Если они вообще куда-нибудь уйдут, а мы разделимся и потеряем связь, мне придётся оценить ситуацию и посмотреть, смогу ли я справиться с этим самостоятельно. Что бы ни случилось, мы снова встретимся на наших позициях BSM к 00:30 утра в субботу. В 01:00 я свяжусь с вами по рации. Если произошла какая-то загвоздка, мы встретимся на высоте и разберёмся. Есть вопросы?
Они снова покачали головами, и Лютфи принялся перебирать бусины.
Пятый этап: поднятие хаваллады и высадка. Ввести ему Special K будет сложно. Сомневаюсь, что он перенесёт укол лёжа. Просто помните: несмотря ни на что, его нужно доставить живым. Когда и как это сделать, решать тому, кто в этот момент будет на месте.
Я помолчал минуту, давая им возможность осознать это. «Ладно, давайте еще раз пройдемся по DOP».
Они знали, где это и как работает, но я не хотел, чтобы возникло недопонимание. «Запомните, какой знак у хаваллады — банка Coca-Cola Light справа, прямо под контейнером для вторсырья. Тот, кто заберёт хавалладу, уберёт её, чтобы освободить место для следующей капли следующим вечером».
Лютфи начал наливать всем ещё кофе. Я отмахнулся. Терпеть не мог, когда пульс у меня учащался: завтра его точно будет предостаточно.
«У нас есть время до четырёх утра, чтобы разгрузить людей. Я хочу избавиться от каждого сразу после того, как мы его поднимем. Это даст нам время освободиться и подготовиться к следующей подъёмке.
«Мы будем использовать частоту один в пятницу, частоту два в субботу, частоту три в воскресенье. К тому же эта работа рассчитана на три дня, у нас всего четыре частоты».
Они оба лишь вежливо рассмеялись.
«Мы сменим частоты в полночь, что бы ни происходило, даже если мы всё ещё валяемся дураками, пытаясь получить первую хавалладу. Помните: сведите радиообмен к минимуму и, пожалуйста, никакого арабского».
Лотфи вмешался: «Можно ли обратиться в сеть, если нам нужно будет исправить твой английский?»
Я рассмеялся. «Хорошо, но только в случае разделённых инфинитивов».
Они обменялись ещё одной порцией арабского и улыбнулись. Когда Лютфи повернулся ко мне, я понял, что сейчас произойдёт. «Если подумать, — сказал он, — у нас не хватит батареек…»
«Очень смешно». Я протянул руку. «Раздели это». Я шлёпнул его сзади по шапочке для душа. «Я что-то пропустил?»
Мы сидели молча, обдумывая всё, пока я не закончил: «Мне нужно, чтобы вы оба проверили два других места проведения хаваллады, прежде чем приземлиться сегодня вечером в BSM. Съездите в Ниццу, в Канны, освойтесь. Но покиньте Монако. Думаю, нам стоит ехать туда только по необходимости».
Пока я снова сверялся со всеми таймингами, я пошарил в поясной сумке и достал телефонную карточку. Они сделали то же самое. «Ноль четыре девять три». Я указал на Хаббу-Хаббу.
«Четыре пять».
Я кивнул Лютфи, и он тоже внёс свой вклад. Мы снова и снова повторяли этот номер телефона, пока он не запечатлелся в памяти каждого ещё глубже.
Мы начали играть в адрес, точно так же, как и с номером пейджера. Я начал с адреса в Каннах, остановился на полпути и передал эстафету Лотфи, который закончил, затем начал с адреса в Ницце, указал на Хуббу-Хуббу, который продолжил. Мы играли в эту игру, пока вдалеке не услышали сирены — вероятно, пожарная машина с полицейским эскортом опоздали примерно на полчаса, чтобы разобраться с горящей машиной или, может быть, с одной из квартир.
«Сейчас для нас наступит самый опасный период». Я наклонился вперёд, уперев локти в бёдра, когда пластик смялся, а мои шляпы-колокольчики тихонько зазвенели. «До сих пор мы жертвовали большей частью нашей эффективности ради безопасности. Отныне всё будет наоборот. У нас будут рации, передающие наши намерения; нам придётся встречаться без безопасного места; мы будем на земле, уязвимые и открытые для обнаружения. Не только для Ромео и хаваллады, но и для полиции и разведывательных служб». Я указал на закрытое ставнями окно. «Не говоря уже об этой компании, о третьей стороне». Дети визжали от восторга, поддразнивая пожарных. Должно быть, трудно пытаться подключиться к гидранту, когда тебя забрасывают мёртвыми голубями. Интересно, привыкнут ли они когда-нибудь к этому. «Именно они будут следить за нами каждую минуту. Но если мы будем осторожны, к утру вторника мы все сможем вернуться туда, где нам место».
Я встал и сдернул плёнку с джинсов, пока статические разряды изо всех сил пытались её удержать. Лотфи продолжал смотреть на меня. «А где твоё место, Ник? Возможно, это самый главный вопрос».
Я почему-то не могла отвести от него взгляд, хотя в своей шапочке для душа он все еще выглядел нелепо.
«Я имею в виду всех нас». Он сделал паузу, тщательно подбирая слова. «Я думал о Боге и надеялся, что он не хочет, чтобы мы умерли здесь, потому что я делаю всё это ради своей семьи. Я предпочту быть с ними, когда он решит, что пришло моё время. А как насчёт тебя, Ник?»
Меня спас Хубба-Хубба. «Не обращай внимания. С ним так с самого детства».
Я снова сел под звон колокольчиков и посмотрел на каждого из них по очереди. «Конечно, братья. Мне следовало догадаться…»
Одно я осознал: мы вступаем на опасную территорию. Стандартная операционная процедура гласила, что каждый из нас не должен знать друг о друге ничего сверх необходимого. Потом я подумал: «К чёрту всё». Мы и так уже были на опасной территории. «Как же вы оба в это вляпались? Довольно странно для семейного человека, правда? Это что, египетская традиция, вы все тупые, что ли?»
Хабба-Хабба улыбнулся. «Нет, я здесь, чтобы стать американцем. В это же время, в следующем месяце, моя семья будет жить в Денвере». Он хлопнул брата по руке в знак ликования. «Тёплые пальто и уроки катания на лыжах».
Лютфи снисходительно посмотрел на брата.
«А ты?» — спросил я его.
Лютфи медленно покачал головой. «Нет. Я останусь там, где я есть. Мне там хорошо, моей семье там хорошо». Он тронул Хуббу-Хуббу за плечо. «И он делает это не ради тёплых пальто и уроков катания на лыжах. Он немного похож на тебя: любит с юмором прикрывать обиды».
Улыбка Хуббы-Хуббы испарилась. Он сердито посмотрел на Лотфи, который лишь ободряюще кивнул. «Видишь ли, Ник, у нас есть старшая сестра, Халиса. Когда мы были детьми, фундаменталисты били её плетью и ногами прямо на наших глазах». Он прорезал воздух правой рукой. «В чём её преступление против ислама? Она облизывала рожок мороженого. Вот и всё, мы просто ели мороженое». В его глазах была та смесь ненависти и горя, которая появляется только тогда, когда видишь, как страдает твоя собственная семья.
Хубба-Хубба оперся локтями на ноги и перевел взгляд на пол.
Лицо Лотфи сморщилось под шапочкой для душа, когда он вновь пережил пережитое. «Фундаменталисты кричали на неё, крича, что это имеет непристойный смысл. Нашу двенадцатилетнюю сестру отхлестали палками — прямо там, на улице, прилюдно, а потом пинали до крови». Он погладил брата по спине между лопатками. «Мы пытались помочь, но мы были всего лишь маленькими мальчиками. Нас отмахивали, как мух, и валяли в пыли, пока мы смотрели, как избивают нашу прекрасную сестру. У неё до сих пор шрамы на лице, которые напоминают ей о каждом дне её жизни. Но шрамы внутри ещё хуже…»
Хубба-Хубба тихо застонал и потёр лицо руками в перчатках. Он тяжело дышал сквозь пальцы, пока Лютфи продолжал массировать ему спину и успокаивал потоком нежных арабских слов.
Я даже не знала, что сказать. «Мне очень жаль…»
Лютфи посмотрел на меня, принимая мои слова. «Спасибо. Но я знаю, что и ты грустишь. Нам всем нужна причина продолжать жить, и это причина, по которой мы здесь. В тот день мы заключили договор. Мы пообещали себе и друг другу, что больше никогда не будем просто лежать в пыли, если кому-то из нас будет больно».
Хубба-Хубба встряхнулся, вытер глаза тыльной стороной ладони и сел, а Лютфи продолжил: «Он скоро уедет от меня в Денвер. Новая жизнь для его семьи, и Халисы тоже. Но я останусь дома, по крайней мере, пока это зло не будет изгнано. Фундаменталисты виновны в ширке — вы помните, что это такое?»
Я кивнул.
«Значит, ты помнишь, что у меня есть долг перед Богом?»
Лютфи снова пронзил меня своим пронзительным взглядом. Уже не в первый раз он создавал впечатление, что видит меня насквозь, и никакие дурацкие шляпы его не остановят. Новое начало. Где я это уже слышал?
Глава 25
ПЯТНИЦА, 23 НОЯБРЯ, 00:19
Когда я нажал на брелок «Мегана» и отошёл от парковки за OP, мигнули фары. Продолжая движение по дороге к входу в марину, я застёгнул молнию на груди своей новой куртки и засунул руки в карманы. В каждой куртке лежало несколько батончиков «Сникерс» на потом, запечатанных в полиэтиленовую плёнку для снижения шума.
Фары осветили возвышенность передо мной, с другой стороны пристани, когда они выезжали из города, а затем прорезали ночное небо в районе парковки, где должен был стоять Ford Focus Лотфи. Машина продолжила спуск, миновала въезд в пристань, затем поднялась наверх, по-прежнему включив дальний свет, на мгновение сбавив скорость, когда проезжала мимо меня. Это был серебристый Fiat Scudo Хуббы-Хуббы. Он вытянул короткую соломинку в пользу небольшого фургона, который использовали бы разнорабочие. У него была сдвижная боковая дверь и две сзади; по моему указанию ему пришлось закрасить стекла в задних дверях матово-черной автомобильной краской, и нам предстояло снова соскоблить ее, прежде чем вернуть фургон прокатной компании. Мы не могли быть уверены в том, что сможем точно идентифицировать хавалладу, если столкнёмся с группой людей, передающих деньги, так что, возможно, нам придётся поднять кучу людей, запихнуть их в фургон и позволить военному кораблю разобраться. Держу пари, они быстро разберутся с этой проблемой.
Из-за света фар я не видел его за рулём, но смог разобрать первые четыре цифры на заднем номерном знаке, когда Хабба-Хубба проезжал мимо. Под этим номером, как и во всех наших машинах, лежал его запасной ключ.