Чтобы освежить память, я нашёл на мобильнике те четыре страницы фотоальбома, которые я сфотографировал, чтобы иметь снимки Алёны не только мёртвой.
На тех снимках, где Алёна проходила фотосессию в доме и во дворе Тани, на лице Алёны я не разглядел не то что косметики, а и о косметике упоминания. Мало того, Алёна на снимках в доме Тани красовалась только в спецовке служанки. На полу таниного холла, мёртвая, Алёна была одета словно собиралась пройтись по набережной под ручку с кавалером, и одежда Алёны спецовку служанки не напоминала ни единой строчкой.
Напросился вопрос: почему – вопреки обычаю в доме Тани быть в спецовке и ненакрашенной – Алёна перед смертью заявилась в танин холл в парадно-выходном наряде и с пусть и малозаметным, но макияжем?
Я захотел поскорее пролистать фотоальбом Алёны, чтобы узнать, ошибся ли я, когда решил, что в дом Тани Алёна входила всегда без макияжа.
Я оглобли развернул, покатил назад, к Тане. Педальку газа я прижал к полу так, что джипчик доставил меня к таниным воротам в семь секунд.
*
*
Таня как стояла “руки в боки”, когда я отъезжал, так меня и встретила. Я подумал, что за те пару минут, что я катался туда-сюда, Таня так с места и не сдвинулась. Только на лице Тани появилось выражение: “Похоже, сюрпризы я выгребла ещё далеко не все”. Хорошо ещё, что у Тани не вырвалось: “Ну мне попался и уникум! То у него мозги зависают и он уезжает, то возвращается, летит на всех парах…”
Я вышел из машины, спросил, как долго Таня собиралась так стоять. Таня сказала, что увидела, как я остановился, и подумала, что зависание моих мозгов на танино счастье таки прошло, вот и решила подождать, в дом не входить.
Я попросил показать мне фотоальбом Алёны ещё разок. Во взгляде Тани мелькнуло удивление, но как ни странно, спрашивать, зачем мне фотоальбом, Таня не стала, а без единого слова провела меня в домик Алёны и подвела к фотоальбому.
Страницу за страницей я пролистал половину альбома. Листать дальше я счёл напрасной тратой времени, потому как моя догадка подтвердилась. На снимках, что сделаны в доме Тани, Алёна была всегда без косметики: губы не накрашены, ресницы и брови как только после умывания, даже лёгких румян на щеках – и тех не наблюдалось. Зато на всех без исключения снимках, что сделаны вне таниных владений, Алёна с макияжем.
Я сказал Тане, что как по мне, то перед смертью Алёна вела себя странно: появилась в доме Тани накрашенной.
Таня улыбнулась, сказала:
– Ничего странного. Алёна с домашними делами управилась, и я отпустила её отдохнуть. После трёх у Алёны планировался выходной. Вот она и намарафетилась. Наверняка собиралась пойти прогуляться. Потому накрасилась и ждала трёх часов. А потом решила заглянуть в мой сейф.
– Почему ждала, и почему именно трёх?
– В три должен был приехать Влад. Выходить из дому раньше, чем приедет Влад, я Алёне обычно не разрешала. Ведь они могли встретиться на улице, а чем их встречи заканчивались, я знала. Так я лишний раз держала их на расстоянии.
– Не глупо. Значит, если бы не выходной, то Алёна ходила бы не накрашенная. Почему?
– Алёна на работе не красилась. В мой дом накрашенной не заходила. Это моё условие. Ко мне приходит Влад. Я не хочу, чтобы кроме меня, он смотрел ещё и на Алёну.
– Вы откровенны.
– Что скрывать? Алёна была красивой и без косметики. А уж накрашенная просто бросалась в глаза.
– Приказ в ваш дом накрашенной не входить Алёна нарушала?
– Ни разу.
– Почему нарушила сегодня? Почему вошла в дом накрашенной?
– Теперь не узнаем.
Я пригрузил мозги задачкой: почему Алёна, невзирая на приказ Тани, таки вошла в холл Тани накрашенной? Притом для первого и последнего акта непослушания выбрала день своей смерти.
Пока мозги обрабатывали задачку, память подкинула мне картинку, на которой крупным планом изображалась затяжка на блузке Алёны. Я немедля вспомнил, что когда я ту затяжку увидел впервые, – когда осматривал труп, – то подумал, что Алёна зацепилась блузкой за гвоздь, да нитка из ткани блузки осталась на гвозде.
Тут до меня дошла очередная мегаверсия: “Алёну убили в домике для прислуги, и в танин холл перенесли”.
Затяжка на алёниной блузке получила от меня почётный титул гвоздя мегаверсии. Я решил, что когда Алёну стукнули по затылку, Алёна упала и зацепилась блузкой за какой-нибудь гвоздь.
Осталось найти гвоздь с ниткой, которой не хватало на блузке Алёны.
Я осмотрел домик Алёны чуть не с лупой: искал, какого предмета могла коснуться блузкой Алёна, когда падала. Поиски закончились на алёниной кухне. Нитку я таки нашёл. Зацепилась за заусенец на ножке стула.
Пока я искал нитку, Таня ходила следом, но глупыми вопросами не мешала, что как для женщины редкость.
Когда я нитку нашёл и принялся фотографировать на камеру мобильника, Таня спросила: “И что это за сверхценная нитка?”. Я сказал, что нитка с блузки Алёны. Затем, когда упаковал нитку в пакетик для вещдоков, я рассказал Тане суть мегаверсии с ниткой от блузки в роли главной улики.
В конце моего рассказа Таня воспряла духом, сказала: “Вот видите! Я же говорила, что её не убивала!”. Затем Таня с минуту воздавала мне по заслугам, восхваляла мой сыщицкий гений, а я стоял и думал, за что мне такие почести, ведь я-то сам, осознанно, ни до чего не додумался, всё пришло само, я только принял.
После таниной речи “Как я рада, что наняла именно вас!” я решил, что Таню пора спускать с небес на землю. Я сказал, что когда о моей мегаверсии узнает Юсуп, – а скрывать мегаверсию от Юсупа я не стану, – то Тане мало не покажется. Потому как Юсуп скажет, что Таня ударила Алёну обрезком трубы, перенесла труп в холл, положила рядом с трупом бутылку со своими отпечатками, а затем вызвала меня.
На вопрос Тани: “Неужто я такая дура оставлять рядом с трупом бутылку со своими отпечатками?” – Юсуп ответит, что бутылку оставила для того, чтобы подобный вопрос адвокат Тани задал присяжным. Ни один присяжный не поверит, что Таня такая дура, чтобы намеренно оставлять рядом с трупом бутылку со своими пальчиками. Зато каждый присяжный ухватится за версию адвоката, в которой убийца – дядька Некто – хотел Таню подставить, потому и убил Алёну трубой, а бутылку с таниными отпечатками подложил.
Таня меня выслушала, пригорюнилась, шмыгнула носом. Пока Таня не развела мокрое дело, я решил отчалить. Утешитель из меня никакой, да и утешить Таню мне было нечем.
Когда я засобирался, Таня спросила: “Вы куда?”. Я сказал: “Искать убийцу”. Таня реветь передумала, через силу улыбнулась, сказала: “Спасибо, что хоть чуть-чуть мне верите”. Ни “Пожалуйста”, ни “На здоровье” я не произнёс. Зачем врать? Верить Тане я причин не нашёл. Правда, серьёзными основаниями для того, чтобы на каждое танино слово смотреть сквозь призму “Ври, да не завирайся!”, я не располагал тоже.
Таня меня провела, на прощание попросила, чтобы звонил немедля как только узнаю хоть что-нибудь, что добавило бы таниному адвокату козырей.
По приезду домой я позвонил Юсупу, сообщил версию “Алёну убили в домике для прислуги, затем перенесли в холл Тани”. Юсупу версия понравилась, особенно та её часть, в которой убийцей может оказаться Таня, а не дядька Некто.
Под конец разговора Юсуп сказал, что кровь на бутылке – из раны Алёны. Потому за неимением иного орудием убийства Алёны Юсуп до поры до времени назначил бутылку с таниными пальчиками на стекле. Делать выводы Юсуп мне не запретил.
После звонка Юсупу я с часок поломал голову над мотивом убийцы, потому как убийцей в виде допущения определил не Таню, а дядьку Некто. Искать мотивы Тане не приходилось, ведь у Тани мотивов насобиралось выше крыши.
Мотивов дядьке Некто я не нашёл. Зато поймал себя на мысли, что убийцей считал Таню, а дядьку Некто – лишь в виде допущения. Я пожурил себя за предвзятость, черту для сыщика архипаршивую. Впредь наказал себе считать Таню убийцей не более других до тех пор, пока Таню не назовёт убийцей суд.
После сеанса самобичевания я решил отложить дела до утра. Всё же вечер утра скудоумнее.
Утром ко мне приехал страховщик. Парня так и зову: Страховщик. Не потому Страховщик, что страхует, а потому, что на людей нагоняет страх вечными придирками да угрозами подать в суд, лишь бы не платить страховку.
Страховщик обращался ко мне и раньше. Деньги на содержании своих сыщиков страховая компания экономит, потому и обращается Страховщик ко мне, и то лишь в тех случаях, что из ряда вон. К примеру, в последний раз Страховщик нанимал меня проверить, не маскируется ли под несчастный случай рядовое убийство ради получения страховки.
*
*
Страховщик сказал, что жизнь Алёны застрахована на сто тысяч долларов. Когда я услышал сумму, то чуть не выпрыгнул из кресла. Сто тысяч! Понятное дело, я спросил, откуда у Алёны деньги на взносы по такой недешёвой страховке.
Страховщик нагонять туману не стал, ведь пришёл не за тем. Сказал, что все расходы по страховке оплатила Таня, работодательница Алёны. Сказал, что Алёна застрахована от несчастного случая при работе у Тани. Добавил, что получателем ста тысяч долларов по алёниной страховке в случае алёниной смерти указан родной брат Алёны Артур.
В одном из пунктов договора указано, что страховка не выплачивается в случае, если будет доказано в суде, что получатель страховки Алёну убил. Этим пунктом страховщики сообщили Артуру, что убивать Алёну ради денег по страховке нет смысла.
Ко мне Страховщик обратился потому, что Артур подал документы на получение денег по страховке. Если бы Артур денег требовать не стал, то страховщики бы и не почесались, а так, когда впереди замаячила выплата ста штук баксов, страховщикам кровь из носу захотелось узнать, кто убил Алёну. Если убил Артур, которому убить сестру и замести следы ой как выгодно, то страховщики могли спать спокойно, ведь пункт в договоре страховки позволял Артура послать подальше в случае, если суд докажет артурову вину.
Если Алёну убил Артур, и обставил смерть сестры как нападение неизвестного или как убийство Таней в отместку за кражу браслета, то моя задача – доказать вину Артура, и помочь Юсупу отделить зёрна от плевел.