Так думали в эти минуты многие. Люди, познавшие унижение плена, но опавшие в руки врага вовсе не по своей воле, до последнего сражавшиеся с многократно более сильным врагом, были готовы и сейчас продолжать бой. Но за них уже все решили, выстрелы смолкли, война заканчивалась, едва успев начаться, но уже собрав немало жертв. И все же потом наступило отрезвление, и люди, поняв, что остались в живых, пройдя через настоящий ад, вдруг почувствовали острое желание живыми и оставаться. Многих дома ждали жены, дети, престарелые родители, а те, кто томился в переполненном зале ожидания, превращенном победителями в тюрьму, даже не знали, живы ли еще их родные и близкие, или погибли под неточно сброшенными американскими бомбами.
Пленных продержали взаперти еще три дня, делясь скудным рационом сухих пайков. Лишь сменялись неразговорчивые караулы, да время от времени в пассажирский терминал заглядывал американский доктор, темнокожий крепыш в полевом камуфляже, мало чем отличавшийся от обычных десантников из Восемьдесят второй дивизии, теперь называвшейся не иначе, как дивизией-победительницей или героической дивизией. А затем их всех вывели на летное поле, выстроив в одну шеренгу, и сказали: "Отправляйтесь делать свое дело! Вас ждет много работы теперь!".
Американский офицер неторопливо прошел вдоль неровного строя, с явным сомнением окинув изучающим взглядом людей, красовавшихся свежими и не совсем свежими повязками, людей, порой нетвердо державшихся на ногах из-за полученных контузий. А вокруг стояли насупленные десантники с карабинами М4А1 наизготовку, и для того, чтобы открыть огонь по колышущейся, словно на ветру, шеренге, им требовалось не более секунды. В эти мгновения многие вновь ощутили забытый, было, страх.
Пленные ежились, передергивая плечами под "взглядами" автоматных стволов, словно под порывами колючего зимнего ветра. А американский офицер все молчал, изучая собравшихся на "бетонке" людей, чувствуя на себе их мрачные взгляды. Молчание становилось все более напряженным, и наконец американец заговорил.
- Ваше правительство подписало капитуляцию, ваша армия расформировывается, и американский воинский контингент остается на территории России на неопределенный срок для обеспечения безопасности, - произнес офицер, неожиданно перейдя на русский язык. - Но обеспечение общественного порядка - не дело армии, это забота полиции, а не солдат. Для вас есть работа, господа! Это ваш город, и я предлагаю вам вернуться на его улицы в прежнем статусе. В Москве должен быть восстановлен порядок, жители вашей столицы должны спокойно спать в своих домах!
Им вернули форму, даже нагрудные знаки патрульно-постовой службы, вручили табельное оружие и отправили на "землю", вернули на улицы, и москвичи с удивлением смотрели на милицейские патрули, неторопливо прохаживавшиеся по тротуарам. В те дни Александру Колобову пришлось применять служебное оружие чаще, чем за предыдущие три года службы, и дважды от его пуль погибали звери в человечьем обличии, решившие, что раз сдалось правительство, то и прежние законы утратили власть, все отныне дозволено, и прав теперь тот, кто сильнее.
Американцы не могли поступить иначе, ведь в противном случае всюду воцарился бы кровавый хаос. Здесь, в столице и ее окрестностях, находилось всего тридцать три тысячи солдат Армии США - тринадцать тысяч десантников да бойцы Третьей механизированной, с боями прорвавшейся им на помощь, потеряв по пути немало людей. Этого было слишком мало, чтобы контролировать даже область, взяв под охрану все стратегические объекты, коих насчитывалось немало - и электростанции, и заводы, напичканные всякой химией, и, самое важное, арсеналы воинских частей, расквартированных в Москве и Подмосковье. Тем более, неуязвимые на поле боя танки "Абрамс" едва ли были пригодны для патрулирования городских подворотен, не лучше их оказались и винтокрылые штурмовики "Апач" со всей их сверхсложной электронной начинкой. И агрессоры, добившись победы, но, не зная теперь, что с ней делать, как удержать ее, вынуждены были довериться своим бывшим противникам, вернув им, пусть и на время, власть и оружие, позволив делать привычное дело.
Массовых беспорядков, мародерства и грабежей удалось избежать, хотя в эти дни пролилось все же слишком много крови ни в чем неповинных жителей столицы, причем не от рук американцев - те вопреки опасениям оказались сдержанными, не хватаясь за оружие без нужды и замкнувшись на каких-то своих делах. Но в то время, как агрессоры обустраивались на нескольких военных базах, превращая их в неприступные крепости, а обыватели тряслись от страха, запершись в своих домах, немало темных личностей, побывав "в гостях" не территории обезлюдевших военных городков, разжившись настоящим армейским оружием, решили обустроить свои дела. И тогда старшему сержанту Александру Колобову пришлось стрелять, стрелять много, без колебаний, зная, что каждый его выстрел - это чья-то спасенная жизнь.
Всем вместе им удалось удержаться на самой кромке, все же не сорвавшись в пропасть безвластия и хаоса. И теперь с каждым днем порядок, пусть и поддерживаемые американскими штыками, становился все прочнее. Но сегодня, в этом Александр, не забывавший поглядывать на следовавшие позади его "Форда" угловатые "Хаммеры", не сомневался, должно было измениться многое. Колонна американцев была не единственной, продвигавшейся сейчас к самому Кремлю. Отовсюду к древним стенам съезжались кортежи, состоявшие порой из двух-трех, а порой и из целого десятка машин, мощных внедорожников-"субурбанов" или роскошных седанов, порой сопровождаемых милицейскими машинами. В самые ближайшие минуты в Кремле должна была решиться судьба новой России, то, суждено ли быть ей, России, вообще.
Кремль, место, где обычно царила сосредоточенная тишина, и даже те редкие туристы, что попадали за его кирпичные стены, становились смирными и дисциплинированными, в это утро походил на растревоженный улей. Кавалькады машин вливались в осененный светом потускневших звезд проем ворот сплошным потоком, и вся внутренняя территория уже превратилась в огромную автостоянку. А люди, выбиравшиеся из удобных салонов своих шикарных "Мерседесов", "Бентли" или БМВ, недоуменно озирались по сторонам, подавленные непривычной суетой, и, увидев хоть одно знакомое лицо в толпе, спешили туда, сбиваясь в тесные кучки и возбужденно говоря, говоря, говоря.
Вадим Захаров, одернув пиджак, расправив складки, осмотрелся, выглядывая из-за широких спин своих телохранителей. Четверо крепких парней - вот и все сопровождение главы "Росэнергии", совсем недавно являвшегося на Западе более известным русским, чем даже сам президент. Захаров едва ли опасался за свою жизнь, тем более, здесь, но охрана - это статус, символ, без которого стало уже трудно обходиться.
Телохранители по привычке пытались делать свою работу, стараясь замечать все, что могло таить в себе угрозу охраняемой персоне. Именно поэтому они многого не замечали, а вот Захарову кое-что мгновенно бросилось в глаза. Вадим с удивлением смотрел на замершие в почтенном карауле возле ворот фигуры американских десантников. Бойцы Восемьдесят второй дивизии, прославившейся ныне на весь мир так, что слава эта едва ли померкнет и через полвека, были в полной боевой амуниции, в легких кевларовых касках, с карабинами М4А1, а разгрузочные жилеты были набиты снаряженными магазинами, точно десантники готовились прямо сейчас вступить в бой и держать здесь, в Кремле, круговую оборону против целой армии.
- Вадим Георгиевич?! - удивленный возглас заставил Захарова резко обернуться, а его телохранители инстинктивно сомкнули ряды, напрягшись, словно готовились к броску. - Вадим Георгиевич, вы тоже здесь? Вот так встреча!
Пробившись сквозь толпу, растолкав в стороны собственных телохранителей, Ринат Сейфуллин подошел к главе "Росэнергии", протягивая ему руку для приветствия. Захаров колебался не более секунды, ответив крепким рукопожатием и чуть кивнув.
- И тебя тоже позвали?
Захаров неожиданно перешел на "ты", разговаривая с Сейфуллиным, точно со старым знакомым. Во всяком случае, среди множества людей, что собрались в резиденции русских владык сейчас, бывший владелец "Севернефти" был и впрямь ближе Вадиму, чем все прочие, многих из которых глава "Росэнергии" видел прежде только на телеэкранах.
- Неожиданная встреча, - усмехнулся Ринат, по-доброму усмехнулся, словно и он сам был рад, что увидел хоть кого-то знакомого. Правда, обстоятельства знакомства были далеки от приятных - Сейфуллину пришлось вспомнить немало былых грехов, которые спокойно, без эмоций, припомнил ему Захаров, а в итоге - расстаться со своей компанией, передав ее всю целиком в руки людей президента. В прочем, их встреча завершилась на оптимистической ноте - Захаров получил в свои руки целую корпорацию, а Сейфуллин - весьма щедрое вознаграждение, ведь бывший зампотылу вертолетного полка вполне свыкся с законами рынка, стараясь не злоупотреблять вверенной ему властью.
- Что здесь происходит? - Захаров обвел рукой, указывая на столпившихся всюду людей, разговаривавших разом на множество голосов. - Кажется, что-то затевается!
- Вас ведь пригласили американцы? Меня тоже, да, думаю, и всех остальных. Я здесь видел уже трех министров из правительства Швецова, и парочку из тех, кто работал при его предшественнике. Столько известных лиц, что голова кругом идет!
Очередной кортеж воровался на территорию Кремля, и десантники, стоявшие по обе стороны возле распахнутых ворот, отдали честь, пропуская вереницу "Хаммеров". Американские военные вездеходы, взрыкивая мощными моторами, заставили расступиться людей, величественно проезжая мимо рядов роскошных седанов и внедорожников, лакированных "игрушек", показавшихся хрупкими рядом с настоящими боевыми машинами. Люди с опаской смотрели на пулеметы на крышах "Хаммеров" - возле них пока не было видно стрелков, но на то, чтобы распахнуть люк и коснуться гашетки, у того, кто находится в не слишком удобном салоне, под бронированным панцирем корпуса, уйдет всего секунд пять.