Телефонный провод змеился по территории от одного из бетонных столбов, тянувшихся вдоль дороги, которая напоминала полоску лакрицы, тянущуюся влево и вправо. Там был знак на арабском и английском языках, призывающий быть осторожным на повороте. Я знал, что если поверну направо, то попаду в Оран примерно в десяти милях, а если налево, то проеду Кап-Ферра и в итоге окажусь в Алжире, столице, примерно в шестистах милях к востоку.
Пока односторонний разговор продолжался внутри сарая, Хубба-Хубба и Лотфи закончили резать вертикальную линию, а затем осторожно раздвинули обе стороны, образовав треугольник. Я медленно протиснулся сквозь неё, чтобы мой берген не зацепился. Я просунул пальцы под ограду со стороны Лотфи, чтобы удержать её на месте, а он последовал моему примеру, взявшись за сторону Хуббы-Хуббы, пока укладывал режущие инструменты. Когда он тоже пролез, мы осторожно поставили ограду на место.
Под монотонный голос арабского телеведущего и все еще бормочущего по-французски старика мы поставили наши бергены на землю за сараем.
Меня вдруг осенило: я понятия не имею, что происходило в Афганистане на прошлой неделе. США всё ещё бомбили? Неужели войска пришли и выкопали талибов из их пещер? Полностью сосредоточившись на работе в шахтёрском лагере, а потом застряв в подводной лодке, я понятия не имел, жив ли О.Б.Л. или мёртв.
Мы использовали свет, чтобы внести окончательные коррективы в образы друг друга.
Все в последний раз внимательно проверили патронник. Они, как и я, начали бояться, что однажды нажмут на курок и получат щелчок, как вкопанный, потому что верхний затвор не дошёл до патрона из-за не до конца вставленного магазина.
Лотфи сгорбился и подпрыгивал на носках. Он просто хотел поскорее приступить к делу и ненавидел ожидание. Хубба-Хубба выглядел так, будто только что начал раздаваться, и невольно попытался укусить ноготь большого пальца, но его остановил шемаг. Нам ничего не оставалось, как ждать, пока старик закончит разговор; мы не собирались врываться посреди разговора. Я слушал французскую болтовню, телевизор, жужжание комаров вокруг ламп и наше дыхание сквозь хлопок шемагов. Не было даже намёка на ветерок, который мог бы спутать все эти звуки.
Не прошло и минуты, как охранник замолчал, и телефон упал со старомодным звонком. Лютфи вскочил во весь рост и проверил, поддерживает ли его Хубба-Хубба. Он посмотрел на меня сверху вниз, и мы кивнули вовремя, прежде чем они скрылись за углом, не сказав ни слова. Я последовал за ним, но держался в стороне, когда Лютфи распахнул дверь; телекомментатора на мгновение прервал один-единственный крик и сдавленные мольбы, которые можно адресовать двум арабам в шемагах, направившим на вас оружие. Я увидел парня лет шестидесяти в мешковатых, поношенных штанах и рваной коричневой клетчатой куртке, выронившего сигарету между большим и указательным пальцами, прежде чем упасть на колени и начать молить о пощаде. Его глаза были размером с блюдца, руки воздеты к небу в надежде, что Аллах все уладит.
Хабба-Хубба ткнул дулом своего «Махарова» в кожу на лысеющей макушке старика и обошел его, используя оружие как опору. Он потянулся за телефоном и вырвал его из розетки. Телефон упал на пол с последним гудком, и этот звук смешался с шарканьем пластиковых подошв по деревянному полу, когда его тащили к складному деревянному стулу.
Я видел, что он смотрел новостной канал «Аль-Джазира». Телевизор был чёрно-белым, а антенна-вешалка не была самым современным, но я всё же смог разглядеть размытые снимки, сделанные прибором ночного видения, где Кандагар получал сообщение от ВВС США, в то время как трассирующие снаряды бесполезно сыпались в воздух.
Старик уже впал в истерику, раздавались крики и пистолеты, направленные в его сторону. Полагаю, ему говорили: «Не двигайся, верблюжье дыхание», или что-то в этом роде, но в любом случае, вскоре его так плотно обмотали скотчем, что он вполне мог стать рождественским подарком.
Они вдвоем вышли, закрыли за собой дверь, и мы забрали бергены. Дела шли хорошо. «Тренируйся усердно, сражайся легко» – эта фраза всегда была мне внушена, даже когда я был новобранцем в пехоте в 1970-х, и сегодня она была определённо верной. Другую часть мантры: «Тренируйся усердно, сражайся усердно – и умри» – я загнал в затылок.
Мы пересекли твёрдую корку песка, залитого горючим за годы и спрессованного ботинками и шинами, направляясь к цистернам, находившимся всего в пятидесяти ярдах от меня. Грузовики стояли слева от меня – грязные, гноящиеся старые машины с потёками ржавчины по бортам цистерн от многолетних разливов. Если бы смыть песок и пыль, налипшие на них, они, вероятно, развалились бы.
Я перелез через пробку, чувствуя себя достаточно уверенно, чтобы снять шемаг, пока двое других занимались своими делами. После того, как я извлек четыре OBI, я проверил дно своего бергена на предмет девятидюймового мясницкого ножа и пары толстых чёрных резиновых перчаток, доходивших мне до локтей. Такие перчатки надевают ветеринары, когда засовывают руку в зад крупных животных. Я знал, что они там есть, но всегда любил проверять такие вещи. Следующей была тридцатиметровая катушка бикфордова шнура, немного похожая на моток зелёной бельевой верёвки. Всё снаряжение, которое мы использовали, было в метрической системе мер, но меня учили имперской. Объяснять всё ребятам на репетициях было настоящим кошмаром.
Лотфи и его приятель, Бог, начали изображать каменщиков на затычке, взяв молоток и зубило на возвышение, которое было обращено к целевому дому, скрытому в темноте, не более чем в двухстах ярдах. Это было проблемой из-за шума, который производил Лотфи. Но, черт возьми, другого выхода не было. Ему просто нужно было не торопиться. Но, по крайней мере, как только первый блок будет вытащен, будет намного легче атаковать раствор. Было бы быстрее и безопаснее, с точки зрения шума, взорвать дыру в стене одновременно с разрезанием баков, но я не мог быть уверен, что нужное количество стены было разрушено, позволяя топливу вырваться прежде, чем оно воспламенится.
Я разложил четыре ОБИ в ровную линию на полу, пока Хубба-Хубба и его приятель, защитник от сглаза, собирали и проверяли рамочные заряды из его бергена. Это были самые простые штуковины: восемь двухфутовых полосок ПЭ (пластиковой взрывчатки) шириной два дюйма и толщиной в дюйм, приклеенных скотчем к восьми деревянным брускам. Он убедился, что ПЭ соединился, раскатывая их в руках, прежде чем вставить в стыки, пока склеивал древесину, чтобы получились два квадратных рамочных заряда. Он вставил два сомнительного вида русских детонатора-детонатора (осветительных взрывателя) в ПЭ с противоположных сторон каждого заряда, затем покрыл их еще большим количеством ПЭ. Затем оба заряда были обмотаны еще большим количеством ленты, пока они не стали похожи на что-то из детского мультфильма. Использовать детонаторы таким образом было плохой практикой, но это была низкотехнологичная работа, и такие детали имели значение. Если бы заряды не сдетонировали, нам пришлось бы их оставить, а если бы они выглядели изысканно и экзотично, это вызвало бы подозрение, что, возможно, работа была выполнена не GIA.
Чтобы убедиться, что они сделают неверный вывод, я смастерил устройство с таймером PIRA (временной ИРА), чтобы взорвать их. Они были предельно просты: использовали таймер Parkway – устройство размером с серебряный доллар, работавшее очень похоже на кухонный таймер для варки яиц. Они изготавливались в виде брелоков, чтобы напоминать о скором истечении срока действия паркомата. Источником энергии служила пружина, а таймеры работали надёжно даже в мороз и сырую погоду.
Я наблюдал, как Хубба-Хубба исчез за бортом резервуаров, обращённым к морю, со своими квадратиками дерева и оставил меня разбираться с ПБИ. Я услышал глухой стук, когда первый рамный заряд опустился на резервуар, удерживаемый магнитами. Он размещал их чуть выше первых сварных швов. Толщина стальных резервуаров для хранения в нижней части составляет около половины дюйма из-за давления, которое им приходится выдерживать от веса топлива. Выше первого сварного шва давление меньше, поэтому сталь может быть тоньше, может быть, около четверти дюйма на этих старых резервуарах. Рамные заряды, возможно, не идеальны технически, но у них не возникнет проблем с пробитием на этом уровне, пока у них будет хороший контакт со сталью.
Я услышал, как магниты с лязгом встали на место на втором. Он всё делал шаг, как мы и репетировали. Не для того, чтобы не шуметь и не быть раскрытыми, а потому, что я не хотел, чтобы он побежал, упал и уничтожил заряды. Мы сделали всего два, и мне не очень хотелось закончить эту работу, висев вниз головой в алжирской камере, пока моя голова будет под ударом злобного бруска.
Я положил зелёный фитиль рядом с ПБИ, которые разложил в песке на расстоянии трёх футов друг от друга. Фитиль между каждым ПБИ горел около полутора минут, как когда Клинт Иствуд поджигал динамитные шашки сигарой. Полторы минуты были лишь ориентиром, так как это время могло быть плюс-минус девять секунд — или даже меньше, если сердечник был сломан, и пламя перепрыгивало через щели, а не прожигало фитиль. Именно поэтому я не подсоединил фитиль заранее, а оставил его свёрнутым: если бы в порохе образовался разрыв, щель могла бы оказаться слишком большой для пламени, и детонации бы не произошло.
После поджигания OBI от фитиля он горел около двух с половиной минут. Это означало, что как только загорится первый, до следующего должно пройти ещё около полутора минут. Это означало, что два из них горели вместе в течение минуты, и к тому времени, как первый догорит, загорится третий, и так далее до четвёртого. Мне нужно было столько же тепла, сколько выделяют два таких предмета, горящих одновременно, чтобы топливо гарантированно воспламенилось.
Я открыл крышки контейнеров OBI и поднес фитиль к открытой смеси в каждой из коробок. Теперь они были готовы к вечеринке.
Хабба-Хубба оглядывался через плечо, медленно двигаясь ко мне спиной, разматывая по ходу дела ещё одну катушку с запалом. Теперь он был соединён с одним из рамочных зарядов через два детонатора. Это был не тот запал, который я использовал. Это был «запал мгновенного действия», который взрываетс