Я думал, Лютфи и Хубба-Хубба были бы очень рады этому помешать. Жаль только, что их не было рядом, чтобы отпраздновать.
Их тела, вероятно, всё ещё лежат в морге в Ницце. Никто не придёт за ними; их, скорее всего, сожгут или похоронят французы в могилах для нищих. Я надеялся, что они оба получат свою частичку рая, о котором Лотфи так много времени говорил Богу, и что они смогут с широкой улыбкой смотреть на Девятое мая, когда оно обретёт своё.
Я представила себе, как мы втроём возимся со шляпами в безопасном доме, и Хаббу-Хаббу с этой штукой, словно сглаз, на шее, и невольно улыбнулась. И тут, словно из ниоткуда, я услышала его голос так отчётливо, словно он сидел рядом: «Он ненавидит это. Он говорит, что я не попаду в рай… Но, кажется, он ошибается. Надеюсь…»
Я не мог перестать думать об их сестре, Халисе. Что теперь будет делать она и их семьи? Им понадобятся деньги. Я не знал, как это делается: позаботится ли Джордж о том, чтобы о них позаботились? Ему, конечно, придётся – ему придётся изрядно потрудиться, чтобы набрать ещё больше Лотфисов и Хубба-Хубба, если они поймут, что об их семьях никто не позаботится, если всё пойдёт наперекосяк. Но я ни за что не мог ему доверять, даже если бы он сказал, что позаботится. Я бы сам что-нибудь сделал. «Меган» уже отбуксировали с площади Антиба, но, если повезёт, деньги, которые мы вывезли из Гумаа, всё ещё будут лежать под сиденьем. Денег будет немного, но это будет началом…
Мост через реку Согус привёл нас в Линн. Мы почти добрались до Страны Чудес. В прошлый раз, когда я шёл по этой дороге, я предвкушал новую работу, новую жизнь. Но что теперь?
Я даже не знал, возьмёт ли она выходной на работе, чтобы встретиться со мной. Но если нет, я просто выходил и сидел на пороге, пока она не вернётся. Мне нужно было кое-что сказать, и я думал, что она должна это услышать.
Hubba-Hubba помог мне принять решение.
Он сидел в передней части «Скудо» и лечил свой дурной глаз.
«Мы прежде всего семья, какие бы разногласия у нас ни возникали, какую бы боль мы ни испытывали… Мы давно научились находить компромисс, потому что иначе семья погибнет».
Я не мог быть студентом или барменом – или кем-то ещё, если уж на то пошло. Я не мог заниматься ничем, кроме того, чем занимался. Конечно, мне не очень нравилось многое из того, что с этим связано. Но однажды она сказала мне, что ей всё равно, чем я занимаюсь, лишь бы хорошо это делал. Что ж, я этим занимался, и у меня это получалось хорошо. И благодаря моим двум друзьям из группы Rubbermaids и фетишам на шапочки для душа я понял, что работаю ради того, во что верю. Люди, которые мне дороги, жили в стране, в защите которой я сыграл свою небольшую роль, и впервые в жизни я радовался своему поступку. А если ангелы спустятся и взвесят мою книгу судеб ради смеха, то, возможно, там найдётся страница-другая полезного для них.
Может, Кэрри тоже прочтёт. Может, я расскажу ей о Лотфи, Хуббе-Хуббе и Халисе, и мы сделаем несколько шагов к середине. Люди могут оставаться вместе, если действительно этого хотят, даже если вокруг творится куча дерьма. Теперь я это знал: я видел, как это происходит.
Поезд остановился, люди встали, потянулись за шапками и пальто, а также за сумками с рождественскими покупками. Автоматические двери раздвинулись, открывая указатели на станцию «Уандерленд».
Я вышел из поезда. Было ужасно холодно, дул пронизывающий ветер. Я застегнул флисовую куртку и присоединился к толпе, направлявшейся к заграждению.