Я протянул руку и снял с неё шляпу, а затем медленно провёл пальцами по её волосам, пока она ехала на «Плимуте» по выбоинам на асфальте. Мы выехали на главную дорогу и повернули налево, вдоль северного берега, и проехали десять миль до Марблхеда.
«Хорошее важно или плохое важно?»
Она покачала головой. «Пока нет. Мне будет легче объяснить, когда мы приедем».
Я медленно кивнул. «Хорошо. Тогда расскажи мне что-нибудь ещё».
Лус понравилась новая школа, сказала она, и у неё появились замечательные друзья; она осталась у одного из них на всю неделю, чтобы мы могли побыть вместе. Она также рассказала мне, как с сентября немного обогатилась гостиница её матери. Ах да, ещё она подумала, что, возможно, мне найдётся подработка барменом в яхт-клубе. Я хотел сказать ей, что мне не нужна работа, чтобы разливать пинты «Сэма Адамса» любителям водных развлечений на выходных. К среде я стану полноправным гражданином, размахивающим флагом; США – моя устрица, и всё такое.
Старый город Марблхеда напоминал съёмочную площадку: ярко раскрашенные деревянные дома с аккуратными садиками, расположившиеся на извилистых улочках. Корнуоллские рыбаки обосновались здесь ещё в XVII веке, возможно, потому, что скалистое побережье напоминало им о доме. Теперь же единственные рыбаки, оставшиеся там, свешивали удочки со своих лодок стоимостью в миллион долларов в Бостонском яхт-клубе.
Сегодняшний Марблхед — это место, где старые бостонские деньги встречались с новыми бостонскими деньгами. Мать Кэрри родилась там и была благословлена богатством старины. Она вернулась около десяти лет назад, после развода с Джорджем, и принимала гостей, потому что ей нравилось общество.
Кэрри сделала пару поворотов, чтобы мы съехали с главной улицы, и мы остановились на небольшой дороге, тянувшейся вдоль воды. Причал Такера слегка вдавался в воду, по обеим сторонам стояли старые обшитые вагонкой дома, теперь рестораны и старые магазинчики. «Вот оно», — объявила она. «Мы на месте».
Мы вышли, застёгивая джинсы от холода, и Кэрри взяла меня за руку, проводив к деревянной скамейке. Мы сели и стали смотреть на залив и большие дома на другом берегу.
«Мама часто приводила меня сюда в детстве, — сказала Кэрри. — Она называла это место вратами Марблхеда в мир. Должна признаться, для десятилетнего ребёнка это звучало просто волшебно. Тогда я думала, что мой родной город — центр вселенной».
Даже сейчас это казалось мне чем-то магическим. Место, где я вырос, оказалось центром кучи дерьма.
«Она рассказывала мне всякие истории о рыбацких лодках, отплывающих отсюда к Большим отмелям, и о командах, собирающихся для участия в Войне за независимость и в войне 1812 года». Она улыбнулась. «Ты здесь не единственный любитель истории. Надеюсь, ты впечатлён». Улыбка медленно угасла, когда её мысли обратились к чему-то другому. Она посмотрела мне в глаза, а затем отвернулась, устремив взгляд на воду. «Ник, я даже не знаю, с чего начать».
Я погладил её по волосам. Я не знал, к чему всё идёт, но, наверное, это как-то связано с Аароном. Внезапно я вспомнил, как он сидит под стражей в той кладовке в Панаме и курит. Нос у него был в крови, глаза опухли, но он улыбался, возможно, довольный собой от того, что помог нам всем сбежать в джунгли, пока он смаковал последнюю сигарету.
Я понятия не имел, как его оттуда вытащить. Я был безоружен, и вариантов у меня практически не было. А потом он принял решение за меня. Дверь распахнулась, и Аарон бросился в ночь.
Когда он проскользнул в темноту, изнутри дома раздалась длинная очередь из автомата. Затем охранник подбежал к двери и прицелился, произведя короткую, хлесткую очередь.
Я услышал мучительный вздох, затем леденящий душу протяжный крик. А затем наступила тишина, которая подсказала мне, что он мёртв.
«Я привезла его сюда, понимаешь, вскоре после нашего знакомства. Мы приехали из Панамы на каникулы. Я знала, что это шокирует моих родителей. Оказалось, у них было полно других забот. Джордж был слишком занят борьбой с теми, кто был назначен злодеями в том году, чтобы заметить меня. Мне не стоило удивляться. Он даже не помнил мамин день рождения. Поэтому мы вернулись в Панаму учиться, пока родители разводились». Она мечтательно улыбнулась. «Боже, я так старалась, чтобы завершить свои бунтарские годы, переспав с учителем, а мои чопорные родители были слишком заняты разрушением своих отношений, чтобы обращать на это внимание… Чёрт», — сказала она, закатывая глаза. «Может, мне не стоило уговаривать тебя поступить в колледж».
Я обнял её. «В свои бунтарские подростковые годы я угонял машины, а те, в которые не мог сесть, просто разбивал. Думаю, с этим покончено».
Внезапно она прижалась ко мне. «Я ненавидела, когда тебя не было рядом, Ник. Это меня пугало. Наверное, это помогло мне осознать, как сильно я привыкла к твоему присутствию. После смерти Аарона я сказала себе, что буду очень осторожна и не буду снова подвергать себя такой боли».
Я поднял руку к ее лицу и смахнул слезу с ее щеки.
«Я волновалась, что буду с тобой, Ник. Надёжность — не самый важный пункт в твоём резюме».
Я быстро пробежал глазами своё резюме, как она его называла. В это же время в прошлом году я жил в приюте для бездомных в Камдене, без денег, стоял в очереди за бесплатной едой в раздаче кришнаитов. Все мои друзья умерли, кроме одного, и он меня презирал. Помимо одежды, в которой я стоял по прибытии в Панаму, всё моё имущество лежало в сумке, застрявшей в камере хранения на лондонском вокзале. Она была права.
«И не успели мы здесь обосноваться, как ты снова уехала. Девочке нечем хвастаться перед матерью, правда?» Она помолчала. «А потом ещё Келли. А вдруг мы не поладим? А вдруг она с Луз не поладим?»
Я была опекуном Келли: она была второй женщиной в моей жизни, которую я постоянно разочаровывала. Ей было тринадцать, и она была далеко не такой взрослой, какой ей хотелось себя считать. Я увижу её на Рождество в Мэриленде. Не в само Рождество, потому что она была занята семейными делами с Джошем и его детьми, своей новой семьёй, но я увижу её в канун Рождества. «Кэрри, я…»
Она приложила палец к моим губам. «Тсс…» Она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. «Я волновалась, но теперь всё в порядке. Мне всё равно на прошлое. Ты теперь гид, бармен, кто угодно — мне всё равно, лишь бы ты хорошо справлялся. Последние несколько недель пошли мне на пользу. Они дали мне время подумать, и я кое-что понял. Наконец-то могу думать о том, что ждёт меня впереди. Последний год я словно просто топталась на месте, моя жизнь остановилась.
«Вот что я хочу тебе сказать, Ник. Я хочу, чтобы мы были вместе — по-настоящему вместе». Она посмотрела вниз, затем снова подняла взгляд и посмотрела мне в глаза. «Новая Кэрри, новый Ник, новая жизнь. Вот почему я хотела привести тебя сюда. Причал Такера, врата в мир. Врата в будущее».
«Ты была так терпелива с Аароном. Я знаю, что никогда его не забуду, но я готова двигаться дальше, и это главное. Я хочу, чтобы будущее было связано с нами».
«Я не знаю, что сказать».
«Тогда не надо. Тебе не нужно ничего говорить».
Мы встали и шли рука об руку около двадцати минут, пока не достигли небольшой защищенной бухты.
«Маленькая гавань». Она обвела рукой залив. «Мама всегда называла это место тем, где всё началось. Основатели, некоторые из которых были её родственниками, обосновались здесь в 1629 году. Поселенцы вырубили лес, чтобы построить крошечные домики с соломенными крышами и рыбацкие лодки. Я до сих пор слышу, как мама говорит: «Отсюда сильные духом мужчины отправляются на промысел в неизведанных водах». Мне нравились её рассказы об основателях. Они были смелыми, предприимчивыми, искали личной свободы, клочка земли, места у моря…»
«Они были правы». Я с удивлением услышал это вслух. «Марблхед — это, знаете ли, и моя фантазия тоже». Я не знал о существовании таких мест, когда прогуливал школу в Пекхэме.
«На причале Такера всегда были отплывающие, Ник. А здесь – прибывающие. Это наше новое начало. Я чувствую, что мы находимся в начале чего-то нового, и я хотела привезти тебя сюда, чтобы сказать тебе об этом. Я никогда ни с кем не делила это место, даже с Аароном». Она снова улыбнулась. «Готовы к продолжению истории? Наши корабли торговали со всем миром, обменивая сушёную рыбу на одежду, инструменты, золото и серебро. Все процветали, и было две главные новости: война с французами и пираты. Они десятилетиями терзали побережье».
Она на мгновение замялась, смутившись. «Я тебе это принесла». Она достала из-под пальто тщательно упакованный подарок, перевязанный блестящей синей лентой. Она лучезарно улыбнулась. «Давай, открывай. Он не укусит».
Я сняла ленту так осторожно, как только могла.
Всеобщая история грабежей и убийств самых отъявленных пиратов капитана Чарльза Джонсона.
Она едва могла скрыть свой восторг, пока я листала страницы, останавливаясь на каждой иллюстрации.
«Впервые он был опубликован в 1724 году. Мне пришлось раздобыть это издание в одном местечке в Нью-Йорке. Знаю, это не Средневековье, но там много о том, как корабли из Новой Англии берут на абордаж по пути в Лондон. Я знал, что тебе понравится. И, кроме того, это напомнит тебе обо всём, чем я тебя только что утомил».
Я закрыла книгу. «Ты меня не утомляешь. Мне понравилось каждое слово».
Мы вернулись в машину и поехали на Грегори-стрит. Дом принадлежал семье много лет. Построенный в 1824 году, он изначально был рыбацким домиком с видом на море. Различные пристройки и перестройки, вероятно, во времена Золотого века, о котором она говорила, превратили его в просторный семейный дом. Над входной дверью был прибит деревянный ананас в знак приветствия. В этой части света их было повсюду. Пару сотен лет назад моряки, возвращавшиеся из дальних плаваний, клали ананас у двери, чтобы показать, что они вернулись, и что здесь рады гостям. Обычно я бы пошутил по этому поводу, но сегодня передумал.