– Все в порядке, – успокоила ее Зора. – Просто жарко сегодня.
– Какая красота, – с запинкой выговорила Эсфирь на иврите. Она приставила руку козырьком ко лбу и посмотрела на небо. – Похоже, это самый прекрасный день за то время, что мы здесь.
Зора проследила за ее взглядом.
– В такой день хорошо гулять у моря, – задумчиво проговорила Эсфирь.
– Или по холмам, – подхватила Зора.
– «Иди, выйдем в поле[13]...» – процитировала Эсфирь. – «Среди кустов хны...» Как дальше? «К виноградникам»?
– Где ты этого нахваталась?
– Якоб брал уроки вон у того мужчины из Гродно. У него очень много книг.
– Ты доверила ребенка этому фанатику?!
– Он должен встать на путь Торы, – сказала Эсфирь.
Зора улыбнулась:
– Ты теперь даже больше похожа на еврейку, чем я.
– А почему бы тебе самой не взяться учить Якоба? – спросила Эсфирь. – Ты все знаешь. Не спорь. И ты не фанатичка. А самое главное, ты его любишь. И он тебя.
Зора хотела было возразить, но Эсфирь снова остановила ее:
– И совсем неважно, по какой книге вы будете учиться.
Мяч подкатился к ногам Якоба. Мальчик улыбнулся Эсфири и, размахнувшись, послал его прямо между двух кирпичей, обозначавших ворота.
– Кто это сделал? – закричали другие мальчишки. – Якоб? Да ну! А пацан умеет бить!
Эсфирь нежно подтолкнула его, и Якоб присоединился к игре, продолжавшейся, пока жар дневного солнца не начал потихоньку ослабевать и старенький «мерседес», покрытый слоем пыли, не заревел на дороге.
Из машины выскочили двое коренастых мужчин в белых рубашках и пиджаках, но без галстуков и, низко надвинув на лоб шляпы, устремились к передним воротам. Их встретил Гольдберг и проводил в барак, где томились Боб и Ури.
– Товарищи, – прокричал Гольдберг, – со мной два представителя ишува. Они приехали поговорить с вами.
Дверь приоткрылась, и все трое исчезли внутри. Несколько мальчишек пытались подслушивать у окон, а все остальные обосновались неподалеку, не сомневаясь, что ожидание будет долгим.
Но не прошло и десяти минут, как приезжие появились вновь. Ури и Боб, бросая гневные взгляды в сторону толпы, шагали до самого автомобиля позади своих спасителей, неуклюже прижав руки к бокам и не разжимая кулаков. Автомобиль закашлялся, задрожал и умчался с глаз долой.
К тому времени в дверях барака появились Францек и его друзья. Из карманов у них выпирали пачки американских сигарет.
– Гляди-ка, наши герои продались за пачку курева, – сказала Зора и, протолкавшись через толпу, протянула руку.
– А вот и нет, – возразил Францек, открывая пачку.
Мятежники только ухмылялись, когда их спрашивали, что они получили взамен заложников. Но Францек не мог не похвастаться:
– Те два парня – большие шишки в Еврейском комитете. Они с нами заодно. Похоже, я произвел на них неплохое впечатление. Они говорят, мне еще звание армейское присвоят. Адекватное моим способностям – как они это называют.
Зора едва не прыснула, услыхав это двусмысленное обещание.
– Молодчина, Фрэнки, – сказала она, потихоньку засовывая лишнюю сигарету в карман. – Лишь бы только остальным за твои фокусы отдуваться не пришлось.
Тирце предстояло сообщить Брайсу, что побег откладывается на сутки. От мысли о том, что беседовать придется в его кабинете, где все, что было между ними, казалось лживым и даже гнусным, у нее мигом разболелась голова.
Она прошла через ворота, пересекла дорогу, миновала Уилсона-антисемита и вошла в кабинет, жалея, что не прихватила анальгин.
Рядовой Гордон вскочил на ноги.
– В настоящий время полковник Брайс телефонизирует. Позвольте предлагать вам вода. – Он наполнил стакан прежде, чем Тирца успела отказаться.
– Спасибо. – Она села, осушила стакан, посмотрела на часы. Потом спросила: – Откуда вы родом?
– Из Шотландия.
– Это на севере Англии, да?
– В Британии думовать, что шотландцы – деревня при акценте.
– Вы очень быстро учите иврит, – заметила Тирца.
– Вы такова добра. А какова здоров ваш сын?
– Здоров, благодарю вас.
– Полковник его много похвалит. Мне кажется, его к нему привязали.
– Да, он очень добр к моему Дэнни.
– У меня есть брат, его зовут Дэниел тоже, – сказал Гордон, и в эту минуту зазвонил телефон. – Сейчас можно входить, – кивнул он, кладя трубку. – И спасибо вам, госпожа Фридман, что позволили беседовать вас.
– Мне это было приятно, – улыбнулась Тирца и добавила: – Только правильно говорить не «вас», а «с вами».
– У меня с это беда. Огромное спасибо.
Брайс не встретил Тирцу у дверей, как он это обычно делал. Он сидел за столом, спрятав лицо в ладонях.
– Что случилось? – прошептала она.
Полковник глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, глядя на нее так, будто она стояла где-то далеко-далеко.
– Я только что получил новости из дома, – сказал он, опуская взгляд на пустой стол.
– Полковник Брайс! – тихонько окликнула она.
Он резко выпрямился, словно по команде «смирно», и спросил:
– С Дэнни все хорошо?
– Да. Хотя пришла я к вам потому, что мне необходимо сделать один звонок. Прием придется отменить. Доктор будет только завтра.
– Завтра, – медленно повторил Брайс. – Понятно.
– Завтра в то же время и в том же самом месте, – сказала она. – Надеюсь, что это не вызовет затруднений.
– Никаких затруднений. Я уверен, что все пройдет, как планировалось.
Тирца понизила голос:
– Ради бога, скажи, что случилось?
По дороге проехал грузовик, наполнив комнату ревом двигателя. Брайс закрыл глаза.
– У меня умер сын. Мой второй мальчик, младший.
– Нет!
– Испанка. Три года в ВВС без единой царапины.
Глаза Тирцы наполнились слезами.
– В пятницу я уезжаю.
– Как жалко, – прошептала она, думая, что даже не знает, по кому из молодых людей на фотографии он горюет. Хотя, конечно, теперь он горевал о них обоих.
– Я позабочусь о консультации для Дэнни. Не волнуйтесь об этом. Брайс протянул руку к телефону. Было видно, что он сдерживается из последних сил.
– Шалом, – сказала она.
Он не встал.
– Спасибо, госпожа Фридман. И вам того же.
Тирца неслышно закрыла за собой дверь.
В приемной рядовой Гордон поднялся на ноги.
– Ваш командир получил дурные вести из дома, – сказала Тирца, подходя к нему вплотную. – Вы должны... Вы ведь присмотрите за ним, я знаю. – Она крепко пожала ему руку. – Спасибо.
Шендл вихрем носилась по кухне – помешивала, плюхала еду по тарелкам и на все лады костерила Тирцу, которая так и не появилась, чтобы помочь ей с ужином. Шендл ждала до последнего, пока не пришлось все делать самой. Но, приступив к работе, она обнаружила, что ей это нравится. Дома, девочкой, она ненавидела возню на кухне, бесконечная готовка и мытье посуды нагоняли на нее. тоску. Иное дело взять на себя ответственность за кормежку двух сотен товарищей. Она чувствовала себя полководцем, разработавшим план сражения и возглавившим его. И, что лучше всего, работа не давала ей скучать.
Поэтому, когда незадолго до ужина на кухню забрел Натан, Шендл кивнула ему, но не стала спрашивать, знает ли он, куда подевалась Тирца.
Несколько минут он наблюдал за ее суетой, а затем сказал:
– Эппельбаум и Гольдберг обещали за ночь разобраться с бойками. В общем, хорошо, что у нас есть лишний день.
– Вряд ли Боб и Ури так думают.
– Эти двое подставились, как дети.
– Ну и как же мы теперь без них? – спросила Шендл.
– А кто сказал, что без них? Всем придется попотеть. И тебе, и твоим товарищам.
– Особенно Францеку!
Натан пожал плечами.
– Только его не хватало. Вот же дуболом, – скривилась Шендл.
– Возможно. Но если что, люди за ним пойдут, как мы убедились.
– Он мог таких дров наломать!
– Но не наломал ведь, – примирительно сказал Натан. – И конечно, ты окажешь нам большую услугу, начав завтра сразу после ужина.
Шендл отложила ложку и повернулась к нему лицом:
– Да?
– В принципе, я больше ничего не должен говорить до завтра, но ты такая славная девушка, и твои военные подвиги так всех нас вдохновляют. – Он взял ее за руку, провел пальцем по линиям на ее ладони. – Я вижу длинную жизнь, полную любви.
Шендл вырвалась и скрестила руки на груди.
Натан пожал плечами:
– Не надо осуждать мужчину за то, что он попытал счастья. Теперь насчет завтра. Ты должна будешь выбрать себе в помощники трех девушек из твоего барака. Спорим, ты возьмешь ту хорошенькую француженку и ту высокую блондиночку? В твоем бараке самые симпатичные на свете девушки, Шендл.
– Все твоей жене расскажу, если ее увижу. Не сомневайся.
Шендл знала, что не умеет врать, и очень волновалась, как бы не проболтаться Леони и Зоре, ведь обе видели ее насквозь. Поэтому, подавая ужин, она под любым предлогом сбегала на кухню. А когда, наконец, уселась, сразу набросилась на еду и быстренько набила себе рот, подумав, что ее соседки по столу вообще не смогли бы есть в таких обстоятельствах.
– Теди, – попросила Леони, – расскажи Шендл про своего поклонника.
Теди покраснела и замотала головой. Тогда Леони начала рассказывать сама:
– Сегодня в лазарете один из ребят-иракцев взглянул на нашу общую подругу и буквально с первого взгляда влюбился по уши! Он ей даже песню спел. Алица сказала, его зовут Ниссим, что значит «чудеса». Прелесть, правда?
– Глупости, вот что это значит, – фыркнула Теди и схватила кувшин. – Пойду еще воды принесу.
– Такой хорошенький, такой смугленький, – сообщила Леони, когда Теди ушла. – Только ниже ее сантиметров на пять. Вот будет парочка!
Шендл кивнула. Внезапно ей представилась картина: Теди в постели с таким вот парнем. Его ноги обвиты вокруг ее бедер. Контраст кожи, контраст волос. Золото и смоль, серебро и слоновая кость. А еще она представила их детей. Это будет совершенно новое поколение еврейского племени – голубоглазое и темнолицее или черноглазое и белокурое. Не европейцы, но и не арабы; сильные и изящные, выносливые и нежные, красивые во всем.