Мелькнул забор, высокий, со спиралью колючей проволоки, над которой торчали камеры видеонаблюдения, да не простые, а с инфракрасным каналом, так что не скроешься и ночью. Створки массивных ворот распахнулись, мелькнул в стороне охранник, высоченный парень в черной униформе, с новеньким пистолетом-пулеметом ПП-19-01 «Витязь-СН» на плече. Кортеж остановился в небольшом дворике, и Сейфуллин, не дожидаясь, когда телохранитель распахнет дверцу, выбрался из уютного, надежного нутра «Мерседеса», и, запахнув кожану. Куртку, бросился к дому, взбежав на крыльцо и громыхнув тяжелой дверью.
Генерал Аляев, с комфортом устроившийся в глубоком кресле, и развалившийся на небольшом диванчике Максим Громов поднялись при появлении хозяина особняка. Сейфуллин, пожав генералу первому протянутую ладонь, спросил:
— Что за спешка? Что стряслось?
— Стряслось, — усмехнулся бывший начальник ГРУ. — Поверь, оно того стоило. Максим, будь другом, кликни нашего гостя?
— Кого это вы сюда еще притащили? — нахмурился, то ли в шутку, то ли в серьез, Сейфуллин.
Громов, выйдя из гостиной, через минут вернулся в сопровождении какого-то мужчины. Тот был одет в непрезентабельный свитер и потертые джинсы, щетина на его ввалившихся щеках и подбородке готова была превратиться в бороду. Но, несмотря на это, лицо показалось знакомым Ринату Сейфуллину.
— Это Гарри Хопкинс, репортер «Би-Би-Си», — представил незнакомца Громов. — Последние несколько недель он провел в Нижнеуральске, в лагере партизан. Так сказать, на переднем крае. И то, что мистер Хопкинс видел там, очень сильно отличается от официальных новостных сводок!
— У меня есть репортаж, — подхватил британец. — Его снял мой напарник. Он погиб при бомбежке, когда американцы атаковали жилые кварталы. А эти кадры остались. Билли всегда старался хорошо делать свою работу. Это стоит увидеть. Не только вам — всем!
Посмотреть было где. Ринат Сейфуллин, периодически сбегавший от суеты в этот тихий уголок, обустроился с комфортом. В небольшой комнате отдыха отыскалась огромная, в полстены, плазменная панель с USB-разъемом. И как только на огромном экране возникли первые кадры, дергающиеся, нечеткие, потому что это очень сложно — снимать под обстрелом, ползая по-пластунски среди трупов и воронок от падающих беспрерывно снарядов, все умолкли. Лишь через полчаса мрачное напряженное молчание нарушил Максим Громов:
— Это действительно должны увидеть все. И не только здесь, в России, но по всему миру. Американцы не просто нарушили собственные обещания, которые дали публично, когда решался вопрос о размещении их войск на нашей территории. Это прямые доказательства военных преступлений, исполнители которых безнаказанно действуют на Урале, а организаторы, без сомнения, дергают за ниточки из Вашингтона.
— Боюсь, не найдется во всем мире тех, кто сумет призвать Америку к ответу за то, что творится ее именем, — вздохнул Сейфуллин. — Да, будет много шума, но и только. У нашей страны больше нет сил, чтобы сдержать американцев, а у тех, у кого силы есть, будь то Китай, к примеру, нет намерения вступать в прямое столкновение.
— Китайцы и так оказывают нам такую помощь, какую только могут, — возразил Громов, подавшись вперед. — Их солдаты сражаются в рядах партизан, этого, что, мало?
Министр экономики лишь скептически хмыкнул:
— Этим они и ограничатся, полагаю. Им важнее решить внутренние проблемы, чем ввязаться в войну с американцами, из которой Китай победителем может и не выйти.
— Немало внутренних проблем Китая и связано с американской оккупацией России, — встрял в перепалку генерал Аялев. — Например, резко упал объем поставляемого китайцам российского газа, заморожены многие проекты, связанные с экспортом нефти. Развивающаяся экономика, да еще такая динамичная, как в КНР, требует, помимо прочего, колоссальных затрат энергии, вам ли этого не знать, уважаемый господин Сейфуллин. Но дело даже не в позиции китайцев. Здесь, у нас, многие пребывают в растерянности. До того, как все началось, тема вторжения американцев беспокоила многих. Были написаны сотни книг, более или менее популярных, чьи авторы пытались предсказать, как все будет. Но реальность оказалась не тем, чего ждали. Никаких концлагерей, никаких массовых казней. Американцы заперлись на своих базах, так что многие миллионы наших граждан просто не видели вживую американского солдата. Да, по кому-то война прокатилась всей своей мощью, но иные места она просто не тронула. Сменились лица в официальной хронике выпусков новостей, и только. Мы призываем дать отпор оккупантам, но многие просто не понимают, за что им сражаться, ведь никто не угрожает их спокойному, мирному существованию. А теперь у нас есть то, что изменит сознание миллионов русских, ведь не трудно представить, что чеченские наемники, сжигающие заживо людей в церкви где-то далеко в тайге, завтра придут в твой город, твой дом.
— Мы и раньше пытались воздействовать на сознание, — пожал плечами Ринат Сейфуллин. — Делали вылазки на идеологическом фронте. Ролик о массовой казни в Некрасовке слили в Интернет. И что? Через несколько часов его просто удалили, на форумах появились тысячи комментариев, объясняющих, что это инсценировка, даже актеров похожих отыскали и выложили их фото рядом с фотографиями «духов» и расстрелянных жителей. Нет, пока нам и мечтать нечего, чтобы переплюнуть американских спецов по психологической войне!
— Все это чепуха, ваши ролики на «Ютюбе»! Интернет-провайдеры в кулаке у янки, запросто можно блокировать любой сайт, куда мы пытаемся пробраться, это же их вотчина, их территория. Это тупиковый путь. Мы все пытались пробраться «черным ходом», а нужно-то было ломиться в «парадное крыльцо»! То, что нам привез, рискуя собственной жизнью, господин Хопкинс, вся страна, весь континент должны увидеть на экранах своих телевизоров, и комментировать эти кадры будут не безликие блоггеры, а те, чье слово имеет силу закона даже в нашем беззаконье. Пришла пора выйти из тени! Пусть весь мир увидит, что Россия жива и продолжает сражаться!
Ринат Сейфуллин от неожиданности замер, округлив чуть раскосые татарские глаза.
— Вы полагаете, товарищ генерал, пора поднимать восстание? — Он, наконец, справился с растерянностью.
— Сейчас тысячи наших братьев сражаются с настоящим врагом и гибнут каждую секунду, и, если станем ждать, они все падут, так и не поняв, за что умерли. Десятки тысяч ждут приказа, готовые сорваться с цепи, но, чем дольше затянется их ожидание, тем больше возникнет сомнений. Каждый успеет задать себе вопрос: «А стоит ли мне умирать, стоит ли променять уютный дом, который никто и не думает разрушать или отнимать, на сырость и смрад братской могилы?». И, поверьте, многие решат, что смерть за «великую и свободную Россию» — не совсем то, о чем они мечтают. Сейчас они готовы идти в бой, но сомнения крепнут. Пройдет неделя, месяц, год — и мы останемся в одиночестве. Сейчас — или никогда! У нас есть теперь то, что заставит встряхнуться весь русский народ, и сотни тысяч тех, кто боится, кто сомневается, вступят в наши ряды!
— Только нужно все делать быстро, — заметил Максим Громов, взгляд которого засиял при словах бывшего начальника ГРУ. — Американцы могут уже идти по следу Хопкинса. Мы готовились к этому достаточно давно, пришел черед действовать!
Они, те, кто собрался за отгороженной от окружающего мира высокими заборами и плотными рядами охраны даче, в отличие от многих сомневающихся, все решили для себя давно и навсегда. И начали действовать.
Внеочередное заседание Временного Правительства началось в неполном составе. Не меньше трети кресел за длинным столом пустовало, но Валерий Лыков не обратил на это никакого внимания. Бывший министр обороны, сменивший после внезапного и не вполне добровольного повышения в должности сменивший мундир со всеми регалиями на гражданский костюм, но забывший поменять повадки кадрового «сапога», встал, и, опираясь на сжатые кулаки, произнес, напрягая связки:
— Тишина, господа министры!
Шепотки в просторном зале, сверкавшем мрамором, позолотой и красным деревом, мгновенно стихли. Члены правительства, большинство из которых армию видели только по телевизору, с опаской относились к кадровому офицеру, зарабатывавшему медали и ордена отнюдь не на парадах.
— Господа, возникли непредвиденные обстоятельства, требующие нашего незамедлительного решения, — медленно, чеканя слова, произнес Лыков, обводя тяжелым взглядом настороженные, растерянные лица, утративший было лоск и самодовольство. — Вам известно, что американцы, нарушая взятые на себя обязательства, проводят военную операцию на Урале против так называемых «партизан». Туда стянуты значительные силы, не менее двадцати тысяч солдат, сотни танков и боевых машин, штурмующие город. И все это происходит в «информационном вакууме». При штабе операции действует всего три российские съемочные группы, которые непрерывно в этом штабе и находятся, практически под арестом. Долгое время мы не знали, что там делают американцы. Но благодаря храбрости одного человека, британского репортера, сумевшего выбраться из осажденного города, нам стало известно то, от чего лично у меня мурашки идут по коже. Прошу, господа, в папках на ваших столах кадры, снятые журналистами «Би-Би-Си», один из которых погиб, выполняя свой профессиональный долг.
Раздался шелест бумаги. Несколько секунд министры, те, в чьих руках была сосредоточена вся полнота власти в стране, вернее, та толика власти, которую им любезно разрешили американцы, приглядывавшие за всем из-за стен базы в Раменском, молча перелистывали отпечатанные на большом формате фото. Наконец, Николай Фалев, не выдержав первым, воскликнул, сдабривая свою речь крепким матом:
— Это недопустимо! Здесь улик на два трибунала в Нюрнберге! Это геноцид!
— Не думаю, что кто-то посмеет сейчас судить американцев, кишка тонка у международного сообщества, — мрачно фыркнул Лыков. — Но в целом вы правы. Американцы убивают наших граждан, безнаказанно и без разбора. Наносят прицельные удары по бомбоубежищам с женщинами и детьми, ковровыми бомбардировками с больших высот сметают целые кварталы, расстреливают беженцев, при этом, заявляя на весь мир, что их удерживают в заложниках русские террористы. Этому нужно положить конец! вышвырнем чужаков прочь, а если не захотят уйти миром — похороним их всех, раз уж им так дорога русская земля!