Но зачем? Откуда такой назойливый интерес к Фарради? Идти на такие затраты – ради чего?
Может быть, Джордж подозревает, что Розмари со Стивеном Фарради связывало нечто большее, чем простая дружба? И вся эта история – диковинное проявление посмертной ревности? Нет, это чересчур, ни в какие ворота не лезет.
Но чего тогда Джордж хотел от четы Фарради? И зачем постоянно забрасывал ее, Айрис, этими странными вопросами? Последнее время с Джорджем явно что-то происходило, но что? Сидит по вечерам с отрешенным видом… У Лусиллы было простое объяснение: ищет смысл жизни с помощью вина. Лусилла – вполне в ее духе!
Нет, с Джорджем происходило что-то странное. Вспышки возбуждения чередовались с полной апатией – он словно впадал в кому.
Большую часть августа они провели за городом, в Литтл-Прайорз. Жуткий дом! Айрис поежилась. Как она его ненавидела! Солидный, ладный, прекрасно обставленный, с украшениями (Рут Лессинг снова оказалась на высоте). При этом – удивительное дело – пугающе пустой. Они не жили в этом доме, они его занимали. Как солдаты на войне занимают какой-нибудь наблюдательный пункт.
Свою лепту в общую жуть вносила и череда обычных летних событий. Гости по субботам и воскресеньям, теннис, вечерние застолья у Фарради. Сандра Фарради была само очарование – идеальное отношение к соседям, по сути, ставшим друзьями. Она показывала им окрестности, рассказывала Джорджу и Айрис о лошадях, была мила и вежлива, выказывала уважение Лусилле с учетом ее возраста. Но что при этом скрывалось за бледной улыбающейся маской – этого не знал никто. Не женщина, а сфинкс.
Стивена они видели меньше. Он все время был занят, часто уезжал по каким-то политическим делам. Айрис была уверена – он специально делает все возможное, чтобы появляться в Литтл-Прайорз как можно реже.
Так прошли август и сентябрь. Наступил октябрь – пора возвращаться в Лондон.
Айрис вздохнула с облегчением. Хочется верить, что с возвращением Джордж наконец-то придет в норму.
И вот вчера, ночной порой, ее разбудил легкий стук в дверь. Айрис зажгла свет, посмотрела на часы. Всего час ночи. Спать она легла в половине одиннадцатого и думала, что спала гораздо больше.
Айрис накинула халат и подошла к двери. Лучше просто открыть дверь, чем кричать: «Войдите».
Перед ней стоял Джордж. Видно, что спать он не ложился, был в уличной одежде. Дыхание было неровным, на лице – тревожная синева.
– Идем в кабинет, Айрис, – пригласил он. – Надо поговорить. Мне нужно с кем-то поговорить.
Полусонная, плохо понимая, что происходит, она покорно пошла за ним.
В кабинете он указал ей на кресло напротив его стола, закрыл дверь. Пододвинул к ней пачку сигарет, вытащил одну для себя, дрожащими руками зажег спичку – со второй или третьей попытки.
– Что-нибудь случилось? – спросила Айрис.
Она не на шутку встревожилась. Выглядел он ужасно.
Джордж заговорил – казалось, он задыхается после долгого бега.
– Не могу больше держать это в себе. Надо с кем-то поделиться. Ты должна сказать мне, что об этом думаешь… правда ли это… возможно ли…
– О чем ты, Джордж?
– Наверняка ты что-то заметила, что-то видела. Не может быть, чтобы она ничего не сказала. Должна быть причина.
Айрис внимательно посмотрела на него. Он провел рукой по лбу.
– Вижу – ты не понимаешь, о чем я говорю. Не пугайся, девочка. Ты должна мне помочь. Должна вспомнить все, до последней мелочи. Знаю, я говорю бессвязно, но через минуту ты все поймешь – когда увидишь письма.
Он отпер один из боковых ящиков стола и извлек оттуда два листа бумаги. Тусклая и неприметная голубая бумага, на ней что-то напечатано мелким шрифтом.
– Прочитай, – велел Джордж.
Айрис взглянула на первый лист. Написанное там было совершенно очевидным и не оставляло места для толкований:
ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ВАША ЖЕНА СОВЕРШИЛА САМОУБИЙСТВО. ЭТО НЕ ТАК. ЕЕ УБИЛИ.
Второй листок гласил:
ВАША ЖЕНА РОЗМАРИ УШЛА ИЗ ЖИЗНИ НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ. ОНА БЫЛА УБИТА.
Айрис, не в силах оторвать глаз от страшных строк, услышала голос Джорджа:
– Письма пришли месяца три назад. Сначала я решил, что это шутка – жестокая, мерзкая, но шутка. Но потом я стал размышлять. Зачем Розмари было лишать себя жизни?
– Депрессия после гриппа, – вымолвила Айрис чужим голосом.
– Да, но если разобраться, причина не ахти какая серьезная. Мало ли кто болеет гриппом, а потом страдает от депрессии – и что?
– Может быть, – выдавила из себя Айрис, – она была несчастлива?
– Вполне возможно, – Джордж спокойно обдумал слова Айрис. – Но чтобы Розмари свела счеты с жизнью, потому что была несчастлива – едва ли. Она могла говорить о самоубийстве, но решиться на него – сильно сомневаюсь.
– И все-таки решилась, Джордж! Какое еще есть объяснение? Ведь у нее это вещество в сумочке нашли!
– Знаю. Вроде бы все сходится. Но после этого, – он постучал пальцем по анонимным письмам, – я прокручиваю события в памяти снова и снова. И чем больше о них думаю, тем больше убеждаюсь: что-то здесь не так. Поэтому я и задавал тебе вопросы: насчет Розмари, ее возможных врагов. Не было ли впечатления, что она кого-то боится. Ведь у того, кто ее убил, была веская причина…
– Джордж, ты сошел с ума…
– Иногда мне и самому так кажется. А иногда чувствую – мои опасения верны. Я обязан все выяснить. Докопаться до истины. И ты, Айрис, должна мне помочь. Подумай как следует. Вспомни. Да, именно – вспомни. Вспомни все события того вечера. Ведь если ее убили, это значит, что убийца в тот вечер был за нашим столом. Ты это понимаешь?
Да, это было ей понятно. Воспоминания о том вечере уже не отодвинешь в сторону, не упрячешь подальше. Надо все вспомнить. Музыка, барабанная дробь, приглушенный свет, кабаре, а когда свет снова зажегся – Розмари лежит, распростершись на столе, посиневшее лицо искривлено гримасой…
Айрис вздрогнула. Ей стало страшно, очень страшно.
Надо вернуться в мыслях к тому вечеру – и вспомнить.
Розмари – это ведь воспоминание.
Значит, придется вспоминать.
Глава 2Рут Лессинг
У Рут Лессинг, чей день был полон бесконечных забот, выдалась свободная минутка – и она предалась воспоминаниям о жене своего босса, Розмари Бартон.
Розмари она сильно недолюбливала. Сама не подозревала, до чего сильно, пока впервые не встретилась ноябрьским утром с Виктором Дрейком.
С того разговора с Виктором все и началось, оттуда и потянулась цепочка событий. Раньше она, может быть, что-то и подозревала, о чем-то думала, но как-то мимоходом, по касательной – у нее не было фактов.
Джорджу Бартону она была предана всей душой. Так было всегда. Когда Рут пришла к нему впервые – спокойная, уверенная в себе двадцатитрехлетняя женщина, – она сразу поняла, что его нужно взять под крыло. Что Рут и сделала. Экономила ему время, деньги, ограждала его от хлопот. Подбирала ему друзей, находила подходящие развлечения. Ограждала от сомнительных и авантюрных сделок, порой подталкивала к рискованным действиям, но в пределах разумного. За все годы их сотрудничества у Джорджа ни разу не возник повод усомниться в ее преданности, предупредительности, полной самостоятельности. Ему явно нравился и ее внешний вид: блестящие, аккуратно причесанные темные волосы, костюмы на заказ, накрахмаленные блузки, серьги-жемчужинки в изящной формы ушах, в меру напудренное лицо, сдержанно-розоватая помада.
Рут, как ему казалось, была безупречна. Ему нравилось, что она отстраненна и деловита, никаких показных чувств, никакой фамильярности. В итоге Джордж часто делился с ней своими личными делами; она внимательно слушала и всегда находила нужные слова, давая какой-то совет.
А вот к его вступлению в брак Рут никакого отношения не имела. Его выбор она не одобряла. Но пришлось смириться, и она оказала бесценную помощь в организации свадьбы, освободив госпожу Марль от множества обязательств. На какое-то время после свадьбы отношения Рут со своим боссом стали менее доверительными. Только служебные дела – ничего больше. И Джордж многое оставлял на ее усмотрение.
Вскоре о ее способностях прознала Розмари: мол, секретарша Джорджа мисс Лессинг может решить любую проблему. При этом мисс Лессинг всегда светится улыбкой, вежлива и обходительна.
Джордж, Розмари и Айрис звали ее Рут и часто приглашали ее пообедать в Элвастон-сквер. Ей было уже двадцать девять, но выглядела она точно так же, как в двадцать три.
Ее диалоги с боссом никогда не затрагивали интимные сферы, но она прекрасно улавливала малейшую перемену в его настроении. Он был полон восхищения на первом этапе семейной жизни, потом состояние восторга переплавилось в нечто иное, трудно поддающееся описанию. Он стал невнимателен к мелочам, но Рут проявляла предусмотрительность, и дела шли своим чередом.
Рассеянности Джорджа она словно и не замечала. И он за это был ей благодарен.
И вот ноябрьским утром он заговорил с ней о Викторе Дрейке.
– Рут, хочу дать вам не очень приятное задание.
Она вопросительно взглянула на него. Естественно, она все сделает. А как иначе?
– В каждой семье есть своя черная овца, – сказал Джордж.
Она понимающе кивнула.
– Речь идет о двоюродном брате жены – вот уж, действительно, червивое яблоко. Он практически разорил свою матушку – добрая душа, но любовь к сыну затмила ей разум. Ради него она продала почти все свои акции, которых и так кот наплакал. Он начал карьеру с того, что подделал чек в Оксфорде. Дело удалось замять, с тех пор его носит по белу свету – и все без толку.
Рут внимала без особого интереса. Этот тип мужчины был ей знаком. Такие выращивают апельсины, открывают птицефермы, едут в поисках счастья в Австралию, работают на холодильных установках для мороженого мяса в Новой Зеландии.
И ничего у них не клеится, нигде они не задерживаются надолго и всегда профукивают кем-то вложенные в них деньги. В общем, эта публика Рут мало интересовала. Она отдавала предпочтение людям успешным.