До чего она была очаровательна! Он всегда был от нее без ума. Она это знала, а он почему-то полагал, что она над ним только подсмеивается.
Даже предлагая ей выйти за него, он не был уверен в ответе. Мялся, гримасничал, что-то бормотал. Выставил себя последним идиотом.
– Знаешь, старушка, ты только скажи – а я готов. Дело дохлое, сам понимаю. Ты и смотреть на меня не захочешь. Дурак – он дурак и есть. Правда, у меня что-то типа компании. Но ты же знаешь, как я к тебе отношусь, верно? Так что имей в виду – я тебя жду. Знаю, шансов у меня – кот наплакал, но решил, что надо тебе сказать.
Розмари тогда засмеялась и поцеловала его в макушку.
«Ты такой милый, Джордж, твое трогательное предложение я запомню, но замуж пока не собираюсь».
На это он ответил вполне серьезно:
– Ты права. Надо как следует оглядеться по сторонам, время есть. А уж потом выбирать.
Он и не надеялся по-настоящему, что она согласится, разве что в мечтах. Поэтому едва не ошалел, когда Розмари сказала, что готова выйти за него.
Разумеется, она его не любила. На этот счет у него сомнений не было. Ведь она так прямо ему и сказала:
– Ты меня понимаешь, правда? Я хочу спокойной устроенной жизни, хочу быть счастлива. С тобой у меня все это будет. А влюбляться я устала. Всегда эта любовь уводит куда-то не туда, дело кончается разрывом. Ты мне нравишься, Джордж. Ты симпатичный, забавный, милый и в восторге от меня. Меня такой расклад вполне устраивает.
Он ответил слегка невпопад:
– Потихоньку-полегоньку все утрясется – и будем счастливы, как дети.
Нельзя сказать, что он сильно ошибся. Они были вполне счастливы. Хотя в душе Джордж переживал, считал, что он ей не пара. И легкой жизни ждать не приходится. Он человек вполне обычный; вероятно, скоро он наскучит Розмари. Значит, время от времени она будет чудить. Он приучил себя к этой мысли – она будет чудить!
Но ее причуды не будут длиться долго – в этом Джордж был твердо уверен. Розмари всегда будет возвращаться. Главное, сжиться с этой мыслью – и все будет хорошо. Потому что к нему она относилась нежно. Ее привязанность к нему была постоянной и устойчивой. А ее флирты и интрижки существовали как бы сами по себе.
Он приучил себя относиться к этому спокойно. Сказал себе: «Розмари так красива, темпераментна и впечатлительна, что подобное просто неизбежно». Но в этом уравнении он не учел один важный элемент – собственную реакцию. К легкому флирту с тем или другим молодым человеком он мог относиться спокойно, но когда запахло серьезным романом…
Он это учуял сразу – потому что она изменилась. Стала более взбудораженной, еще больше похорошела, вся лучилась и сияла. А потом интуитивную догадку подтвердили факты – конкретные и мерзкие.
Однажды Джордж вошел в ее гостиную, и она машинально прикрыла рукой листок, на котором что-то писала. Он все понял – письмо любовнику.
Потом, когда она вышла из комнаты, он подошел к столу, на котором лежал блокнот. Письмо она унесла с собой, но часть текста отпечаталась на следующем листе, какие-то слова можно было разобрать. Он подошел с блокнотом к окну и увидел написанные летящим почерком Розмари слова: «Мой обожаемый и любимый…»
В ушах у него зазвенело. В эту минуту он понял, что именно чувствовал Отелло. Подходить к жизни философски? Ха! Все наши действия продиктованы природой. Да он готов ее удушить! И хладнокровно укокошить этого малого! Но кто он? Браун? Или этот тип Стивен Фарради? Оба так на нее и пялятся!
Он поймал свое отражение в зеркале. Глаза налились кровью. Казалось, его вот-вот хватит удар.
И сейчас, когда эта минута вспомнилась, Джордж Бартон выронил из руки бокал. Горло снова сдавило, как тогда, в висках застучало. Даже сейчас… Сделав над собой усилие, он отогнал воспоминания прочь. Сколько можно? Было – и быльем поросло. Подвергать себя таким страданиям он больше не будет. Розмари умерла. Она обрела покой. Вот и он должен обрести покой. Хватит страданий.
Интересно, с чем он связывает ее смерть. С обретением покоя… Для себя.
Джордж никогда не говорил об этом даже Рут. Рут молодец. Вот уж у кого голова на плечах! Что бы он без нее делал…
Она помогала ему во всем. Всегда проникалась его заботами. И никогда ни намека на секс. Не то что помешанная на мужчинах Розмари…
Розмари… Вот она сидит за круглым столом в ресторане. Лицо чуть исхудавшее после гриппа – кожа слегка натянута, но все равно такое очаровательное. И всего час спустя… Нет, думать об этом он не будет. Не теперь. У него есть план. Вот о плане и надо думать.
Но сначала надо поговорить с Рейсом. Показать ему письма. Что об этих письмах скажет Рейс? Айрис просто лишилась дара речи. Видимо, она ни о чем таком не подозревала. Что ж, действовать предстоит ему. Свой план он уже перенес на бумагу.
Да, он все продумал. Детали проработаны. Назначена дата. Выбрано место.
2 ноября. День поминовения[5]. Это тонкий ход. Естественно, ресторан «Люксембург». Надо заказать тот же столик.
И пригласить тех же гостей. Энтони Браун, Стивен Фарради, Сандра Фарради. Конечно же, Рут, Айрис и он сам. А седьмым, неожиданным гостем он пригласит Рейса. Ведь год назад за этим столом должен был сидеть и он. А одно место будет свободным. Великолепно!
Это будет захватывающая картина!
Воспроизведение убийства.
Ну, не совсем воспроизведение…
Мысли его снова метнулись в прошлое…
День рождения Розмари…
Вот она, Розмари, распростерлась на столе в предсмертной судороге – и умерла…
Часть IIДень поминовения
Вот розмарин, таит в себе воспоминанья…
Глава 1
Лусилла Дрейк щебетала. Именно этим словом пользовались в семье, потому что оно точно описывало звуки, слетавшие с добрых губ Лусиллы.
Этим утром у нее было много дел – так много, что сосредоточиться на чем-то одном не было никакой возможности. Предстояло возвращаться в город, а переезд – это всегда куча проблем. Разобраться со слугами, привести в порядок хозяйство, подготовить все к зиме, сделать тысячу мелких дел, а тут еще Айрис выглядит – хуже некуда…
– Дорогая, ты меня сильно беспокоишь, вся бледная, измученная, будто всю ночь не спала, ты вообще спала? Если нет, есть замечательное снотворное доктора Уайли. Или доктора Гаскелла? – точно не помню. Кстати, надо сходить и самой поговорить с нашим бакалейщиком – либо служанки что-то на свое усмотрение заказали, либо он сам что-то не то нам всучил. Какие-то пачки мыла, а я больше трех в неделю не расходую… Или лучше тоник? Когда я была ребенком, меня поили сиропом Бейтона. И шпинатом подкармливали. Скажу повару, пусть на обед приготовит шпинат.
Айрис привыкла к тому, что Лусилла всегда перескакивает с одной мысли на другую, а тут еще легкая вялость… и Айрис не стала выспрашивать, как именно мозг тетушки увязал доктора Гаскелла с местным бакалейщиком, но задай она этот вопрос, ответ последовал бы незамедлительно: «Потому что, дорогая моя, фамилия бакалейщика – Грэнфорд». Тетя Лусилла, как ей самой казалось, мыслила предельно ясно.
Собрав всю оставшуюся энергию, Айрис просто сказала:
– Я прекрасно себя чувствую, тетя Лусилла.
– Круги под глазами, – заметила госпожа Дрейк. – Перегружаешь ты себя.
– Да я неделями ничего не делаю.
– Это тебе только кажется, милая. Но ты много играешь в теннис, а для девушек это утомительно. Да и воздух здесь какой-то пресный. Ведь мы находимся во впадине. Вот доверился Джордж этой девице, а надо было посоветоваться со мной.
– Девице?
– Да, этой его мисс Лессинг, он о ней такого высокого мнения… Ладно бы только на работе, но давать ей дополнительные полномочия – это большая ошибка. Не надо, чтобы она считала себя членом семьи – зачем ее так поощрять? Хотя она не из тех, кому надо поощрение.
– Тетя Лусилла, но Рут и вправду почти член семьи.
Госпожа Дрейк засопела.
– Она к этому стремится – тут сомнений нет. По части женщин Джордж – просто дитя малое. Так дело не пойдет. Джорджа надо защитить от себя самого, и на твоем месте, Айрис, я бы ясно дала ему понять: при всех достоинствах мисс Лессинг жениться на ней он категорически не должен.
Всю апатию Айрис как рукой сняло.
– Мне и в голову не приходило, что Джордж может жениться на Рут.
– Ты, деточка, не видишь, что творится у тебя под носом. Будь у тебя мой опыт, ты бы так не удивлялась, – Айрис не смогла сдержать улыбку; тетя Лусилла иногда бывала такой смешной. – Эта особа рвется замуж.
– А нам какая разница? – спросила Айрис.
– Нам? Очень даже большая.
– Ведь это было бы здорово, – тетя уставилась на нее. – Здорово для Джорджа. Наверное, насчет нее ты права. В смысле, что она к нему привязана. И она была бы ему отличной женой, ухаживала бы за ним…
Госпожа Дрейк фыркнула, и на ее личике безобидной овечки появилось нечто похожее на негодование.
– Джордж вполне ухожен и сейчас. Чего ему не хватает, хотела бы я знать? Его прекрасно кормят, в обносках не ходит. Естественно, он доволен, что в доме живет привлекательная молодая девушка, то есть ты, а когда ты выйдешь замуж, я, будем надеяться, еще смогу обеспечить ему необходимый уют, помогу сохранить здоровье. Уж не уступлю в этом молодой особе из конторы – что она понимает в домашнем хозяйстве? Цифры, бухгалтерские книги, скоропись и пишущая машинка – какая от всего этого польза мужчине, когда он у себя дома?
Айрис улыбнулась, покачала головой, но спорить не стала. Она думала о гладких, всегда уложенных волосах Рут, о ее чистой коже, о прекрасных, сшитых на заказ строгих нарядах, подчеркивавших ее прелести.
«Бедная тетя Лусилла, только и мыслей, что об уюте и домашнем хозяйстве, куда ей до романтических увлечений! Небось забыла, что это такое, если вообще когда-нибудь знала», – подумала Айрис, вспоминая тетушкиного мужа.
Лусилла Дрейк была сводной сестрой Гектора Марля, от первого брака их отца. Когда ее мачеха умерла, она фактически заменила Гектору мать, ведь он б