– О! Тут не песпокойтесь! Фсё са стшёт фирмы!
Изобразив на лице нерешительность, я в конце концов махнул рукой.
– Была не была! Согласен!
– Тохта, пошалуйста, саполните контракт.
Передо мной на стол лёг листочек с условиями договора. Здесь уже были указаны и моя новая должность, и страна пребывания, и срок действия контракта, и сумма оплаты из расчёта за восьмичасовой рабочий день. Судя по тому, что листок был заготовлен заранее, а также очень малому количеству пунктов, уместившихся на одной странице, договору была грош цена.
– У меня с собой нет документов… – напомнил я «Гурвинеку», что сценарий должен всё-таки быть более-менее правдоподобным.
– Этто не имеет снатшения, – отмахнулся он.
Тогда я пододвинул к себе контракт, достал ручку и склонился над столом.
Первая пустая строчка, которую я должен бы заполнить, начиналась словом «Имя». Я немного подумал и написал: «Ларионов». Строчку «Отчество» я заполнил без раздумий – «Ларионов», и когда настала очередь строчки «Фамилия», то совсем разошёлся: «Ларионов Л. Ларионов». И только написав, вспомнил, откуда у меня такие ассоциации. «Луарвик Л. Луарвик…»[1] Интересно, в честь чего это имя всплыло в голове?
Далее пошёл текст о том, где мне предстоит работать, кем, сколько и за какие деньги. Затем были ещё две пустые строчки: «Ваше любимое блюдо» и «Ваше нелюбимое блюдо». Догадываясь, для какой хохмы включили эти пункты, я, не мудрствуя, написал в первой строчке: «Водка». Над второй строчкой задумался, но, вспомнив Луарвика Л. Луарвика, указал: «Лимоны в кожуре». Кто знает, тот поймёт.
Внизу поставил дату и расписался.
– Оттлитшно, – сказал «Гурвинек», забирая контракт и пряча его в стол. – Ттеперь пройтите в этту тверь.
Он указал ручонкой на стену с фотообоями ковыльной степи, и только сейчас я увидел посреди неё почти незаметный прямоугольник.
Я встал и подошёл к стене.
– Сюда? – переспросил клерка, указывая на прямоугольник.
– Тта, та! Толкайте!
Ожидая, что за дверью меня встретит гогочущая толпа киношников, я приложил ладонь к стене и нажал. Дверь распахнулась, и меня буквально всосало в образовавшийся проём, будто там был открытый космос…
То, что контракт на работу за рубежом оказался не розыгрышем коллег-киношников, я понял сразу и бесповоротно. И что собой представляет это самое «зарубежье» – тоже. Подозреваю, мои наниматели воздействовали на сознание, и я не испытал психологического шока, а принял свой перенос к месту новой работы как нечто естественное и само собой разумеющееся.
Я стоял на крыльце небольшого домика в неширокой, метров сто, долине между двумя параллельными грядами высоких отвесных скал. Домик прилепился к каменной стене одной гряды, вдоль противоположной неторопливо несла воды неширокая речка, а между речкой и мной простиралась кочковатая, серо-рыжая пустошь, кое-где поросшая чахлыми кустиками. Справа, метрах в пятидесяти, долину перекрывала угольно-чёрная гладкая стена, явно искусственного происхождения, слева, также метрах в пятидесяти, будто по ровному обрезу, начиналась идеально белая, как снег, равнина, с клубящимся над ней белесым туманом, а над головой светилось безоблачное зеленоватое небо. Именно светилось, потому что солнца на нём видно не было, и, судя по отсутствию теней не только в долине, но и на вершинах скал, его не было вообще.
Невесёлое место работы, прямо скажу. Я вспомнил, как «Гурвинек» отводил в сторону глаза, когда говорил, что пять тысяч долларов за месяц работы стерхайсером, в общем, небольшая сумма, и неприятный холодок пробежал по спине. Это что ж мне за работу сосватали? Не на радиоактивных ли рудниках кайлом махать?!
Дощатая дверь за спиной была закрыта, и я, подозревая, что обратно в офис через неё не вернуться, но всё же втайне на это надеясь, толкнул дверь.
Мои опасения сбылись. За дверью оказалась маленькая комнатка с тахтой, небольшим столиком и голыми деревянными стенами. Справа в стене была ещё одна дверь, которую я, шагнув через порог, сразу же и открыл. И обомлел. По сравнению со спартанской обстановкой в домике, ванная комната была оборудована основательно. Джакузи, душ, огромный умывальник, унитаз, биде, махровые халаты, полотенца, шампуни, бритвенные принадлежности, зубные щётки, кремы, лосьоны… И по всем стенам – зеркала, зеркала, зеркала…
Машинально я открыл один кран, второй. Пошла холодная, затем горячая вода. Спрашивается, откуда здесь, в каньоне, канализация?
Закрыв краны, я притворил дверь в ванную комнату, прошёл к тахте и сел. Что же за работа здесь предстоит? Судя по оформлению ванной комнаты, отнюдь не киркой в каменоломнях махать, как представлялось поначалу. Кстати, а что я здесь буду есть? Зубной пасты в ванной комнате было предостаточно, но ничего иного, что можно не только в рот положить, но и проглотить, в домике не наблюдалось. Быть может, пищу мне надлежит добывать самому?
В деревянной стене напротив мигали врезанные заподлицо электронные часы, которые я от входной двери не заметил. Часы показывали тридцать пять минут двенадцатого. Непроизвольно я сверил время с наручными часами и удивился – они тоже показывали одиннадцать тридцать пять. Почему-то представлялось, что если меня отправили в звёздную «заграницу», то время здесь должно быть иным. Странно, если на Земле существуют часовые пояса, то почему где-то в Галактике время московское?
Я встал с тахты и вышел из домика. Как бы там ни было, но обследовать место своего пребывания не помешает.
Первым делом я направился к чёрной стене, перегораживавшей каньон слева от домика. Издали она выглядела внушительной зеркально-чёрной перегородкой, доходившей до вершин скал, монолитной и незыблемой. Но когда я подошёл к ней и притронулся, то с виду плотная, стеклоподобная поверхность упруго поддалась под рукой. Я сильнее надавил ладонью, поверхность прогнулась, спружинила, как водяной матрац, и по стене, словно по воде, побежали концентрические круги. Похоже, перегородка удерживала целое озеро воды, хотя речка, вытекавшая из-под чёрной стены, текла спокойно. От нечего делать я похлопал по стене вначале просто так, затем выбил ритм «Чижика-пыжика», оборвав его после слов «…водку пил». Очень уж захотелось вернуться назад и выпить водки пусть не на Фонтанке, а в кафе у фонтанчика.
Волны простенькой мелодии степенно покатились по чёрной поверхности к скалам каньона, оставляя после себя ровную гладкую поверхность. Но не успели они дойти до края, как на том самом месте, по которому я хлопал ладонью, начали самопроизвольно возникать новые волны, будто кто-то стучал в стену с обратной стороны. Причём, как показалось, этот кто-то продолжил нехитрый мотив «Чижика-пыжика».
Меня передёрнуло. В отличие от Чижика-пыжика, водку я не пил, но в голове закружилось. Опасливо косясь на стену, я попятился к реке. Тем временем волновая мелодия «Чижика-пыжика» сменилась безобразной абракадаброй, будто кто-то с той стороны в отчаянии молотил по стене руками и ногами. Если действительно перегородка удерживала мегатонны воды, а я своими ударами по стене вызвал резонанс, то теперь она могла рухнуть, похоронив меня под толщей грязевого потока.
Минут пятнадцать я издали наблюдал за ходящей волнами стеной, пока, наконец, удары не стали реже, слабее, и стена уже не ходила ходуном, а лишь подрагивала мелкой рябью. Повезло мне по всем канонам российского счастья.
Переведя дух, я подошёл к реке. Река как река, метров пятнадцати шириной, с мутноватой водой, пологим песчаным дном. Дно просматривалось метра на три, и вроде бы река была мелкой, но определить, какова её глубина у скал, было невозможно. Поток вытекал из-под чёрной перегородки и исчезал под белой равниной, словно вдоль её обреза находилась прорва.
Не рискнув подойти к кромке воды (чёрт его знает, какие крокодилы здесь могут водиться!), я прошёл по берегу к белой равнине, но ступить на неё не смог. Равнину с клубящимся над ней туманом отделяла невидимая пружинящая преграда, на ощупь очень похожая на чёрную перегородку. Никакой прорвы, в которую бы падала река, здесь не было, вода просто исчезала у белой равнины точно так же, как вытекала из-под чёрной стены.
Я похлопал по прозрачной перегородке ладонью, и, наверное, по ней побежали такие же концентрические круги, как и по чёрной, но только не видимые глазу. Белесый туман за прозрачной перегородкой клубился большими клочьями ваты, играя на свету тенями, и создавалось неприятное впечатление, что в толще тумана перемещается кто-то громадный и неуклюжий.
Итак, место моего пребывания оказалось замкнутой территорией, с двух сторон ограниченной отвесными скалами, ещё с двух – странными перегородками. Сто на сто метров кочковатой земли. Гектар. А если учесть, что высота скал и чёрной перегородки также около ста метров, то я находился в замкнутом кубе, единственной незакрытой стороной которого было небо над головой.
Подойдя к рахитичному кустику, я внимательно рассмотрел его. Тоненькие веточки, мелкие зелёные листики… По внешнему виду вроде бы земное растение. Однако когда я попытался сорвать листок, ничего не получилось. Твёрдый и скользкий на ощупь, он никак не хотел отрываться, словно был искусственным. Похоже на бутафорию – как в аквариуме.
Это вывело меня из себя. В конце концов, если меня завербовали сюда каким-то там стерхайсером, то должны объяснить должностные обязанности? И чем меня собираются кормить? То, что чахлые кустики несъедобны, я уже выяснил, но ничего иного, пригодного в пищу, в замкнутом пространстве не наблюдалось. Разве что крокодилы – но были большие сомнения, что они обитают в мелководной речке. Вряд ли в мутных водах, появляющихся ниоткуда и исчезающих в никуда, кто-то мог жить.
Я перевёл взгляд на домик, и его дверь, словно в подтверждение моих мыслей, открылась. Непроизвольно глянув на часы – ровно двенадцать, я решительным шагом направился к домику. Надеюсь, прибыл непосредственный наниматель, который объяснит, чем мне предстоит заниматься.