Сделав последний отчаянный бросок, он свернул на Элвастон-сквер и резко затормозил у самого дома, имевшего невозмутимо мирный вид.
– Совсем как в кино. Чувствуешь себя полнейшим дураком, – пробормотал Энтони, с трудом возвращаясь к своей привычной насмешливой манере.
В одно мгновение он очутился на верхней ступеньке и нажал звонок; Кемп стал подниматься вслед за ним, пока полковник Рейс расплачивался с шофером.
Дверь открыла горничная. Энтони резко спросил:
– Что, мисс Айрис вернулась?
Девушка взглянула на него с удивлением:
– Да, сэр. Уже с полчаса как вернулась.
Энтони облегченно вздохнул. В доме царил такой безмятежный покой, что он устыдился своей мелодраматической вспышки.
– Где она?
– Наверное, в гостиной, с миссис Дрейк.
Энтони кивнул и взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки; Рейс и Кемп поспевали за ним как могли.
В гостиной, казавшейся особенно уютной при свете ламп под абажурами, Люсилла Дрейк рылась в ящиках письменного стола с оптимистическим упорством фокстерьера, разрывающего лисью нору, и причитала:
– Ах, боже мой, куда же я дела письмо миссис Мэршем? И куда только оно запропастилось?
– Где Айрис? – резко спросил он.
Люсилла обернулась и широко раскрыла глаза:
– Айрис? Она… Простите! – Люсилла с достоинством выпрямилась. – Разрешите прежде узнать, молодой человек, кто вы такой?
Тут из-за спины Энтони показался полковник Рейс, и Люсилла просияла. Она еще не успела разглядеть инспектора Кемпа, вошедшего последним.
– Ах, боже мой, полковник Рейс! Как я рада, что вы пришли! Жаль, что вы не пришли чуточку раньше: мне так хотелось бы обсудить с вами некоторые детали, касающиеся похорон. Мужской совет так необходим, тем более что я была безумно расстроена и даже сказала мисс Лессинг, что у меня нет сил думать. Должна признать, что на этот раз мисс Лессинг проявила полное понимание и предложила взять на себя все хлопоты, чтобы немного меня разгрузить. Она, правда, совершенно справедливо заметила, что вряд ли кто-нибудь, кроме меня, может знать, какие псалмы Джордж больше всего любил, – я, конечно, не могу перечислить его любимые псалмы, потому что Джордж, к сожалению, нечасто ходил в церковь, но, естественно, будучи женой священника, я хочу сказать – вдовой священника, я лучше разбираюсь в том, что подобает в таких случаях…
Воспользовавшись секундной паузой, Рейс спросил:
– А где мисс Марль?
– Айрис? Она только недавно вернулась. Сказала, что у нее болит голова, и сразу поднялась к себе наверх. У нынешних молодых девушек нет никакого запаса жизненных сил, и все потому, что они едят слишком мало шпината. К тому же Айрис не переносит разговоров о похоронах, но, в конце концов, кто-то ведь должен этим заниматься, и на душе спокойнее, когда знаешь, что сделано все необходимое и покойному оказан должный почет, правда, теперешние моторизованные катафалки совершенно не создают подобающей атмосферы и, конечно, ни в какое сравнение не идут с лошадьми – вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, лошади такая прелесть, но я спорить не могу и безропотно на все соглашаюсь, и я сказала Айрис, что я и Рут – я так и сказала: не мисс Лессинг, а Рут, – что мы отлично справимся и без нее и что мы ее освобождаем.
Кемп спросил:
– Мисс Лессинг ушла?
– Да, мы обо всем договорились, и она ушла минут десять назад. Мы составили текст траурного объявления в газеты: «Учитывая обстоятельства, просьба цветов не возлагать, панихиду будет служить каноник[77] Уэстбери…»
Так как поток был нескончаем, Энтони потихоньку начал продвигаться к выходу. Не успел он выскользнуть за дверь, как Люсилла, неожиданно прервав свои излияния, спросила:
– А кто был этот молодой человек, который с вами приходил? Я вначале не поняла, что это вы его привели. Я приняла его за одного из этих ужасных репортеров, которые постоянно нам докучают. От них так трудно отделаться.
Взбегая по лестнице, Энтони услышал за собой шаги, он обернулся и увидел, что следом поднимается инспектор Кемп.
– Тоже сбежали? – спросил Энтони, усмехнувшись. – Бросили беднягу Рейса?
Кемп проворчал:
– Пусть уж сам с ней разбирается, у него это ловко выходит. Я у таких дам успеха не имею.
Они добрались до второго этажа, когда Энтони услыхал легкие шаги: сверху кто-то спускался. Он мгновенно свернул в коридор и втолкнул Кемпа в приоткрытую дверь ванной.
Звук шагов послышался совсем рядом и стал удаляться.
Энтони выбежал на площадку и стремглав бросился наверх. Он знал, что спальня Айрис в конце коридора, и сразу постучал к ней в дверь:
– Айрис! Ты здесь?
Ответа не было. Он окликнул ее еще раз, снова постучал, потом подергал ручку – дверь была заперта на ключ. Встревоженный, он начал колотить в дверь:
– Айрис, открой! Айрис!
Через несколько секунд он прекратил стучать и посмотрел вниз. Под ногами у него лежал старомодный шерстяной коврик, из тех, что специально кладутся под дверь и предохраняют от сквозняков. Коврик был плотно прижат к порогу. Энтони отшвырнул его в сторону. Под ним обнаружилась довольно широкая щель, сделанная, как он предположил, для того, чтобы дверь свободно открывалась и не задевала толстый ковер, в свое время устилавший пол.
Он наклонился и заглянул в замочную скважину, но ничего не увидел. Неожиданно он поднял голову и потянул носом воздух, потом лег на пол и приник лицом к щели под дверью.
Тут же он вскочил на ноги и закричал:
– Кемп!
Но инспектора как ветром сдуло. Энтони снова позвал его, и на этот раз отозвался полковник Рейс – он бегом поднимался по лестнице. Энтони не дал ему вымолвить ни слова.
– Там открыт газ! – крикнул он. – Нужно выломать дверь!
Полковник Рейс был человеком недюжинной физической силы. Вдвоем они трудились недолго – дверь с оглушительным треском подалась. На секунду у них перехватило дыхание: комната была полна газа.
– Она там, у камина, – сказал Рейс, вглядевшись в темноту. – Я сейчас брошусь вперед и разобью окно, а вы хватайте ее на руки и выносите.
Айрис Марль ничком лежала у камина, лицо ее было прижато к газовой горелке, вывернутой на полную мощность.
Через одну-две минуты, задыхаясь и судорожно сглатывая слюну, Энтони и Рейс положили бесчувственную девушку на лестничную площадку и открыли окно в коридоре, чтобы устроить сквозняк.
– Я сейчас ею займусь, – сказал Рейс, – а вы вызовите врача, да поживей.
Энтони сломя голову бросился вниз по лестнице. Рейс крикнул ему вдогонку:
– Не волнуйтесь, все обойдется! Мы подоспели вовремя.
Пока в холле Энтони набирал номер и говорил по телефону, за его спиной суетилась, всплескивала руками, ахала и охала Люсилла Дрейк.
Повесив трубку, он облегченно вздохнул:
– Слава богу, доктор оказался дома. Он живет рядом, только перейти площадь. Через пять минут будет здесь.
– Но скажите же мне наконец, что случилось! Айрис плохо? – в отчаянии простонала Люсилла.
– Айрис была у себя в комнате. За запертой дверью. Лежала уткнувшись лицом в камин. Газ был открыт.
– Айрис? – Миссис Дрейк испустила истошный вопль. – Айрис решила покончить с собой?! Не могу поверить! Не верю!
По лицу Энтони промелькнула бледная тень его привычной иронической усмешки.
– И не верьте, – сказал он, – это неправда.
Глава 14
– А теперь, Энтони, – сказала Айрис, – пожалуйста, расскажи мне все по порядку.
Айрис лежала на диване; сквозь широкие окна Литл-Прайерс было видно, как отважное ноябрьское солнце изо всех сил старается доказать, что зима еще далеко.
Энтони поглядел на сидевшего на подоконнике полковника Рейса и ослепительно улыбнулся:
– Не стану скрывать, Айрис, я давно ждал этой минуты. Я просто лопну, если не расскажу кому-нибудь без промедления, какие чудеса проницательности я продемонстрировал и до каких высот логики поднялся. Мое повествование будет избавлено от ложной скромности. Это будет наглый, хвастливый монолог, лишь изредка прерываемый паузами для того, чтобы восхищенные слушатели могли воскликнуть: «Ах, Энтони, какой ты умный!», или «Тони, это просто потрясающе!», или еще что-нибудь в том же духе. Итак, внимание! Представление начинается.
В целом все выглядело достаточно просто. Классический пример причины и следствия. Смерть Розмэри, в свое время истолкованная как самоубийство, на самом деле самоубийством не была. У Джорджа возникли подозрения, он взялся самолично расследовать это дело, напал как будто на верный путь, но, прежде чем успел разоблачить убийцу, в свою очередь был убит. Логическая связь, если можно так выразиться, соблюдена безукоризненно.
Но тут мы сразу же сталкиваемся с некоторыми вопиющими противоречиями, а именно: (А) Джордж не мог быть отравлен; (Б) Джордж был отравлен. И далее: (А) к бокалу Джорджа никто не прикасался; (Б) в бокале Джорджа был обнаружен яд.
Сопоставляя эти формулировки, я вначале упустил из виду одно важное обстоятельство – многозначное употребление родительного падежа. Скажем, «ухо Джорджа» однозначно обозначает неотъемлемую часть его организма, которая может быть отчуждена только с помощью хирургического вмешательства. Но когда мы говорим «часы Джорджа», мы подразумеваем часы, которые все время носит Джордж. Здесь, правда, может возникнуть еще один второстепенный вопрос: являются ли эти часы фактической собственностью Джорджа или кто-то дал их ему поносить? Когда же речь заходит о «бокале Джорджа» или о «чашке Джорджа», то здесь, если вдуматься, мы имеем в виду нечто неопределенное. Все содержание, которое я вкладываю в это понятие, сводится к следующему: это тот бокал или та чашка, из которого или из которой пил Джордж, и если на столе стоит несколько таких же бокалов или чашек, то бокал или чашка Джорджа никакими особыми признаками не отличаются от остальных.
Чтобы показать это наглядно, я провел небольшой эксперимент в кафе. Рейс пил чай без сахара, Кемп – с сахаром, а я пил кофе. По цвету содержимое всех трех чашек было примерно одинаковым. Мы сидели за круглым мраморным столиком в зале, где стояло еще несколько таких же круглых мраморных столиков. Сделав вид, что меня вдруг осенила какая-то догадка, я заставил своих собеседников встать и выйти со мной в вестибюль. Пока все поднимались и отодвигали стулья, я, улучив момент, незаметно передвинул трубку Кемпа, лежавшую у его прибора, к своему прибору. Мы вышли в вестибюль, тут я выдумал как