- Открыть огонь! - приказал Аутбридж.
Эсминец находился теперь всего в 100 метрах от цели, и старшина Арт, командир орудия No 1 - понял, что дистанция слишком мала, чтобы использовать прицел. Он прицелился в лодку, как будто стрелял из ружья по белкам - и выстрелил.
Было точно 6 часов 45 минут, когда первый снаряд пролетел над рубкой подводной лодки и упал в море.
Более удачливыми охотниками на белок оказались комендоры орудия No 3. Командир орудия Рассел Непп скомандовал "Залп!" на тридцать секунд позже, когда цель находилась менее чем в 50 метрах от "Уорда". Снаряд попал в основание рубки. Лодка подпрыгнула в воде, но продолжала движение. Теперь она находилась прямо у правого борта эсминца - в какое-то мгновение комендор Луис Гернер заметил блеск линз в перископной трубке - и лодка осталась за кормой, сбиваясь с курса и подпрыгивая в кипящей кильватерной струе несущегося полным ходом "Уорда".
Четыре быстрых и коротких сигнала сирены послужили приказом старшине-минеру Маскцавилцу сбрасывать глубинные бомбы. Одна... две... три... четыре глубинные бомбы исчезли в бурлящей пене за кормой эсминца. Огромные гейзеры воды, поднявшиеся над морем, совершенно скрыли лодку. Минер успел заметить, что "уже первый взрыв, казалось, переломил лодку пополам".
В кабине "Каталины" лейтенант Тэннер был совершенно сбит с толку. Помочь терпящей бедствие лодке - это было, конечно, хорошее дело, но летчик имел строгий приказ: "Забросать глубинными бомбами и утопить любую подводную лодку, появившуюся без предварительного уведомления в запрещенном районе". Теперь, глядя вниз, Тэннер видел, что "Уорд" именно этим и занимается. Продолжая мучиться сомнениями, Тэннер направил "Каталину" на лодку и сбросил несколько собственных глубинных бомб.
За всем этим фейерверком с диким интересом наблюдала команда буксира "Косанква", дымящего примерно в миле от "Уорда", все еще ожидая "Антарес", чтобы принять от него баржу. Подобно всем другим на буксире механик Блэкмор был уверен, что стал свидетелем каких-то учений.
На "Уорде" лейтенанта Гепнера одолевали более мрачные мысли. Он приходил в ужас от одной мысли, что атакованная лодка могла быть американской. Конечно, американская лодка не могла и не должна была находиться в этом районе, да и не похожа она была ни на одну из американских лодок, которые лейтенанту приходилось видеть. Но мало ли что могло случиться? Вдруг это свои?!
В кабине "Каталины" лейтенанту Тэннеру не давали покоя те же самые сомнения. Он и его второй пилот, младший лейтенант Кларк Гриви, правда, согласились друг с другом, что приказ - есть приказ, но легче от этого не стало. Если потопленная лодка была своей, то собственное будущее представлялось лейтенанту Тэннеру весьма мрачным. Он уже видел в этом будущем военный суд и пожизненный ярлык "человека, утопившего свою подводную лодку". На волне юношеской мнительности он даже подумал, как он будет жить дальше после позорного увольнения из морской авиации? Кто возьмет его на работу с таким ярлыком? Окончив патрульный полет, он уныло доложил дежурному об инциденте с лодкой, пришел к себе и, рухнув на койку, стал ожидать неминуемого конца своей военно-морской карьеры. И только капитан-лейтенант Аутбридж был абсолютно уверен в правильности принятого решения и действий своего корабля.
Он беспокоился только об одном - его рапорт о случившемся, радированный на базу в 6.51, был, по мнению командира "Уорда", недостаточно полным и ясным: "Забросали глубинными бомбами подводную лодку, находившуюся в запрещенном районе". Это могло означать, что самой лодки они не видели, а просто заметили что-то, похожее на перископ, или были сбиты с толку неверной интерпретацией сигналов гидролокатора. Слишком много подобных рапортов приходило в штаб почти ежедневно, чтобы там обратили на него особенное внимание.
Но с "Уорда" видели лодку визуально, и это обстоятельство было наиболее важным из всего случившегося!
Необходимо было послать такое сообщение, которое побудило бы командование к каким-нибудь действиям вместо обычной резолюции: "Проверить и доложить".
Поэтому Аутбридж быстро составил новую радиограмму, которую в 6.53 снова передал в штаб 14-го военно-морского округа: "Атаковали, обстреляли, забросали глубинными бомбами подводную лодку, находившуюся в запрещенном районе, предположительно уничтожив ее". Аутбридж считал, что слово "обстреляли" было ключевым в радиограмме. Теперь командование поймет, что эсминец вел артиллерийский огонь по лодке, то есть видел ее. И все-таки капитан-лейтенант Аутбридж мог поступить еще лучше. Он мог доложить о своем поединке с лодкой открытым текстом, не используя код, и тем самым сэкономить несколько минут командованию для принятия решения. Он мог использовать свой прожектор, чтобы передать сообщение прямо на КДП базы. Он мог отправить более подробное сообщение, начав его так: "Обнаружили рубку странной подводной лодки и обстреляли ее двумя снарядами с дистанции прямой наводки..." Черновик такого неоконченного донесения позднее был найден в радиожурнале "Уорда".
Но, по крайней мере, Аутбридж хоть что-то сделал! Он, в отличие от других, совершенно загипнотизированных мирным временем людей, проявил решимость, не побоявшись взять на себя огромную ответственность: ведь именно его эсминец произвел первые боевые залпы в долгой и кровавой войне на Тихом океане.
Однако и эта лодка не была той, которой командовал младший лейтенант Сакамаки. В 6.30 он и Инагаки все еще предпринимали отчаянные попытки выправить дифферент у своей "малютки". Это была нелёгкая работа. Только один человек мог протиснуться ползком в узкий лаз, ведущий из центрального поста в носовую и кормовую части лодки. Они ползали взад-вперед, перетаскивая тяжелые балластины, продувая и вновь заполняя цистерны. Прошел час, прежде чем им удалось снова поставить "малютку" на ровный киль.
Наконец все было в порядке и подводники нашли даже время позавтракать. Сидя лицом друг к другу в крошечном помещении центрального поста, они жевали шарики с рисом и поочередно прикладывались к бутылке вина. Окончив завтрак, они, пожав друг другу руки и пожелав удачи, принялись за дело. Через 10 минут, взглянув в перископ, Сакамаки с ужасом убедился, что его лодка отклонилась от курса чуть ли не на 90 градусов. Не имея гирокомпаса, Сакамаки полностью зависел от вспомогательного компаса, надеясь, что тот хотя бы укажет правильное направление. Но, видимо, и вспомогательный компас также вышел из строя. Сакамаки пытался держать лодку на курсе, глядя в перископ, но это мало помогло. Ослепшая лодка постоянно рыскала, сбиваясь с заданного курса. Сакамаки прошиб пот. Было уже около 7 часов утра, а его лодка все еще находилась очень далеко от входа в Перл-Харбор.
Глава 5. "Хорошо, не беспокойтесь об этом"
Ничем не примечательное утро вставало над армейской радиолокационной станцией, расположенной на горе Опана в северной части острова Оаху. Обычно за время своего трехчасового дежурства с 4 до 7 утра рядовые Джозеф Локарт и Джордж Эллиот устанавливали контакт примерно с 25 самолетами, но в это воскресное утро практически ничего обнаружить не удалось.
Станция на горе Опана была одной из пяти мобильных радиолокационных станций, установленных в стратегических пунктах по периметру острова Оаху. Все станции были связаны с Информационным центром на форту Шафтер, где обрабатывалась полученная информация и принималось решение. Созданная таким образом система радиолокаторов могла засекать любой самолет в радиусе 150 миль. Разумеется, могла засекать тогда, когда она работала. Станции были развернуты недавно, накануне Дня Благодарения, не были еще достаточно отлажены и часто ломались. Локарт, Эллиот и другие солдаты обслуживания РЛС тратили большую часть времени на изучение материальной части и ее ремонт.
Лето и осень станции работали с 7 утра до 4 часов дня. Но после 27 ноября, когда пришло предупреждение из Вашингтона, расписание дежурства изменилось. Станции стали работать с 4 до 7 часов утра, так как именно в эти часы генерал Шорт считал наиболее опасными. Затем операторы выключали станции, проводя день в обычных плановых занятиях и устраняя обнаруженные за время дежурства дефекты. В воскресенье, как и положено, дежурство должно было закончиться в 7 часов утра. На горе Опана всегда все было спокойно. Установленная там РЛС являлась наиболее удаленной от форта из всех пяти, и шесть обслуживающих ее солдат, главным образом предоставленные самим себе, были весьма довольны этим обстоятельством. У них был свой небольшой лагерь в Ковайоле - в 9 милях внизу, на побережье. На станцию и обратно их доставлял грузовичок-пикап. Обычно они дежурили по трое, но в это воскресенье решили, что двух человек будет совершенно достаточно. Локарт выполнял обязанности оператора, а Эллиот работал за двоих, будучи одновременно и планшетистом, и мотористом. Штатный моторист остался в лагере.
Солдаты заступили на дежурство в полдень 6 декабря, так как кроме работы на РЛС, им вменяли в обязанность и ее охрану, для чего у них имелся кольт 45 калибра и 8 патронов к нему. Ночью, в 3.45, Локарт и Эллиот подготовили станцию к работе и, как того требовала инструкция, начали работу ровно в 4 ночи. В течение последующих трех часов практически ничего не произошло. Правда, около 6.45 был какой-то неуверенный блик, весьма неточно показывающий пару самолетов, идущих к острову с северо-востока на удалении 130 миль, но ничего более. Поэтому солдаты совсем не удивились, когда в 6.54 им позвонили из Информационного центра и сообщили, что можно заканчивать дежурство и выключать станцию.
В Информационном центре изнывал от безделья лейтенант Кермит Тейлор единственный находящийся там офицер. Обычно в центре бывали загружены работой, когда все пять станций сообщали о контактах с воздушными целями и планшетисты передвигали свои стрелки по огромному деревянному столу-планшету. Правда, все это было игрой, на которой учились опознавать свои самолеты, составляли план перехвата "противника", отдавая условные приказы истребителям. Иногда даже приходилось управлять учебными воздушными боями.