Ориентиром для бежавших по опустевшим улицам людей был столб черного дыма, различимый даже на фоне серого предрассветного неба. А затем дома остались позади, и журналисты увидели разрушенное строение, когда-то здание этажа в три, теперь же - просто груду кирпичей. А в этой груде - несколько глубоких отверстий в земле, похожих на кротовые норы. Из этих-то провалов и шел густой дым.
Буров, поджидавший репортеров в окружении полудюжины вооруженных партизан, приблизившись, зло приказал:
- Снимайте! Снимайте все! пусть весь мир увидит, как и с кем воюют "цивилизованные" американцы, несущие человечеству свою демократию!
Только теперь Гарри увидел тела, десятки, если не сотни человеческих тел, которые кто-то заботливо выкладывал длинными рядами. Над ними рыдали нашедшие своих друзей или близких люди, и партизаны, и обычные жители. Другие с остервенением крушили бетонные глыбы, рассчитывая найти под ними живых, а были и те, кто просто бродил по руинам с остекленевшими безжизненными взглядами.
- Снимай, Билли! - полушепотом произнес Хопкинс, подходя к одному из трупов. Это была женщина, обгоревшая до состояния головешки, так, что репортер, многое видевший, едва сдержал приступ рвоты, нервно сглатывая.
Буров, снова приблизившись к репортерам, потребовал:
- Камеру на меня! Снимай, англичанин!
Уставившись в объектив, генерал произнес, глядя в черный глазок исподлобья:
- Это не был военный объект. Американские бомбы уничтожили бункер, в котором укрывались мирные жители, и находился медпункт. В один миг оборвались сотни жизней. Здесь не было солдат, только дети и женщины, лишившиеся крова. Так проходит операция по ликвидации "террористов", провозглашенная властями США и американским военным командованием. И от имени всей своей армии заявляю - мы отомстим, спросим десятикратно за каждого умершего здесь в эту ночь! Вторжение в Россию - это самая большая ваша ошибка, американцы, и она может оказаться для вас последней, если сейчас вы не остановитесь, пока еще не стало поздно!
Командующий, позади которого суетились одинаково хмурые, подавленные люди, казалось, был готов броситься сейчас на оператора. В глазах Бурова плескалась ярость, его ноздри гневно вздымались, как у бешеного зверя, и Уильям Бойз невольно попятился.
- Бессмысленные слова. Нас все равно никто не увидит и не услышит, - фыркнул Гарри Хопкинс. - Город находится в полной изоляции. Ни телевидения, ни Интернета, без ведома ваших врагов сюда не войти и не выйти отсюда. У ваших солдат даже нет радиосвязи. Для окружающего мира мы все просто не существуем, генерал. Все наши репортажи сгорят вместе с нами, когда Морская пехота США возьмет штурмом Нижнеуральск.
Плечи Бурова поникли, будто из него вынули какой-то стержень. Стиснув зубы, так что желваки вздулись на скулах, он процедил, глянув в упор на британского репортера:
- Я постараюсь сделать все, чтобы цена победы оказалась неприемлема для нашего врага! Верно, отсюда не выйти, иначе, как с поднятыми руками. Нам некуда отступать, это последний рубеж, и если он даже и падет, вся Америка погрузится в траур на годы!
Мерный гул, на пределе человеческого восприятия, опустился на проснувшийся город, заставив множество людей, еще веривших, что под завалами кто-то ждет их помощи, замереть, как по команде запрокинув головы и вглядываясь в небо. Здесь, пожалуй, не было того, кто не научился бы узнавать звук турбореактивных двигателей летящего на большой высоте самолета. И пусть сам источник звука невозможно было увидеть невооруженным взглядом сквозь плотную низкую облачность, партизаны в несколько голосов разом крикнули:
- Тревога! Воздух!!!
Сотни людей кинулись врассыпную, разбежались во все стороны, покидая открытое место, казавшееся наиболее опасным, хотя в глубине души каждый понимал, что сейчас опасно везде. Хопкинса схватил за рукав командир его "телохранителей", рванув со всей силы, так что англичанин едва не свалился с ног, и прокричав в ухо:
- Шевели ногами! Убираемся отсюда!
Сразу двое бойцов подхватили под локти Бойза, так, что оператор перебирал ногами по воздуху, крепко вцепившись в свою камеру, самую большую сейчас драгоценность. Они помчались к стоявшим неподалеку домам, относительно целым, разве что с пулевыми отметинами на стенах под матюги партизан, еще и успевавших вертеть головами в поисках опасности.
Гул турбин вытеснил все прочие звуки, а затем превратился в протяжный вой, и один из бойцов генерала Бурова крикнул, в ужасе округляя глаза:
- Бомбы! Бежим!!!
Несколькими секундами ранее командир экипажа тяжелого бомбардировщика Боинг В-52Н "Стратофортресс" нажал кнопку сброса бомб на приборной панели. Раскрылись створки бомболюка в днище самолета, и первая из двух дюжин пятисотфунтовых фугасных бомб Марк-82 черной каплей устремилась вниз, срываясь с замков подвески. Огромный самолет, темно-серый, точно гигантская летучая мышь с пятидесятишестиметровыми крыльями, летел выше облаков, в четырнадцати километрах над землей. Здесь ему не могли угрожать ПЗРК партизан, но и пилоты "летающей крепости" не могли видеть свою цель, как и то, что сброшенные ими бомбы, достигнув земной поверхности, разливаются океаном пламени, поглощавшим целые кварталы.
Для шести офицеров ВВС США боевая задача сводилась к полету на предельной высоте по известному маршруту, в заданной точке которого следовало избавиться от своего смертоносного груза, затем вернувшись на базу для заслуженного отдыха. Никакой опасности, никаких сомнений. Так сражались их деды в небе Германии и Кореи, их отцы - над Вьетнамом, добывая победу безо всякого риска для своих драгоценных жизней.
- Готово, - спокойно произнес первый пилот, дождавшись сигнала бортовой системы управления вооружением IВМ/Рейтеон ASQ-38 о том, что последняя бомба покинула грузоотсек, растворяясь в сумраке, расплескавшемся под брюхом "бомбера". - Разворот на сто восемьдесят градусов! Задание выполнено, идем домой!
Жадно всасывая разреженный холодный воздух черными широкими "зевами" воздухозаборников своих восьми реактивных турбин "Пратт-Уитни", В-52 неторопливо выполнил вираж, чуть заваливаясь на опиравшееся о пустоту крыло. Экипаж ожидали несколько часов монотонного полета по обратному маршруту, заканчивавшемуся среди сопок Кольского полуострова. А на смену выполнившему задачу "Суперфотрессу" спешили его "братья-близнецы". Десять тяжелых бомбардировщиков один за другим подходили с северо-запада, закрутив над городом, содрогавшимся от грохота взрывов, смертельную карусель. По очереди выстроившиеся в линию самолеты, каждый из которых нес на внутренней по двадцать четыре авиабомбы свободного падения "Марк-82", разгружались над Нижнеуральском, превратившимся в эти минуты в подобие проснувшегося вулкана, плевавшегося огнем. Затем они, полегчав разом на пять с половиной тонн, отправлялись в обратный путь, оставляя за собой только разрушения.
Бомбы, сброшенные с заоблачных высот, беспорядочно рассыпались над городом, взрываясь повсюду. Ни о какой точности бомбометания, разумеется, не было и речи, когда рассеивание исчислялось километрами. И люди, застигнутые далеко внизу неожиданной атакой, метались в панике, ища укрытия и слыша надсадный вой стабилизаторов, обрывавшийся грохотом взрыва, от которого дрожала под ногами земля. Ковровая бомбардировка накрыла разом весь Нижнеуральск, неуправляемые, "чугунные" по терминологии самих американцев, фугасные бомбы не различали правых и виноватых, военные и гражданские объекты, разрушая все, чего касались.
Гарри Хопкинс, едва поспевавший за своими "опекунами", приставленными к британцам самим генералом Буровым, увидел, как оседает, окутавшись клубами дыма и цементной пыли, коробка жилого дома, разрушенного прямым попаданием. От громкого взрыва заложило уши, ударная волна упруго толкнула репортера в грудь, и земля ушла из-под ног. В себя Гарри пришел через несколько мгновений, поняв, что сидит прямо на асфальте, а над ним стоят его оператор и один из русских солдат.
- Ты цел? - Уильям Бойз смотрел в лицо своего напарника со страхом. - Черт возьми, надо двигать, Гарри!
- Давайте за мной, - потребовал партизан. - Не отставать! Бежим, живее!
Хопкинс, опираясь на протянутые крепкие руки партизан, только успел подняться на ноги, когда новый взрыв обрушился громовыми раскатами. Русские что-то кричали, но слов не было слышно, англичанин видел только, как те смешно открывают рты, точно рыбы. Бойз дернул Хопкинса за руку, и они снова побежали, а вокруг гремели взрывы, вздымались в небо столбы дыма, стучали по асфальту осколки. Что-то ударило Гарри Хопкинса по затылку, и тот, потеряв равновесие, повалился вперед, упав на руки и содрав при этом кожу на ладонях до мяса о выщербленный асфальт. Коснувшись головы, британец увидел кровь, много крови, сочившейся из раны, но один из партизан, только глянув, сообщил:
- Царапина! Кожу только порвало! Всегда так, хоть чуть-чуть башку зацепит, кровищи море! Давай, мужик, вставай - и ходу, ходу!
Гром, волнами обрушивавшийся на город, смолк, когда очередной В-52, избавившись от своего груза, лег на обратный курс, и партизаны, едва не на руках таща растерянных, оглушенных журналистов, побежали по узкому переулку, лавируя между припаркованных на тротуара машин. А над головами снова звучал нараставший с каждой секундой гул турбин, оборвавшийся визгом стабилизаторов обрушившихся на беззащитный Нижнеуральск бомб.
Впереди встала стена огня, Хопкинс почувствовал, что его отрывает от земли какая-то могучая сила, отправляя в свободный полет, завершившийся яркой вспышкой и беспамятством. Придя в себя, репортер, понявший, что лежит на земле, лицом вверх, ощутил страшную боль во всем теле и звон в голове. В носу что-то хлюпало, Хопкинс утерся ладонью, увидев кровь.
- Дьявол! - репортер сел, осмотревшись по сторонам и увидев неподалеку еще дымящуюся воронку, оставленную разорвавшейся бомбой. А вокруг - неузнаваемо изломанные человеческие тела. - О, черт! Билли!