Ступеньки привели меня на крышу, покрытую красным асфальтом и образующую балкон. Там даже были перила, чтобы не упасть в суп в ветреный день. Отсюда кольцевая развязка была совершенно пустынной, что было хорошо: я не видел их, они не видели меня. Вдоль всей дорожки тянулась каменная стена высотой около метра, у которой через каждые десять ярдов были установлены бетонные скамейки, обращенные в сторону пристани для яхт, откуда открывался прекрасный, расслабляющий вид. Ближе к дороге старик с тачкой лопатой утешал сорняки.
Грязно-белый верх грузовика промчался надо мной, за изгородь, направляясь в сторону Ниццы. Пока всё выглядело хорошо: я не только смогу увидеть всю пристань, как только окажусь в кустах в нескольких метрах над собой, но и смогу в мгновение ока перебраться через изгородь и оказаться на главной улице.
Прямо перед кустами стояла скамейка, где я, вероятно, попытаюсь установить OP. Кто-то синей краской на её задней стороне написал «Я трахаю девушек!» по-английски. После утра с «Гриболлом» это было словно глоток свежего воздуха.
Я взглянул на садовника, затем вниз, в сторону жандармерии, но их обоих не было видно. Я перелез через скамейку и ступил на каменистую землю над ней.
Перемещение на место возможного ОП спереди — это то, чего я обычно никогда не делаю: это оставляет знак именно там, куда стараешься не привлекать внимания. Но здесь это не имело значения: вокруг и так было достаточно следов людей и собак.
Я выбрался на берег и юркнул в кусты, устроившись за большой пальмой, ветви которой образовывали идеальную букву V примерно на уровне моего роста. Обзор был неплохой: я видел всю пристань, а бинокль позволял мне увидеть «Девятого мая», где бы он ни стоял. Я также видел все три выхода.
Машины у кольцевой развязки теперь были пусты, а патрульные разделились на две группы, каждая с гиперактивным спаниелем на поводке. Я наблюдал, как собаки носились по пирсам, словно обезумев, бросаясь, останавливаясь, тыча носами в корму лодок. Это наверняка были наркотики; они проводили выборочные проверки или искали что-то, что было провезено контрабандой. Я сидел и думал о трёх миллионах долларов США, которые отправлялись к Девятому мая, об огромном количестве американских купюр, которые, как и большинство американских наличных, будут загрязнены остатками наркотиков. Десятки тысяч таких купюр, сложенных вместе, свели бы с ума даже скучающую собаку-ищейку.
Это ли их цель? Они что, проверяли наличие денег? Нет, не могли. Они бы действовали более активно, и поддержки было бы гораздо больше. Это выглядело как рутинная операция.
Я позволил им продолжать, а сам встал, чтобы взглянуть поверх четырёхфутовой изгороди. Там был асфальтированный тротуар, а за ним — узкая полоска сада на ровной площадке перед дорогой, а ярдах в пятнадцати ниже — около десяти парковочных мест. Чуть больше чем в ста метрах дальше находился главный вход в марину.
Я снял очки и откинулся на спинку сиденья, сделав несколько снимков целевой зоны, прежде чем проверить трассировку. До встречи в безопасном доме было достаточно времени, чтобы оставаться неподвижным и следить за обстановкой. Может ли меня увидеть, например, с тротуара сверху или с тропинки впереди, если кто-то пройдёт мимо?
Я прислушался к шуму дорожного движения, который был постоянным, но не интенсивным, и начал представлять, что я хочу, чтобы сделали двое других, когда я запущу инкассаторов с лодки.
Я посмотрел на униформу и собак, пробиравшихся по пристани, и подумал, не следит ли французская разведка за инкассаторами. Их Служба внешней безопасности не церемонилась в середине восьмидесятых, когда судно «Радуга Воин» Гринписа остановилось на ночь в Окленде, Новая Зеландия, выступая против французских ядерных испытаний в Тихом океане. Оперативный отдел DGSE (Генеральное управление внешней безопасности — французский аналог ЦРУ), используя водолазов из своего боевого командования пловцов, просто взорвал судно, без всяких шуток. Я был рад, что этим людям не разрешили работать на французской земле, но, с другой стороны, нам тоже не разрешили, а времена были странные.
Глава 15
Я продолжал продумывать варианты, как доставить инкассаторов с лодки туда, где они собирались забрать деньги. Мне нужен был более-менее приличный план, который я мог бы представить остальным двоим в безопасном доме. Нам нужна была структура, приказы, которые стали бы шаблоном для всей операции. Она менялась по мере поступления новой информации или по мере того, как инкассаторы совершали что-то неожиданное, но, по крайней мере, у нас было бы что-то, на что можно было бы ориентироваться.
Позади меня шли несколько старушек со своими собаками, которые сплетничали на высоком французском, не переставая. Я слышал, как они царапали асфальт.
Я просидел почти час, пока полицейские собаки виляли хвостами и бешено обнюхивали пристань. Старик всё ещё копал себе путь вниз по склону, не обращая внимания на то, что происходило внизу. Я не волновался: он не должен был меня видеть, а если бы и видел, что с того? Я просто делал вид, что справляю нужду, и надеялся, что он не вернётся ухаживать за этой частью сада ещё три дня.
Когда я снова проверил трассер, было 147. До безопасного дома было не больше часа езды, так что я бы задержался подольше. Время, потраченное на разведку, редко тратится впустую.
Поднялся лёгкий ветерок, и лодки теперь качало из стороны в сторону. Крик чайки вернул меня в Бостонский яхт-клуб, к мысли о том, что я мог бы сейчас работать там, обслуживая Сэма Адамса, в месте, где собакам не разрешают гадить, и мне не придётся проводить весь день в кустах.
Чуть позже двух часов, спустя некоторое время после ухода униформы, я решил действовать, жалея, что садовник не успел до этого дойти. Это была бы хорошая проверка позиции.
Не желая уничтожать ту самую растительность позади меня, которая скрывала меня от дороги, я прошёл вправо, вдоль живой изгороди примерно четыре-пять ярдов, и, осмотрев другую сторону, перелез через неё. Я ещё сильнее натянул козырёк бейсболки и надел солнцезащитные очки, идя по тротуару обратно к входу в марину. Оказавшись на кольцевой развязке, я свернул налево, пройдя мимо магазинов и кафе по пути к машине. Я, как всегда, изображал туриста, с большим интересом разглядывая лодки и их великолепие, оглядываясь по сторонам и наслаждаясь тем, как из табачной лавки вызывали ещё несколько «Кроненбургов». Ребятам придётся немного подождать, прежде чем надрать задницы «Аль-Каиде».
Я поехал обратно в Ниццу. Хубба-Хубба и Лотфи, должно быть, проверили почту где-то в час дня и уже направлялись в конспиративную квартиру. Мы понятия не имели, где остановился другой, и, как и в случае с алжирским заданием, не знали, какие имена будем использовать в качестве прикрытия.
Мы приехали во Францию в разное время, но последние четыре дня действовали как команда. Только я знала, как связаться с Джорджем. Я не собиралась рассказывать им ничего лишнего, на всякий случай, чтобы они не оказались подвешенными вниз головой, пока какой-нибудь славный мужчина читает им гороскопы с куском доски на подошвах.
Хоть я и был едва знаком с этими ребятами, они мне невольно понравились. Было очевидно, что они хорошо знают друг друга, и у меня было такое чувство, будто я ими усыновлён. Но оперативная безопасность — это то, что мы все понимали, и, чёрт возьми, после воскресенья я их больше никогда не увижу, так что мы не особо стремились быть друзьями на всю жизнь.
Готовясь к этой работе, я разделил тактическую зону ответственности (TAOR) на три зоны, выделив каждому из нас одну, чтобы он мог изучить её как можно подробнее, или, по крайней мере, настолько, насколько это было возможно за столь короткое время. Затем мы провели день в зонах друг друга. Хубба-Хубба должен был разведать местность от Монако до западной части Ниццы, заканчивая аэропортом. Я взял на себя руководство оттуда до западной части Канн, а Лотфи повёл нас из Канн в Сен-Рафаэль, примерно в двадцати милях вдоль побережья. К тому времени мы уже прочитали достаточно путеводителей и туристической информации о нашей TAOR, чтобы открыть собственное туристическое агентство. Но это необходимо было сделать; с момента прибытия судна нам нужно было работать так, как будто мы живём в этой части света уже много лет. Нам бы не помешали ещё несколько недель, чтобы как следует обосноваться, но, как обычно, мы стали жертвами двух жизненных хитростей: недостатка информации и недостатка времени.
Теперь нам предстояло изучить, как работают здесь автобусы и поезда, вплоть до структуры оплаты проезда. Если Гризболл был прав, весьма вероятно, что мы окажемся вслед за этими людьми в общественном транспорте. Как минимум, нам нужно было иметь при себе нужную сдачу или жетоны, чтобы не привлекать к себе внимания.
Для успешной работы такой команде, как наша, необходимо было достичь трёх целей. Во-первых, наладить эффективную коммуникацию и обмен информацией внутри подразделения, а также, отдельно, между командиром подразделения и командным составом.
Во-вторых, необходимо было ограничить вероятность обнаружения посторонними, минимизировав количество каналов связи между участниками. Это означало отсутствие телефонных звонков, никаких встреч, кроме как в безопасном доме, и даже тогда только в случае оперативной необходимости. Не должно было быть никакой связи, кроме как по электронной почте, и никаких схем маршрутов, по сути, никаких бумажных документов. Всё должно было быть запечатлено в памяти. Чем меньше следов мы оставляли, тем больше у нас шансов выжить.
Третьей целью было ограничить ущерб, который мог быть нанесён в случае обнаружения и удаления одного из членов команды из сети. Это означало минимизацию количества прямых контактов друг с другом и обмен информацией только по принципу служебной необходимости. Именно поэтому мы разделились и до сих пор действовали каждый по-своему: если бы одного из нас вывели, он не знал бы, где находятся остальные двое, не знал бы их полных имён, не знал бы ничего, кроме моего канадского адреса электронной почт