Голос Иваны был еле слышен. Наверняка затаилась в каком-то углу, чтобы ответить на его вызов.
— Но вы мне хоть верите?
— А ты как думаешь? Просто это было послание для тебя и только для тебя. А теперь тело вернулось в небытие.
— Вы будете его искать?
— Конечно, но на успех не надеюсь. Я приеду за тобой. Хватит, кончен бал.
— Даже речи быть не может.
— Перестань дурить. Мне вовсе не хочется найти тебя с зубами в кармане и кишками на шее.
— Если бы они хотели меня устранить, то давно бы это сделали. У меня еще есть шансы на успех.
— Нет, уже слишком поздно, и ты отлично это понимаешь. Они принесли труп на это место, потому что проведали, кто ты такая и чем занимаешься. Им все известно.
Короткая пауза, всхлипывания Иваны затихли. Ньеман прямо-таки слышал, с какой бешеной скоростью вращаются шестеренки ее мозга в поисках решения.
— Вы собираетесь допросить Посланников?
— О чем?! Если ничего не найдем, на рассвете вернемся в жандармерию и будем ждать развития событий. Оружие у тебя есть?
— Нет.
— Где ты сейчас?
— Вышла из палатки, чтобы поговорить с вами.
Ньеман вздохнул:
— Иди назад и ложись спать. Когда мы закончим, я позвоню.
— Вы не сможете со мной поговорить.
— Почему?
— У меня батарейка разрядилась.
Взгляд на часы: близилась полночь.
— Ладно, тогда встретимся у часовни в пять утра. Ты сможешь подзарядить мобильник, мы подведем итоги и примем решение.
— Ладно.
— Ивана…
— Что?
— Нет, ничего.
Он выключил телефон и оценил нелепость ситуации. Полтора десятка человек в чаще леса, посреди ночи, вооруженных до зубов и готовых действовать…
— Майор, может, вы мне объясните, что происходит? — спросила Деснос, подойдя к Ньеману (чтобы поговорить по телефону, он отошел в сторонку). Она почти шептала — наверняка для того, чтобы не унижать его перед остальными. Этот нелепый ночной рейд, это устрашающее вооружение, этот ветер, Ньеман, и снова ветер…
— Периметр безопасности. И прочесать окрестности, — приказал он.
— Что мы ищем? По-прежнему труп?
— Да.
— А техникам что делать?
— Пускай обыщут зону вокруг дуба, труп лежал у самого дерева. Там наверняка остались следы, отпечатки обуви…
— А кому вы звонили?
Ньеман, не ответив, сунул мобильник в карман.
Затем, поколебавшись, бросил:
— Пошли к машине.
47
Твой час пробил, парень…[88]
Подойдя к «рено», он взглянул на свою помощницу. Сейчас, закутанная в свою парку, в черной шапке до глаз, она была похожа на водительницу снегоуборочной машины. И вот тут он коротко рассказал ей про Ивану, внедрившуюся в ряды сезонников, про ее севший мобильник, про сведения, собранные внутри Обители, и предполагаемое убийство Марселя…
Деснос слушала его словно сквозь стену ветра и холода, нервно кивая и кусая губы. Она пыталась осознать не только эту новую информацию, но еще и тот факт, что Ньеман с самого начала водил ее за нос.
— И когда же вы собирались посвятить меня во все это?
Сперва он решил дать ей утешительный ответ, потом все же склонился к откровенности:
— В самом конце расследования, когда убийца будет пойман.
— То есть в час своего триумфа, не так ли? Самый умный сыщик, который всех обвел вокруг пальца…
— Именно так. Команда из Парижа пришла к финишу первой.
Он произнес это с едкой иронией и презрением к самому себе, к своему идиотскому честолюбию.
— А не пошли бы вы куда подальше? — выдохнула она, круто повернулась и зашагала прочь в своей пухлой куртке, похожей на раздутый корабельный парус.
— Стефани! — крикнул Ньеман, нагнав ее и схватив за плечо. Но ее взгляд обжег его, как пощечина. Ее лицо пошло пятнами то ли от ледяного ветра, то ли от обиды и гнева. — Послушай, все это — внедрение Иваны, и зарытый мобильник, и тайные телефонные переговоры — моя ошибка. Поверь мне, я первый сожалею об этих глупостях. Но теперь нужно как можно скорее вытащить оттуда мою помощницу, все проколы я беру на себя. А ты…
— Мне плевать на ваши признания.
— Да плюй сколько хочешь! — взревел он. — Но у нас два мертвеца. В первом случае нам трудно доказать, что имело место преднамеренное убийство. Во втором — у нас вообще нет трупа. А посреди этого бардака — моя помощница, нет, гораздо больше чем помощница, сейчас некогда объяснять, — которая изображает сезонницу в их Обители, где, уж извини, все сильней воняет смертью. Так вот, ты мне сейчас очень нужна!
Они стояли лицом к лицу, покачиваясь под ветром, как два моряка на палубе.
— Мы с тобой вместе, — продолжал он, — должны выручить Ивану и расследовать оба эти чертовы убийства. Давай докажем всем, что полицейский и жандарм способны не только на то, чтобы щеголять в красивом мундире с форменным поясом, подтяжками и штрипками на штанинах…
Казалось, Деснос колеблется, но Ньеман чувствовал, что она уже приняла решение. На самом деле она с самого начала была на его стороне и теперь, конечно, не бросит следствие на полпути.
Ньеман умел распознавать прирожденных сыщиков с первого же взгляда.
Стефани сунула руки в карманы, и этот жест уже свидетельствовал об уступке, в сравнении с недавним взрывом бешенства. Ветер все яростнее надувал ее куртку, и рукава теперь стали вдвое толще.
— Ну и что дальше с этим расследованием? — спросила она, нервно щурясь.
Ньеман от души расхохотался:
— Понятия не имею!
48
— Какого черта вы здесь делаете?
Они только что приехали в жандармерию, и сейчас она походила на горный приют, куда ввалилась орава парней, закутанных в теплые парки, — казалось, им не хватает только спальных мешков.
Посреди холла стоял реставратор мозаик и фресок Макс Лехман, со своими мушкетерскими усиками и мягким взглядом.
— Я привез вам заключение, которое вы просили, — ответил он, явно растерянный грубым вопросом майора.
Ньеман, хоть убей, не помнил, о чем он его просил.
— А почему ночью?
— Я так понял, что это срочно. Речь идет о датировке фресок.
Ньеман тут же сменил тон и дружески похлопал его по плечу:
— Ну да, конечно! Извините меня. — И он обратился к Деснос: — Ты не найдешь нам свободную комнату?
Через несколько минут они сидели втроем в кабинете на втором этаже.
Все помещения здесь выглядели одинаково стандартными: мебель из металла и плексигласа, линолеумный пол и стены, залепленные плакатами с правилами поведения для граждан. Плафоны добавляли впечатлений особо непонятливым, окрашивая их лица в мертвенно-белый цвет.
— Дело в том, что мы располагаем инструментарием, который…
— Нет, избавьте нас от технических подробностей.
Лехман поднял брови: он явно не одобрял манеры собеседника. Однако смирился и начал торопливо перелистывать свое заключение. Его длинные гибкие пальцы напоминали кисти художника.
Ньеман видел какие-то мелькающие цифры, кривые, уравнения, а в голове у него было совсем другое: труп — с камнем во рту, второй труп — человека, считавшегося пропавшим, и его юная славяночка, угодившая в секту убийц. Не время заниматься уравнениями.
— Я вам уже рассказывал о технике buon fresco?[89] — безмятежно спросил реставратор.
— Лехман, вы понимаете французский язык? Мне нужны только выводы!
Но тот отмел его требование взмахом руки.
— Вы, видимо, торопитесь? — сухо спросил он. — Ладно, тогда слушайте: ваши «скрытые» фрески написаны в двадцатом веке.
— Постойте-ка… Вы говорите о тех фресках, что были скрыты под слоем восемнадцатого века?
— Вот именно.
— Да как же это возможно?!
— Невозможно, и тем не менее…
Ньеман положил руки на пластиковую столешницу и, бросив взгляд на Деснос, прочел в ее глазах такое же изумление и непонимание.
— Но, мне кажется, я нашел этому объяснение. Мы использовали технику, чтобы параллельно датировать верхние фрески. Так вот, это тоже фальшивка.
— Что вы разумеете под словом «фальшивка»?
— Как я уже сказал, фрески, скрытые под верхним слоем, написаны сравнительно недавно. Но фрески верхнего слоя — тоже…
— А вы мне вчера говорили…
Лехман вскинул голову эффектным движением заслуженного лектора:
— Да, краски такие же, какими писали в восемнадцатом веке, но тут есть одна тонкость. Наши химические анализы позволили…
— Лехман!
— Ладно, скажу коротко: эти росписи — дело рук фальсификатора, которому удалось раздобыть, не знаю как, материалы той эпохи или того же состава, чтобы подделка была идеальной. Но он допустил один промах. В наше время свинец, который входит в состав красок, уже не добывают в европейских шахтах, как это делали в восемнадцатом веке, — сегодня его привозят из Америки или Австралии.
— И что же — между ними такая большая разница?
— Некоторые анализы показывают, что да, большая. У них другой изотопный состав и другое количество микроэлементов.
Ньеман, а за ним и Деснос машинально придвинулись к столу, чтобы рассмотреть записки специалиста, так внезапно приобретшие совсем иное значение. Сейчас они оба напоминали пиратов, склонившихся над картой острова сокровищ.
— И вот мой вывод, — заключил Лехман назидательным тоном. — И верхняя, и нижняя росписи были созданы одновременно. Вероятнее всего, в начале двадцатого века. Наш фальсификатор сначала написал библейские сцены бедствий, давая волю своему воображению и стилю, но при этом старательно придерживаясь канонов позднего Средневековья. Затем скрыл их под слоем известки, шпаклевки и штукатурки. А дальше написал сверху новые фрески, намеренно неумело, используя, как он думал, стиль и пигменты восемнадцатого века.
Наступило молчание. Ньеман достал мобильник и снова устремил взгляд на изображения. «Официальные» — с наивными сценами Рождества, святым Христофором и проповедью птицам. И скрытые — с Адамом и Евой, Вавилонской башней и четырьмя всадниками Апокалипсиса…