– Ну и что? – обернулся я к Флетчер. – Такое я видел и раньше. Это – спятившие раненые.
– Разве? – усмехнулась она.
– Ну конечно… – Я заговорил, но, взглянув на нее, осекся. – Что-то другое?
– Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
– Это совершенно безопасно, – заверила Флетчер.
Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались без цели, но походка была нормальной.
Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может, и двадцати пяти – поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его наряд состоял из старой серой рубашки. У него были большие карие глаза и привлекательная внешность.
Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же повернулся с выражением, отдаленно напоминающим ожидание. Его глаза казались бездонными. Юноша недоуменно изучал мое лицо и, видимо не найдя в нем ничего интересного, собрался было уже отвернуться.
– Подожди, – попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
– Как тебя зовут?
Он моргнул, уставившись на меня.
– Как твое имя? – повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
– Мя, мя, мя? – Он безуспешно пытался повторить мои слова и улыбался, прислушиваясь к звукам. – Мя, мя, мя, мя, мя, – бормотал он.
Я положил руки ему на плечи и заглянул в глаза, стараясь установить контакт.
Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
– Нельзя, – твердо сказал я. – Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
– Кто ты? – Баб.
– Габ? Может, Боб?
– Баб, баб, баб… – Он расплылся в счастливой улыбке. – Баб, баб, баб, баб, баб…
– Нет, – сказал я. – Нет.
И снова внимательно посмотрел на него.
– Нет, нет, нет, – отозвался он. – Нет, нет, нет. – И снова: – Баб, баб, баб…
Баб, баб, баб…
Я отпустил его, и он пошел прочь, по-прежнему бубня себе под нос. Я повернулся к Флетчер:
– Ну что?
Она одобрительно закивала:
– Продолжайте в том же духе.
На этот раз я выбрал маленькую девочку в одних штанишках. Чем меня смущает одежда этих людей? Девчушка была очень худенькая и физически недоразвитая.
Может, это мальчик?
Я заглянул в ее лицо, такое же пустое, как у остальных.
– Кто ты? – спросил я. – Как тебя зовут?
– Меня зовут?.. – сказала она. – Меня зовут?
И моргнула с тем же выражением неуверенности и недоумения, что и парень.
– Правильно. Как тебя зовут?
– Меня зовут… Меня зовут… тетушка Верблюд. Меня пасут, меня несут, меня зовут, меня зовут… – Она весело щебетала и улыбалась мне, приняв условия игры. – Зовут-несут, несут-пасут, пасут-спасут…
Я отпустил ее и выбрался из толпы.
– Я понял. Они – не зомби. С ними можно общаться, но они почти разучились понимать смысл слов, так что это и не спятившие раненые. Значит – промежуточная стадия, правильно?
– Отчасти, – ответила Флетчер.
– Что это? Последствие эпидемий? Мозговая лихорадка?
– Разве после мозговой лихорадки выживают? – насмешливо напомнила она. – Если эго и последствие эпидемий, мы не знаем, какое именно. Видите вон того человека? – Она указала на высокого мускулистого мужчину. – Один из самых талантливых биологов в университете. Когда разразились эпидемии, он зимовал на Южном полюсе и уж точно не мог заразиться. Перед возвращением прошел полный курс прививок. Так что если это и последствие эпидемий, то, скорее, психического характера.
– Как он… попал сюда? – спросил я.
– Изучал их, – тихо ответила Флетчер и махнула рукой в направлении толпящихся на площади людей. – Он собирался выявить особенности их стадного поведения, как, например, у императорских пингвинов. Он провел здесь много времени, жил с ними, кочевал. Но однажды не вернулся. Когда мы переполошились и примчались сюда, то обнаружили его в толпе. Он превратился в одного из них.
Я задумался, но не успел задать следующий вопрос. Флетчер сказала:
– Для нас никакой опасности нет. Требуется провести здесь очень много времени.
– А… – только и выдавил я, не очень-то в этом убежденный.
Тем временем на площади собралось уже несколько сотен особей; я наблюдал за ними, пытаясь понять, почему они так притягивают внимание.
– В них что-то есть. Не могу разобраться, но здесь явно что-то происходит.
Достаточно понаблюдать минуту, и видишь, что чем-то они отличаются. Что это?
Скажите, кого они напоминают?
– Лучше сами скажите, – отозвалась Флетчер, – что вы видите?
– Вижу розовые тела. Не в этом ли часть разгадки? Они очень легко одеты.
– К лету они разденутся вообще, но дело не в этом. Сан-Франциско видел толпы обнаженных и раньше. На праздновании Дня независимости одежды на демонстрантах было еще меньше.
– Не могу судить. Отец не пускал меня туда.
– И зря. Однако нагота – лишь часть проблемы. Что еще?
– Э-э… Кожа. Когда я прикасался к ним, она показалась скользкой. Недостаточно влажной. Слишком уж гладкой. Словом, другой.
– М-м, но и это еще не ключ к разгадке. Если люди другие и вы это видите, не надо подходить и щупать их.
– Верно.
Я снова вгляделся в бестолково кружащуюся толпу.
– Хотите подсказку? – предложила она. – Чего у них не хватает?
– Не хватает? М-м-м. Разговоров. Они почти не говорят; лишь некоторые бубнят что-то, но тихонько и никого не обижая – совсем не так, как дамы на улице. Они бормочут, как младенцы, забавляясь звуками собственного голоса… Погодите! – Мысль начала оформляться. – В них нет… напряженности, зато есть какая-то наивность, чистота. Они как дети, верно? Словно забыли о том, каким надо быть взрослому человеку, и тем самым вернули себе невинность ребенка. Я не ошибся?
– Продолжайте, – попросила Флетчер.
Она улыбалась – значит, я был на правильном пути.
– Они могут испытывать боль или злость, но не копят их, как обычные взрослые люди. Мы неделями носимся с обидами, вымещая их на каждом встречном. Видели когда-нибудь передачу «Всюду и обо всем»? Однажды там показывали фотографии людей, случайно снятых на улице. Казалось, все надели маски – такими напряженными и неестественными были их лица. А у здешних людей – я думаю, что могу их так назвать, – лица расслаблены. Они распрощались с болью…
В этот момент я понял еще кое-что и замолчал.
– Что вы хотели сказать? – спросила Флетчер.
– М-м, ничего особенного. Просто я вдруг подумал, как, должно быть, грустно поменять свой разум на освобождение от боли.
Я посмотрел на Флетчер и пожалел о сказанном: она была готова расплакаться.
– Вы хотели, чтобы я это увидел?
– О нет. – Она шмыгнула носом. Вид у нее был неважный. – То, что я хотела вам показать,, еще не началось.
Придумайте сами хторранскую шутку.
В.?
О. Жратва.
8 ОБЕД
Множество людей ведет жизнь домашних животных.
Я снова посмотрел на площадь и спросил:
– Это стадо? Флетчер кивнула.
– Прошлым летом его численность превышала тысячу двести голов, зимой упала до трехсот. Сейчас она снова растет – их примерно семь с половиной сотен.
Крупнейшее поголовье в Северной Калифорнии.
– А что случилось с остальными?
– Большинство умерло, – уклончиво ответила она. – Каждую ночь кто-то уходил.
Все происходит примерно так: после шока наступает стадия «раненых». Процесс обратим, если немедленно начать лечение. В противном случае человек продолжает деградировать. Работает подсознание – люди ищут общения с себе подобными. Так что это, – она указала на толпу, – неизбежно. Раненые собираются в стада.
Думаю, у них возникает иллюзия безопасности. Но состояние некоторых настолько тяжелое, что они не могут выжить даже в стаде. Изгои становятся зомби. Тогда продолжительность их жизни не превышает шести недель. Я, правда, и этому удивляюсь.
– Вы занимались этим, да? Она кивнула.
– Сейчас вы, возможно, – наблюдаете будущее человечества. Судя по тому, как растет стадо, к июлю здесь скопится две с половиной тысячи. Если это произойдет, стадо распадется на два независимых. Видите вон там два грузовика?
Это – уж извините меня за терминологию – ковбои. Раньше мы содержали стадо в парке Золотых Ворот, но там каждую ночь поголовье слишком сильно убывало, поэтому его перегнали сюда, чтобы устраивать ночевки в Брукс-Холле.
Полуденное солнце припекало. Я заметил, что все больше членов стада избавляются от своих немудреных одежек. Флетчер проследила за моим взглядом.
– Да, – подтвердила она. – Это случается. Раньше мы нанимали старушек, которые только и делали, что подбирали одежду и надевали на владельцев. Вон одна из них. В конце концов и она примкнула к стаду.
Флетчер показала на маленькую сморщенную старушку, единственными украшениями которой были улыбка и варикозные вены, напоминающие атлас автомобильных дорог Пенсильвании. Старуха держала небольшой зонтик от солнца.
– Иногда мне кажется, что Дженни притворяется, – заметила Флетчер. – Но заставить ее признаться невозможно. Да и не стоит, наверное.
– Неужели кто-то из них прикидывается? – удивился я.
Флетчер отрицательно покачала головой.
– Долго притворяться невозможно. Время от времени сюда проникают здоровые в надежде воспользоваться преимуществами стадного образа жизни – им кажется, что они получат здесь полную свободу половых отношений. Но… Здесь с ними что-то происходит, и они остаются. Они могут какое-то время симулировать, но притворство – лишь первый шаг на пути приобщения к стаду. – Флетчер помолчала.
– Мы имеем дело с феноменом, которого пока до конца не поняли.
– Кажется, я начинаю улавливать суть, – сказал я. – Здесь действуют какие-то чары. Но чтобы попасть под их влияние, недостаточно стоять в сторонке и наблюдать. Это… как антропологическая черная дыра. Чем ближе к ней, тем больше вероятность, что вас затянет.