После обмена приветствиями я сказал, что мне понравилось, как на двери соседа всего за ночь появилась прикольная картинка. Палитра засияла, словно я наградил её титулом “Главный Художник Вселенной”, сказала с немалой гордостью: “Классно, да? Мы придумали сюжет на ходу”. Я подумал, что куча дерьма – сюжет таки классный, что ни говори. Наверное, чтобы до таких сюжетов додумываться на ходу, надо быть художником от бога.
Затем я показал Палитре запись с мобильника. Показал то место, где утиная походка и где взгляд с косинкой уткнулся в объектив камеры слежения. Палитра потухла, напомнила бракованный фейерверк: тот тоже поначалу искрится, веселится, и собой гордится, а затем без предупреждения тухнет.
Дальше я пустился во враньё: сказал, что камера, которая записала глаза художницы, высокого разрешения, на записи виден даже мельчайший дефект радужки. Сказал, что спецы установят личность художницы в маске по радужке, как по отпечаткам пальцев.
Под конец монолога я поставил Палитре условие: или я несу запись в милицию, или Палитра сдаёт мне заказчика.
Палитра думала с минуту, затем сказала:
– Я вам ничего не скажу.
– Тогда я несу запись в милицию. Я – сыщик. У меня в прокуратуре знакомых столько, что дело доведут до суда по всем правилам. Получите за хулиганство и порчу имущества по полной программе. А после суда получите от меня по морде.
– Угрожаете?
– Да. При этом я набью вам морду так, что не докажете. И сто человек скажет, что когда вам рихтовали личико, я был в Заполярье.
– Будете бить женщину?
– Вы для меня не женщина. Вы для меня вредитель. Мне плевать, кто разрисовал мою дверь – женщина или мужчина. Художник должен получить за работу сполна.
– Художник должен быть голодным, вы такое правило слышали?
– Вас я накормлю. Вы будете художником, сытым по горло. Вы будете исключением из правил. Чао!
Я поднялся со скамейки и потопал к выходу из парка. За спиной раздалось: “Во блин! На фиг оно мне надо?”. Затем Палитра крикнула: “Постойте!”. Я остановился, развернулся, проткнул Палитру взглядом Злого Дядьки. Палитра взгляд отвела, сказала:
– Заказчица была с нами.
– Была?
– Да. Она… Я её толком-то и не знаю. Она нашла нас на сайте, заказала работу. Она нам хорошо заплатила. Терять такого клиента я бы не хотела.
– А если я вам заплачу ещё круче, но за убийство?
– Ну…
– Зачем меня остановили, если заказчицу не знаете?
– Я её не знаю не в том смысле, что не знаю, а в том, что я с ней не вожусь. Зато я знаю, кто она такая. Это Светочка, дочка нашего Ивасюка. Знаете, кто такой Ивасюк?
– Знаете, сколько в нашем городе Ивасюков?
– Такой один. Хозяин речпорта. Очень богатый человек. А Светочка на папины деньги бесится с жиру. Вот и нанимает нас, дураков, подписывает нас на всякую… А что нам делать? Отказываться? Ведь платит-то Светочка хорошо. Ну, вот и всё. Бить меня будете?
– Зачем? Вы ко мне по-людски – я к вам тоже по-человечьи.
Я протянул Палитре визитку, сказал, чтобы обращалась, если заведутся деньги и понадобится помощь. Палитра визитку взяла, помялась, пробубнила: “Меня Светочке не сдавайте, а?”. Я пообещал не сдавать, зашагал к джипчику.
По дороге я порылся в памяти, повспоминал, где встречал имя Светочки Ивасюк. О светочкином папе я слышал, и не раз: всё же Ивасюк начальник речпорта, а там зерно, металл, удобрения переваливаются сотнями тысяч тонн, то есть деньги в речпорту вертятся огромные. Понятное дело, что начальнику речпорта сам бог велел быть богатым и известным. Так что о папе я слыхал. О дочурке слыхал тоже, только никак не мог припомнить, где.
Вспомнил, когда сел в машину. О Светочке я читал в криминальной хронике. Журналист Сидоров – писака старой закалки и вдобавок коммунист – как только узнавал о малейшем отклонении от заветов Ильича в поведении новых русских, немедля выдавал на-гора статью в стиле “Их поганые нравы”, где бранил устои современного общества на чём стоит свет. Ну а если заветам Ильича не следовали не сами зажравшиеся богачи, а их детишки, то тем детишкам лучше статью Сидорова не показывать, ибо за усердное поливание главных героев статьи помоями захотят Сидорова прибить.
Одна из подобных статей Сидорова в моей памяти и всплыла. В той статье Сидоров рассказал, как Светочка Ивасюк угодила в райотдел за пьяную драку, сквернословие в общественном месте, да сопротивление работникам милиции. Но больше всего Сидоров убивался, что Светочку отпустили через пять минут после звонка начальнику райотдела Ивасюка старшего.
Я подумал: если Светочку в райотдел приводили, то вряд ли приводили один-единственный раз. Светочки чувствуют себя достаточно защищёнными папиным влиянием, чтобы опасаться очередного привода. Потому я решил, что Светочкины координаты в милиции есть.
Я позвонил Юсупу, попросил узнать по юсуповым каналам адрес и телефон дочери начальника речпорта Ивасюка, Светланы. Юсуп через три минуты перезвонил, сообщил то, что я просил узнать. Заодно Юсуп спросил, как продвигается следствие. Я сказал, что ищу художниц, которые нарисовали на моей двери кучу дерьма. Юсуп над моим горем посмеялся, пожелал мне удачи и выразил надежду, что поиски художниц не отвлекут моё внимание от Влада.
*
*
Ровно в девять я въехал во двор Светочки.
На лавочке у подъезда Светочки сидел худой тип в зелёных порезанных кроссовках и с подозрительной мордой.
У подъезда валялась ветка толщиной в руку и длиной в метр. Я ветку подобрал. Тип в зелёных кроссовках на меня покосился, напрягся словно та битая собака, которая как видит человека, поднимающего палку, так и напрягается, готовится дать дёру.
Я взглядом показал типу в зелёных кроссовках, что бить не буду, улыбнулся, вошёл в подъезд. Позади себя услышал выдох облегчения.
Когда квартиру Светочки нашёл, то дверной глазок я закрыл ладонью, и только затем утопил кнопку дверного звонка. Ждал, когда за дверью послышатся шаги, ровно три минуты. Чуть не затекла рука, что закрывала светочкин дверной глазок. Я пожалел, что не прихватил скотч, чтобы глазок заклеить.
На вопрос: “Кто?”, что прозвучал из-за двери, я сказал, что я слесарь ЖЕКа, и мне надо проверить, не Светочка ли топит соседей снизу.
Светочка открыла.
Когда Светочка меня увидела, да ещё с веткой-дубинкой, немедля попыталась дверь захлопнуть. Вставлять ногу между дверью и косяком я ещё не рехнулся, потому как дверка у Светочки стальная да тяжеленная. Оттяпает ногу по самое колено.
Потому я вставил между дверью и косяком ветку, для чего её и прихватил. Дверь ветку едва не перерубила. Я представил, что могло бы быть с моей ногой, сунь я ногу вместо ветки.
Затем я рванул дверь на себя. Дверь тяжёлая, на мой рывок плевала с высокой горки, открылась с вальяжностью многотонной двери банковского подземного хранилища. Вместе с дверью выехала и Светочка, что уцепилась за дверную ручку мёртвой хваткой.
Я взглядом приказал Светочке вернуться в квартиру, Светочка повиновалась, затем в квартиру непрошенным гостем вошёл и я.
Я прикрыл за собой дверь, сказал: “Привет, Светочка! Привет, художница!”. В ответ получил взгляд, полный ненависти, и шипение змеи, которое я перевёл на человеческий как “Пошшшёл ты, мусор!”.
Если бы меня спросили, как Светочка выглядела, то я бы сказал, что Светочка симпатичная, но не красавица. До красоты Алёны Светочке далековато. Светочка выглядела как пацанка.
Я спросил, откуда Светочка меня знает в лицо, и что я тружусь сыщиком. Светочка сказала, что в городской сетке набрала в поисковике “сыщик Ян Янов”, и так попала на мой сайт, а там висит моё фото, словами Светочки “фотка какого-то урода”.
Я приготовился к долгому и нудному допросу с отговорками и враньём Светочки и с угрозами и нравоучениями сыщика Янова.
Я спросил:
– Зачем вы разрисовали мою дверь, дорогуша?
Светочка подарила мне лучезарную улыбку кобры.
– Янов, ты хоть знаешь, с кем так борзо базаришь?
– Знаю. Вы дочка Ивасюка. Будете пугать меня папой? Глупо. И давайте перейдём к нормальному языку. А то ботать по фене вы всё равно не умеете.
– Да пошёл ты, умник!
– Я вам гожусь…
– В папы, я знаю. Потому тебе и тыкаю. Потому что ты лезешь куда тебе не надо, и хочешь, чтобы тебя уважали, и прикрываешься своим возрастом. Поэтому повторяю: пошёл ты, мусор! Я тебя не боюсь!
– Странно… Я вроде бы вас не пугал, чтобы вы могли меня бояться.
– Слышь, мусорок! Мне с тобой тут базарить в лом. Шёл бы ты отсюда, пока я не позвонила папе.
– Звоните.
– И позвоню!
– Желательно резину не тянуть. Я покажу папе запись, где вы с подружками перепутали мою дверь с книжкой-раскраской.
– Запись?
– У меня на двери стоит камера. Зовите папу.
– Думаешь, побоюсь? Да плевать я на тебя хотела! Мой папа за твою дверь мне ничего не сделает. А чтоб ты знал, как я тебя боюсь, слушай сюда: дерьмо на двери – это было предупреждение. От Влада отвали, понял? А не то я тебя…
– Стоп! А то ещё наговорите себе на срок за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Можете схлопотать до двух лет.
– Кто докажет, что я угрожала?
– Мой диктофон. Я его не выключаю. Дать послушать или поверите на слово?
Светочка хотела что-то сказать, да осеклась. Покраснела, губы сжала, фыркнула. Я понял, что разговор окончен. С диктофоном я поторопился.
С другой стороны, я узнал больше, чем узнать от Светочки надеялся. Правильнее будет так: от Светочки услышать о Владе я и не надеялся. Я не представлял, за какие грехи на моей двери появилась куча дерьма, но я не представлял ещё больше, что из-за Влада.
О каком Владе речь, я полгода голову не ломал. Понятное дело, Светочка предлагала мне отвалить от того Влада, к которому я подвалил с подозрениями в убийстве Алёны.
Чтобы проверить, не ошибся ли, я огляделся, сквозь открытые кухонные двери увидел на столе розовую мобилку, без испрашивания разрешений у хозяйки быстрым шагом прошёл на кухню, поднял мобилку со стола.