Кристин покачала светловолосой головкой.
– Кто вырубил этого несчастного – понятия не имею. Ни малейшего. Он просто отхлебнул шампанского, посинел и бухнулся на стол.
– А не помните, когда он пил из своего бокала до этого?
Девушка задумалась.
– Помню – сразу после кабаре. Свет зажегся, он взял свой бокал и что-то сказал, остальные тоже подняли бокалы. Тост, что ли, говорил.
Старший инспектор кивнул.
– А потом?
– Заиграла музыка, они все задвигали стульями, поднялись и, веселые, пошли танцевать. Видно, наконец-то разогрелись. Шампанское расшевелит самую унылую вечеринку.
– Они ушли все вместе, за столом никого не осталось?
– Да.
– И к бокалу господина Бартона никто не прикасался?
– Никто, – ответила она без раздумья. – Абсолютно уверена.
– И пока их не было, к столу никто не подходил?
– Никто – если не считать официанта.
– Официанта? Какого официанта?
– Ну, такой, помощник, в переднике, парнишка лет шестнадцати. Не настоящий официант. А тот – такой услужливый коротышка, похожий на обезьянку, наверное, итальянец.
Кивком головы старший инспектор Кемп дал понять, что подобное описание Джузеппе Бальзано его устраивает.
– И что же он делал, этот молодой официант? Наполнял бокалы?
Кристина покачала головой:
– Вовсе нет. Он ничего на столе не трогал. У одной из дам упала сумочка, когда все пошли танцевать, – вот он ее и поднял.
– Чью сумочку?
Кристин на минуту задумалась. Потом сказала:
– Точно. Это была сумочка девчонки – зеленая с позолотой. У других дам сумочки были черные.
– И что официант сделал с сумочкой?
Кристин удивилась:
– Просто положил обратно на стол, вот и все.
– Вы уверены, что он не прикасался к бокалам?
– Ну да. Он быстро положил сумочку и убежал, чтобы не ругали – на него уже шипел кто-то из настоящих официантов – мол, бегом туда-то, принеси то-то…
– И больше никто к столу не подходил?
– Никто.
– Вы же не наблюдали за столиком постоянно – кто-то мог и подойти?
Но Кристин решительно покачала головой:
– Никто не подходил – это точно. Педро как раз позвали к телефону, так что делать мне было нечего, кроме как глазеть по сторонам да умирать от тоски. Я вообще-то наблюдательная, а глазеть было не на что, только на этот пустой столик.
– Кто вернулся к столику первым? – спросил Рейс.
– Девушка в зеленом и этот несчастный. Они сели, за ними пришли видный мужчина и девушка в черном, а последними – ее чопорное величество и смазливый брюнет. По части танца он хорош. Вот они все расселись, официант суетился, как безумный, разогревал блюдо на спиртовке, а несчастный наклонился вперед и будто бы речь произнес – и все снова взялись за бокалы. Тут все и произошло.
Кристин остановилась, потом добавила оживленно:
– Жуть, да? Я-то сначала решила, что его хватил удар. С моей тетушкой случился удар – с виду все было ровно так. Тут и Педро пришел, я ему и говорю: «Смотри, Педро, человека удар хватил». А тот только бормотал: «Ой, я отрубаюсь, отрубаюсь». Он и вправду отрубался. Пришлось его как следует встряхнуть. В таких местах, как «Люксембург», не любят, когда кто-то отрубается. Поэтому я против латиносов. Стоит им перебрать, весь их лоск как рукой снимает – не знаешь, в какую передрягу попадешь.
Мрачные мысли еще минутку бродили у нее в голове, потом она глянула на эффектный браслет на своей правой руке и заключила:
– Хотя они – народ щедрый, что есть, то есть.
Кемп мягко отвлек ее от тягот и прелестей девичьего существования и еще раз проговорил с ней события вчерашнего вечера.
– Итак, растаяла наша последняя надежда на помощь извне, – сказал он Рейсу, когда они вышли из квартиры мисс Шэннон. – А надеяться было на что, потому что эта девушка – правильный свидетель. Она все видит, все запоминает. И если бы было что видеть, она бы это увидела. Следовательно, видеть было просто нечего. Невероятно. Это какой-то фокус! Джордж Бартон пьет из своего бокала и идет танцевать. Возвращается, снова пьет из того же бокала, к которому никто не прикасался, – а там, откуда ни возьмись, цианид. Что и говорить, занятно. Такого не могло произойти, но вот – произошло.
– Официант. Молодой парень. Джузеппе про него не говорил. Надо этим заняться. Ведь он был единственным, кто подходил к столу, пока все танцевали. Возможно, тут что-то есть.
Рейс покачал головой:
– Положи он что-то в бокал Бартона, девушка бы заметила. От такой ничто не укроется. В голове пусто, вот она и компенсирует глазами… Нет, Кемп, тут должно быть какое-то простое объяснение – надо только додуматься.
– Есть простое объяснение. Цианид в бокал он бросил сам.
– Я уже готов поверить, что все было именно так – других вариантов не вижу. Но в таком случае, Кемп, он наверняка не знал, что это цианид.
– То есть кто-то ему это передал? Сказал, это, мол, от несварения желудка, от давления – что-то в этом духе?
– Вполне возможно.
– Но кто это мог быть? Только не чета Фарради.
– Согласен, это почти исключено.
– Это относится и к господину Энтони Брауну. Остаются двое: любящая сестра жены…
– И преданная секретарша.
Кемп взглянул на него.
– Да, она могла ему что-то такое подсунуть… Мне надо ехать в Киддерминстер-хаус. А вы? Навестите мисс Марль?
– Пожалуй, я навещу другую даму, заеду к ней на работу. Старый друг приехал выразить соболезнования. Может быть, приглашу на ленч.
– Вот, значит, что вы думаете…
– Пока я ничего не думаю. Просто ищу след.
– Но поговорить с Айрис Марль вам все равно нужно.
– Нужно. Но сначала хочу наведаться туда, когда ее не будет дома. Знаете, почему, Кемп?
– Теряюсь в догадках.
– Потому что там есть любительница пощебетать – как птичка. Птичка на хвосте принесла – это была поговорка из моей юности. Знаете, Кемп, – эти щебетуны и щебетуньи могут много чего рассказать, надо только позволить им… пощебетать.
Глава 4
Мужчины разошлись. Рейс остановил такси и поехал в Сити, где еще недавно работал Джордж Бартон. Старший инспектор Кемп, помня о бюджетных ограничениях, сел в автобус, идущий в сторону Киддерминстер-хаус, до которого было рукой подать.
С мрачным видом полицейский поднялся по ступеням и нажал кнопку звонка. Он знал, что предстоит нелегкая миссия. Клан Киддерминстеров обладал колоссальным политическим влиянием, которое охватывало всю страну. Старший инспектор Кемп был убежден в беспристрастности английского правосудия. И если Стивен или Александра Фарради причастны к смерти Розмари Бартон или ее мужа Джорджа, их не спасут никакие связи, никакое влияние.
С другой стороны, если они невиновны или улик против них мало для обвинительного приговора, тот, кто проводит расследование, должен действовать весьма осторожно, иначе его вызовет на ковер начальство. Понятно, что в этих обстоятельствах старший инспектор не испытывал особой радости по поводу предстоящего визита. Весьма вероятно, что Киддерминстеры, как он сформулировал для себя, будут «играть жестко».
Но вскоре Кемп выяснил, что в этом своем посыле оказался весьма наивным. Лорд Киддерминстер, опытнейший дипломат, и не думал вести себя «жестко».
Старший инспектор Кемп сообщил о цели своего прихода, и помпезный дворецкий тут же провел его в дальнюю часть дома, в тусклую обрамленную книжными полками комнату, где его уже ждали лорд Киддерминстер с дочерью и зятем.
Хозяин дома сделал шаг вперед, протянул руку для рукопожатия и любезным тоном сказал:
– По вам можно сверять часы, старший инспектор. Хочу выразить вам признательность, что любезно согласились приехать к нам, а не вызывать мою дочь и ее мужа в Скотленд-Ярд. Они, разумеется, были к этому готовы, но благодарны вам за вашу доброту.
Сандра негромко добавила:
– Да, спасибо, инспектор.
На ней было платье из какой-то мягкой темно-красной ткани, из-за спины на нее падал свет через узкое длинное окно, и Кемпу вспомнился витраж с женской фигурой, который он однажды видел в соборе где-то за границей.
Это впечатление дополнялось удлиненным овалом лица и легкой угловатостью плеч. Какая-то святая, объяснили ему в соборе, однако причислить к лику святых леди Александру было никак нельзя. Кстати, эти святые – многие из них – были персонажами довольно занятными: не просто добропорядочные рядовые христиане, а нетерпимые фанатики, жестокие к себе и окружающим – так считал Кемп.
Стивен Фарради стоял рядом с женой. Лицо его было совершенно бесстрастным. Он выглядел так, как ему и положено было выглядеть – официальная персона, назначенный от имени народа законодатель. Человек как таковой был захоронен в нем на большой глубине. Но человек этот был здесь, и старший инспектор прекрасно об этом знал.
Лорд Киддерминстер заговорил, искусно задавая тон беседы:
– Не буду скрывать от вас, старший инспектор, что для нас эта история чрезвычайно прискорбна и болезненна. Второй раз моя дочь и зять оказываются свидетелями насильственной смерти в общественном месте, в том же ресторане, а две жертвы – члены одного и того же семейства. И если при подобных обстоятельствах твое имя попадает в прессу, ущерб очевиден. Огласки, разумеется, не избежать. Мы это понимаем, поэтому моя дочь и господин Фарради готовы оказать вам любую посильную помощь в надежде, что дело быстро прояснится и интерес общества к нему утихнет.
– Спасибо, лорд Киддерминстер. Я благодарен вам за подобную точку зрения. При таком подходе и вам, и мне будет легче.
– Пожалуйста, старший инспектор, – пригласила Сандра Фарради, – задавайте любые вопросы.
– Спасибо, леди Александра.
– Одно уточнение, старший инспектор, – заметил лорд Киддерминстер. – У вас, разумеется, свои источники информации, и от моего друга, вашего комиссара, мне известно, что смерть Бартона считают скорее убийством, нежели самоубийством, хотя по внешним признакам, для стороннего глаза, это было именно самоубийство. Ты ведь думаешь именно так, дорогая Сандра?