Но Пожарский не собирался подчиняться черни и нарушать данную клятву. Посоветовавшись с единомышленником, протоиереем очень почитаемого в тех краях собора Николы Зарайского Димитрием Леонтьевым,