Всё-таки я почистил зубы, побрился, умылся, оделся и сел завтракать, хотя кусок без спиртного не лез в горло. Часы показывали без пятнадцати восемь, и я был уверен, что ровно в восемь, если сам не выйду в «вольер», меня вытолкнет из домика неведомая сила. Похоже, мои наниматели хорошо изучили трудовое законодательство на Земле – не напрасно в контракте был указан восьмичасовой рабочий день. Судя по вчерашнему, «работать» предстояло с восьми до двенадцати и с часу до пяти с перерывом на обед.
Допивая какао (даже в кофе мне было отказано!), я вспомнил вчерашние мытарства под пристальным наблюдением тысяч разнообразных «гляделок» и понял, что нужно сделать, чтобы облегчить муки бесцельного хождения по «вольеру». А вытащу-ка я из домика тахту! Будет на чём и посидеть, и полежать…
Не допив какао (до начала «работы» оставалось всего пять минут), я подхватился, быстренько отодвинул в сторону столик и, приподняв край тяжеленной тахты, поволок её к двери. Успеть бы…
Однако когда я открыл дверь, то понял, что напрасно старался – у кромки воды стоял шезлонг. Всё-таки у нанимателей имелось чувство сострадания.
Бросив на пороге тахту и не дожидаясь, пока меня насильно выдворят из домика, я вышел наружу, прошагал к речке и уселся в шезлонг. И как раз вовремя – дверь в домике захлопнулась, и над головой возникла ячеистая решётка с «гляделками».
Самым трудным испытанием оказались не «гляделки» – к ним я привык уже на второй день и практически не замечал, а отсутствие спиртного и невозможность выкурить сигарету. Дня четыре меня ломало и корёжило, как настоящего наркомана, а потому было глубоко наплевать, кто, зачем и почему за мной наблюдает.
Первое утро в галактическом зоопарке вообще оказалось сплошным кошмаром. Меня крутило и нудило, от безделья в голову лезли кошмарные видения, в довершение ко всему наниматели периодически вытряхивали меня из шезлонга, чтобы я мотался туда-сюда пред светлыми очами зрителей, намекая, мол, зря, что ли, деньги платят? Покружив по территории «вольера» минут десять, я упорно возвращался к шезлонгу и вновь усаживался. И упрямство принесло-таки свои плоды – через день от меня отстали и перестали вытряхивать из шезлонга. В общем-то, правильно – авось не в цирк пригласили работать, а в зоопарк, а там животных не дрессируют. Это, как говорится, за отдельную плату.
После обеда я захватил с собой книгу. И оказался прав. Как ни было тошно на душе без водки и сигарет, как ни коробило от прямолинейной ассоциации с героем Даниеля Дефо, но чтение отвлекало от физиологического дискомфорта и психологического надрыва.
Первое время я опасался, что в вольер подпустят какую-то тварь о семнадцати ногах, с клешнями и ядовитым жалом на кончике хвоста, типа скорпиона, чтобы мы с ним сражались на потеху галактической публике. Но нет, на мою оценку ситуации накладывались чисто земные стереотипы, навязанные низкопробной фантастикой, а обитатели Галактики оказались миролюбивыми существами, и их не интересовали кровавые баталии. Никто не собирался превращать вольер в гладиаторскую арену, и, скорее, меня рассматривали исключительно как биологический вид Homo vulgaris. Словно в зоопарке или паноптикуме. Причём, наверное, где-то по ту сторону клетки висело предупреждение «Экспонаты клешнями не трогать!»
«Робинзона» я осилил за два дня, старательно загружая сознание перипетиями жизни человека давно минувшей эпохи, волею судеб оказавшегося в одиночестве на необитаемом острове. Давалось это с трудом, поскольку приходилось превозмогать дрожь в руках и вопли организма об отсутствии в нём алкоголя и никотина, из-за чего иной раз перечитывал абзацы, насилуя себя, трижды и четырежды, чтобы уловить смысл. На третий день, когда наркотическая ломка организма пошла на убыль и голова стала более-менее нормально соображать, я закончил чтение. Именно тогда у меня и зародилось подозрение, что «Робинзона» мне подсунули неспроста. Похоже, галактическое бюро по найму на работу недалеко ушло от аналогичных земных бюро, и мне предстояло пробыть здесь стерхайсером отнюдь не месяц, а, как Робинзону, если не до глубокой старости, то до скончания жизни. Все они, работодатели, что на Земле, что в Галактике, одинаковы. Сулят золотые горы, а стоит подписать контракт, как обязательно обнаруживается пунктик, по которому выходит, что ты попал в кабалу. Например, их месяц может оказаться равным ста земным годам. Хоть бы Пятницу, желательно женского пола, предоставили…
Странно, но к перспективе прожить здесь остаток жизни я отнёсся весьма равнодушно – то ли в пищу что-то подмешивали, то ли воздействовали на психику, как при переносе с Земли на Минейру, то ли сам, мучаясь по утрам суицидом, давно психологически подготовился бросить суматошную жизнь к чёртовой матери и уйти в пустошь монахом-схимником. Будь что будет. В конце концов на Земле я был «неизвестным Ларионовым», а здесь – очень даже известным Ларионовым Л. Ларионовым – вон сколько глаз на меня с неба пялится…
На третий или четвёртый день (из-за ломки организма сбился со счёта), выйдя из домика после обеда с томом «Войны и мира» под мышкой, который мне подсунули вместо прочитанного «Робинзона», я обнаружил у шезлонга спиннинг. Нет чтобы бутылку к обеду презентовать или Пятницу предоставить… И всё же рыбная ловля показалась мне лучшим развлечением, чем чтение классики позапрошлого века. Уж и не знаю, из каких таких соображений меня потчевали классической литературой: «Робинзон» – ещё понятно, но при чём здесь «Война и мир»?
Я взял спиннинг, покрутил в руках. Нормальное удилище, небольшая блесна, тонкая леска. Спиннинг для рыбной ловли в реке, а не в океане, значит, крокодилов здесь быть не должно. Что ж, посмотрим…
Пододвинув шезлонг поближе к воде, я сел и забросил блесну. Всё получилось, как в известной сказке. Первый раз забросил – ничего, второй – ничего, а на третий – клюнуло. Нормально клюнуло, не по-крокодильи. Я подтащил рыбу поближе, поднял удилище и обомлел. На крючке трепыхалась самая настоящая золотая рыбка. Большая, с два кулака, и с огромным хвостом. Того и гляди, спросит: «Чего тебе надобно, старче?»
– И что мне с тобой делать? – вслух поинтересовался я. – Ни зажарить, ни сварить… Во, я тебя засолю и вялиться повешу! Вдруг когда-нибудь пиво дадут. Желания ты вряд ли исполняешь…
– Не дури, Ларионов Л. Ларионов! – неожиданно сказала рыбка Машкиным голосом. – Размечтался! Не исполняю я желаний и для воблы не гожусь. К тому же калорий ты и так получаешь достаточно.
Она перехватила леску плавником, подтянулась, снялась с крючка и соскочила в реку. Только круги пошли по воде.
С минуту я сидел, окаменев, как памятник «известному Ларионову Л. Ларионову», затем вскочил, сломал о колено спиннинг и забросил в реку. Хотел отправить следом «Войну и мир», но вовремя сдержался. Всё-таки единственное развлечение…
Раздражённо оттащил шезлонг от воды, сел, раскрыл книгу, но читать не смог. В ушах всё ещё звучал Машкин голос: «Не дури, Ларионов!..» Неожиданно на ум пришло, что возвращаться совершенно не хочется. Что я забыл на Земле, кому там нужен? Дома меня в упор никто не замечает, на работе числюсь у Фесенко на побегушках, а исчезну – обо мне никто и не вспомнит. Не жизнь, а бесполезное мельтешение. Здесь же тихо, спокойно, делать ничего не надо… Постель есть, еда всегда в наличии… Что ещё человеку надо? Разве что Пятницу женского пола под бочок… Подавляющее большинство на Земле так и живёт, особенно в сельской местности: поел, в огороде покопался, поспал. Замкнутый круг жизни, замкнутый мир. И у меня здесь почти так же – поел, книгу почитал, поспал. И полная уверенность, что так будет всегда, и не надо заботиться о завтрашнем дне. И вешаться не надо.
Успокоившись, я уткнулся в книгу и читал до самого вечера. Что удивительно, но роман мне понравился, и когда в пять часов с неба исчезли «гляделки», ещё полчаса сидел в шезлонге, пока не дочитал до конца. И не подозревал, что классические произведения могут так увлечь, до сих пор предпочитал исключительно фантастику.
На следующее утро, глядя на себя в зеркало, я неожиданно обнаружил, что кожа на открытых участках тела загорела. Как это могло произойти, если целый день небо закрыто «гляделками», было непонятно, однако особо задумываться над этим не стал. Если здесь можно загорать, то чего стесняться? К тому же и одежда лучше сохранится – вдруг ещё понадобится, а я её так затаскаю, что останутся одни лохмотья?
Когда я появился на крыльце в одних трусах и с книгой под мышкой, «гляделки» в небесах замигали, меняясь в ячейках, как в калейдоскопе. Либо в Галактике обожали стриптиз, либо и понятия не имели об одежде. Не удивительно: на Земле ни одно живое существо, кроме человека, не прикрывает своё тело, разве что раки-отшельники. Войдя в образ, я состроил на крыльце пару поз культуриста, поиграл дряблыми мышцами, затем помахал «гляделкам» ручкой и спустился по ступенькам, как с подиума. И тут увидел, что у стены домика стоят лопата, лейка и ящик с зелёной рассадой.
Прочитали мои мысли, что ли, и решили предложить заняться огородничеством? Нашли дурака! Я скептически усмехнулся, прошёл к шезлонгу, сел и раскрыл книгу.
В этот раз мне предоставили «Мастера и Маргариту», и менять наслаждение от чтения прекрасного произведения на сомнительное удовольствие копать грядки я не собирался, хотя читал роман раза три. Витас Забиров, редактор нашей программы на радио, утверждал, что «Мастера и Маргариту» можно использовать при обучении редакторов в качестве наглядного пособия по стилистическим ошибкам. Вместе с Витасом мне приходилось редактировать свои остроты, но я никогда не читал художественную прозу как редактор. Для меня вся литература делилась на две категории: «нравится» и «не нравится», вне зависимости от того, плохо или хорошо она написана. Читал я быстро, и словесные нелепицы, как это бывает с большинством читателей, проскальзывали мимо сознания, ретушируемые собственным воображением. Сейчас же времени у меня оказалось предостаточно, торопиться было некуда, и я читал роман медленно, смакуя образы и сцены. Однако, к великому огорчению, был вынужден согласиться с Витасом, поскольку то и дело натыкался на корявые фразы. В одном месте даже обнаружил строчку, содержавшую сразу две стилистические ошибки. Когда Левий снял с креста Иешуа, он затем «…побежал на разъезжающихся в глиняной жиже ногах к другим столбам». Во-первых, в русском литературном языке не принято «бегать