Я вернулся к машине.
Пристань оказалась больше, чем я ожидал, глядя на открытки. Двести или триста блестящих мачт покачивались и блестели на солнце.
Перед самым входом я увидел автобусные остановки по обе стороны дороги и стеклянную телефонную будку. Кто бы ни был на борту, он выбрал место удачно: автобусы ходили и в Монако, и в Ниццу, а железнодорожный вокзал находился всего в десяти минутах ходьбы. Телефонная будка, безусловно, стала для нас приятным бонусом.
Большая синяя вывеска приветствовала меня, поблагодарила за визит, с нетерпением ждала моего возвращения и предоставила список доступных магазинов и услуг. Я свернул направо на подъездную дорогу – короткую аллею с аккуратно подстриженными живыми изгородями по обеим сторонам. Передо мной был небольшой круговой перекресток, а за ним – крупнейший в мире парк прогулочных катеров. Я повернул налево, к парковке.
Глава 14
В одноэтажном здании с плоской крышей располагалась целая аллея магазинов и кафе, тянувшаяся, наверное, на сотню ярдов по обе стороны от небольшого кольцевого перекрестка. Я медленно проезжал через череду «лежачих полицейских», мимо шикарных ресторанов со сверкающими бокалами и ослепительно белыми льняными скатертями, накрытыми к обеду. Было чуть за полдень, так что вскоре они будут заполнены, как только лодочники выйдут из магазинов одежды с сумками, полными поло и свитеров Lacoste.
Всего в нескольких метрах от воды за столиками сидели любители кофе, вероятно, мечтая оказаться на борту этих изящных и красивых лодок, до которых было рукой подать. Казалось, у всех судов были английские названия, вроде «Сантрейдер» или «Мечты Кэти», и, очевидно, в это время суток их владельцы выходили на палубу, чтобы выпить аперитив и насладиться завистью окружающих.
Я добрался до места, где набережная сливается с рядом административных зданий, граничащих с парковкой. Я остановился рядом с пустынным пляжем, у знака «Маленькая Африка», вероятно, потому, что песок был именно оттуда. Я оказался рядом с небольшой детской площадкой, которую уже наполовину отремонтировали.
Благодаря открыткам и тому, что я видел до сих пор, я теперь довольно хорошо представлял себе, как расположены лодки. От небольшой кольцевой развязки центральный пирс тянулся прямо в середину открытой площади, от которой в каждую сторону под прямым углом отходили четыре пирса поменьше. Ещё три пирса выступали из причала у магазинов, и ещё три – с противоположной стороны. Всё пространство было забито рядами лодок, их мачты со всем хламом, что с них свисали, возвышались до самого неба. Я понятия не имел, где Девятого мая найдётся место для парковки; похоже, места не было.
Моей первоочередной задачей было найти одну точку наблюдения (ОП), которая охватывала бы всю территорию, чтобы, где бы ни стояла эта лодка, я мог бы её увидеть и активировать инкассаторов, когда они отправятся за деньгами. Если это невозможно, мне придётся найти несколько разных точек.
Я уже видел два пути отсюда, помимо моря. Была подъездная дорога, по которой я пришёл, и тропинка справа от магазинов, ведущая к террасированному саду.
Я вышел из «Мегана», нажав на брелок, и вернулся мимо магазинов к кольцевой развязке и центральному пирсу. Прогуливаясь с фотоаппаратом в руке, я особенно любовался террасным садом. Он был почти такой же длины, как набережная, и был полон невысоких пальм и экзотических полутропических растений, посаженных на лёгкой, сухой почве – их определенно стоило сфотографировать. Вдоль него тянулась блестящая зелёная живая изгородь, скрывая дорогу, но теперь я видел, что есть проход, потому что мужчина, выгуливавший собаку по тропинке, только что поднялся по ступенькам и скрылся.
На корме большинства лодок, похоже, висели красные флаги. Многие были зарегистрированы на Каймановых островах. Я слышал, как группа британцев сидела на корме огромной моторной лодки, потягивая пиво и слушая радио «Ривьера». На борту царила оживленная суета, и это не ограничивалось звоном бокалов. Палубу поднимали, чистили и лакировали, а хромированные детали полировали до тех пор, пока в них не стали видны ваши солнцезащитные очки Gucci.
Раздавался непрекращающийся звон стальных снастей, и единственное, что я знал – это то, что висело на лодках, – это отражающие шары, которые я видел, пока бродил по городу, щелкая камерами и изображая туриста. Добравшись до небольшого кругового перекрестка, я увидел остальные магазины. Там был шиномонтаж, несколько продавцов лодок и высокотехнологичная верфь с яхтами, установленными на блоках и завёрнутыми в белый плёночный пакет, словно только что сошедшие с полки супермаркета. Ещё одна каменная лестница вела прямо к дороге.
Я свернул налево на небольшом кольцевом перекрестке на главный пирс, построенный из серых бетонных плит. Добравшись до первой пары ответвлений, я посмотрел вдоль ряда лодок. Через каждые два-три парковочных места располагалась общая станция коммунальных услуг: трубы и кабели подводили к корме каждого судна электричество, воду и телевизионную антенну. Иногда я видел и спутниковые тарелки, придавленные мешками с песком и шлакоблоками, чтобы владельцы лодок могли попросить Bloomberg проверить, достаточно ли сильна рыночная конъюнктура, чтобы они могли купить лодку следующего размера.
Яхты, стоящие у набережной, были достаточно большими, чтобы удовлетворить большинство команд Кубка Америки, но чем дальше я шёл по пирсу, тем ближе подходил к по-настоящему крупным, пока не оказался среди тех судов, у которых на корме были радарные купола размером с ядерную боеголовку, и достаточно было лишь капли серой краски, чтобы их можно было спутать с линкорами. У одной даже был собственный двухместный вертолёт. Без сомнения, я работал не на той работе и попал не в ту семью. Я всегда говорил себе, что должен выяснить, кто мои настоящие родители, и понял, что сейчас самое время начать.
С конца главного пирса я ещё раз оглянулся на сад, размышляя о том, что если оттуда, где я сейчас нахожусь, я, вероятно, смогу видеть и здесь, внизу. Я сделал ещё несколько снимков. Единственное место, которое выглядело как универсальное место для НП, находилось справа от пристани, над плоской крышей административного здания, среди кустов, которые росли примерно на одном уровне с парковкой. Я вернулся назад, изображая интерес к лодкам, но на самом деле заглядывая под пирсы, чтобы понять, как они устроены. Из воды поднимались огромные бетонные столбы, увенчанные Т-образными фланцами, на которых стояли бетонные секции.
Тонкая пленка нефти покрывала воду за кормой лодок, переливаясь сотнями оттенков синего и оранжевого в солнечном свете. Сквозь прозрачную воду я легко различал стайки крошечных рыбок, суетящихся вокруг колонн. Я пока не знал, как это сделать, но мне нужно было попасть на борт «Девятого мая» и установить устройство, которое не позволит судну добраться до Алжира с деньгами. Возможно, единственный способ сделать это – промокнуть.
Возвращаясь к парковке, я слышал голоса англичан, французов и американцев, устраивающихся за обедом. Официанты и официантки сновали вокруг с дорогими на вид бутылками воды и вина и корзинками свеженарезанного багета. Я начинал чувствовать сильный голод.
Я остановился у табачной лавки и, уплетая огромный батончик «Сникерс», осмотрел очередную карусель открыток. Я прислушался к компании американцев лет двадцати, которые пили пиво за одним из столиков на улице. Судя по количеству пустых стаканов и содержанию их разговоров, пива было много. А судя по их строгим стрижкам, татуировкам и обтягивающим рубашкам-поло, они, должно быть, были в увольнении с военного корабля в Вильфранше.
«Ни за что, чувак, нам следует сегодня же их ядерной бомбой уничтожить!»
Другой парень начал скандировать: «США, США, США», сильно разгорячившись. Остальные хором согласились и глотнули ещё «Кроненбурга». Должно быть, это был ад – застрять в Средиземном море, вместо того чтобы бороздить просторы Индийского океана, ожидая, когда можно будет обстрелять афганские горы крылатыми ракетами.
Я крутанул карусель. Эти открытки были не так хороши, как на вокзале, но тут я заметил в витрине нечто такое, что, как я знал, должно было сделать Лотфи день – бейсболку с торчащим из неё рукавом, держащим молоток. Если потянуть за верёвочку, молоток опускался на вершину. Я не мог устоять: это бы его взбесило. Я зашёл внутрь и дал продавщице сто франков. Это было довольно возмутительно, но, поскольку она продавала шарфы Hermés для ветреных дней на волнах за пару тысяч, я решил, что ещё легко отделался. Неудивительно, что над входом во всех магазинах красовались будки с жёлтыми стробоскопами.
Когда я вышел, матросы всё ещё сигналили. «Нам не место здесь, мужик, нам сейчас нужно надрать задницу бен Ладену».
Я посмотрел на центральный пирс и быстро отступил назад, к дверному проёму. Подъехали два белых фургона с синими проблесковыми маячками и защитными решётками на окнах, из которых на набережную высыпали вооружённые до зубов люди в тёмно-синей форме.
Я вдруг очень заинтересовался свежим номером Paris-Match, когда рядом с фургонами остановился универсал, тоже с синей фарой. На дверях красовалась надпись «Жандармерия».
Пока не беспокоясь и всё ещё погружённый в содержимое магазинной стойки, я проверил патронник. Если они пришли за мной, то пока не знали, где я: иначе зачем было собираться на инструктаж в хвосте машин?
Я наблюдал, как американцы продолжали разрабатывать план нападения на бен Ладена в Кроненбурге, не подозревая о том, что происходило сразу за кольцевой развязкой.
Это не могло иметь ко мне никакого отношения. Но на всякий случай я вышел на тротуар и повернул налево, подальше от них, к лестнице, которая должна была привести меня в террасные сады.
Американские перестуки по столу постепенно затихли. Они, вероятно, так и не узнают, сколько раз им предстоит надрать задницы бен Ладену, если план Джорджа сработает.
В конце квартала я нашёл бетонные ступени, ведущие на возвышенность. Они были довольно стерты, и на них не было никаких надписей о том, что это частная территория. Если бы меня всё же спросили, я бы просто притворился идиотом-туристом.