– Чудесно, – сказала она. – Но что все это значит?
– Похоже, они роятся.
– Роя… Что?
– Танцуют. Это поведенческий танец – как у пчел, нашедших самый сладкий цветок.
Вероятно, здесь происходит то же самое. Наверное, утихомирить червей и общаться с ними можно только с помощью танца. Жаль, что доктор Флетчер не видит.
Но…
Концы с концами не сходились.
Ведь танцевать они могли и сами по себе, не при червях, одним словом. Нет, здесь происходило нечто иное, чего я пока не понимал, но знал, что вот– вот ухвачу смысл.
Слишком знакомо все выглядело.
Но я никак не мог выудить из памяти последнее звено цепи. Что-то маячило в сознании, мучило меня, тревожило, как ворсистый ком в груди.
Кроликособаки перестали подпрыгивать и теперь кружились, как маленькие жирные дервиши, – сталкивались, падали в пыль, плевали и кулдыкали друг на друга, потом снова поднимались и продолжали крутиться волчком, словно решив показать, как зарождается торнадо.
Беззвучный танец жестов? И вдруг все встало на места.
– О Господи… – Что?
– Я это уже видел. – Что?
Я быстро добавил:
– Нет, не буквально это, но похожее. – Я с трудом сглотнул. – Видел стадо людей, в Сан-Франциско. Туда меня возила доктор Флетчер. Члены стада танцевали примерно так же, как эти твари. – Я покачал головой. – Впрочем, не знаю. Может, просто совпадение.
– Зачем люди танцевали? – спросила Лиз.
– Доктор Флетчер считает, что так они общаются между собой, разговаривают без слов.
Лиз ответила не сразу. Она смотрела на не знающих усталости кроликособак.
– Как вы понимаете это? – спросила она.
– Никак. Я же не червь.
– Думаете, они танцуют для червей?
– Для кого же еще? Наверное, рассказывают о нас, о том, что увидели, заглянув в вертушку. Не знаю. А может быть… – Я замялся и добавил: – Мне бы не хотелось вас пугать, но…
– Лучше напугайте.
– Ладно… Мы наблюдаем некую разновидность биологического симбиоза. По форме рыльца мне абсолютно ясно, что кролики эти питаются мясом или по меньшей мере всеядны. Их рот приспособлен и для сосания. Может быть, с помощью червей они убивают свою добычу и только что рассказали им о содержимом этой консервной банки.
– Понятно, – ответила Лиз. – Если у вас еще появятся подобные мысли… больше меня не беспокойте.
Танец заканчивался. Кроликособаки постепенно стягивались к центру и обессиленно валились в пыль одна на другую, толкаясь и пиная соседей. Финалом танца стала груда тел, опушенная розовым.
Наступила тишина. В воздухе висела все та же розовая пыль.
– Что дальше?
Я не ответил. Черви никак не реагировали на пляску. Теперь же они медленно вращали глазами, переглядываясь. Словно придворные, ожидающие, когда император дозволит им высказаться.
Только… кто император?
Постепенно все черви повернулись к одному – самому крупному и самому что ни на есть типичному на вид. Он сузил глаза, будто глубоко задумавшись.
Император Август? Или Калигула? Внезапно глаза выкатились наружу. А потом хторр двинулся. Он пер прямо на нас, как танк. За ним двинулись остальные. Они окружили вертолет и начали его обследовать. Все четырнадцать червей скреблись и постукивали по корпусу.
Машина жалобно скрипела и потрескивала.
В. Зачем хторранин переходит дорогу?
О. Чтобы сожрать все на другой стороне.
27 ГОСПОДЬ СНИЗОШЕЛ В ПОЛНОЧЬ
Границы космоса – не границы. Последний рубеж – душа человека. Космос – просто место, где мы, скорее всего, встретимся с противником. И победит не тот, кто завоюет большую территорию, а тот, кто выдержит длительное испытание на прочность – как конкретных индивидуумов, так и биологического вида в целом.
Лиз была уже около передатчика.
– Хьюстон! У нас беда!
Полковник Дэнни Андерсон откликнулся мгновенно:
– Говорите.
– Здесь черви. Больше дюжины! – кричала Лиз. – Сейчас они изучают этикетку на банке «Консервированная человечина»!
Она снова вскрикнула, потому что вертолет встряхнуло.
Я выбрался из кресла и полез в хвост за гранатометом или фризером. Может, удастся продержать их на расстоянии, пока не прибудет дирижабль.
Вертушка подрагивала, как будто кто-то толкал ее сзади, да так сильно, что я ударился плечом о стенку.
Дьюк стонал. Он пытался подняться, тянул руки и бормотал:
– О'мет. Где огнемет?
Сквозь стекло левого наблюдательного фонаря на него смотрели два огромных черных глаза. Не долго думая, я схватил канистру с пенобетоном и залил стекло.
Заодно прошелся и по правому фонарю. Интересно, как отнесся к этому червь?
Потом подполз к Дьюку и оттащил его подальше.
– Лежи спокойно, – сказал я ему.
– М-м… Что?..
– Тихо! Это приказ, капитан!
– Ес-сть… – отозвался он и потерял сознание. Когда я вернулся, Лиз не без ехидства поинтересовалась;
– Слегка повысили себя в чине?
– Ну, отдайте меня под трибунал. Где этот чертов дирижабль? – Я посмотрел на часы. – Они запаздывают.
– Откуда я знаю?
– Мы в восьми минутах лету от вас! – прогремел голос полковника Андерсона. – Сохраняйте штаны сухими.
– Зачем? – быстро ответы! я. – Так червям будет вкуснее.
– Послушайте, лейтенант! – В ярости полковник Андерсон походил на своего отца.
– Заякорить дирижабль не так-то просто. Ваше нытье не ускорит дела. Швартовка займет одно и то же время вне зависимости от того, будете вы вести себя спокойно и рассудительно или паниковать. Выбирайте сами. Ну, так как?
Из хвоста вертушки донесся жуткий треск. Казалось, что ломается кевларовая стойка. Раздался таранный удар в дверь. Она выгнулась, отскочивший кусок пенобетона врезался в противоположную стенку.
Я повернулся к передатчику:
– Вы абсолютно правы, полковник, но ваш корабль, сэр, не пытаются раздавить несколько тонн червей, а наш вот-вот превратится в лепешку.
– Я понимаю ваше положение, лейтенант, и хватит пустых разговоров. У вас будет время отвести душу на борту.
Сквозь передний обтекатель на нас смотрел червь, но не пытался его выдавить, а лишь таращил глаза и моргал. Послышался шорох – к нему подполз второй.
Я открыл было рот, чтобы ответить полковнику Андерсону – и закрыл его. Какого дьявола я валяю дурака? Ведь хторры по-прежнему только изучают нас. Если бы они хотели попасть внутрь вертолета, то давно бы это сделали. Так что хватит паниковать.
– Продолжайте.
– Теперь мы видим вас на горизонте. Внимание, приготовиться. – Последовала пауза. – Нет, не выйдет. В воздухе еще полно этой дряни. Придется отдавать якоря с помощью робота. – Еще пауза. Потом: – Все в порядке, спускаем «краба».
Подключаю вас к нашему видео.
Лиз потянулась, включила главный экран и быстро прошлась по каналам. Появилось четкое изображение.
Теперь мы смотрели на себя с дирижабля. Круглый, похожий на паука робот с массой рук, ног и других приспособлений, раскачиваясь, опускался на четырех тросах. Он попал в лучи прожекторов дирижабля и замигал собственными огнями.
Лиз дотронулась до клавишей, и вспыхнул второй экран, передающий изображение с камер «краба». Под нами бешено проносились розовые деревья.
Я наклонился к стеклу обтекателя, всматриваясь в темноту.
– Вроде бы мы должны скоро их увидеть? Лиз спросила в микрофон:
– Можете выслать наблюдательный зонд?
– Пока нет. Внимание. Включаю компьютерное сканирование по третьему каналу.
Лиз зажгла третий экран. Изображение на нем было объемным, но без деталей.
Бортовой компьютер дирижабля собирал информацию с ультразвуковых и инфракрасных излучателей, радаров, видеокамер в единое трехмерное изображение. Холмистая, неровная местность выглядела на экране бледно-оранжевой. По диагонали ее пересекала широкая впадина.
Чуть левее центра виднелся яркий белый предмет. Это мы! Крошечный боевой корабль, наполовину зарывшийся в красный сугроб. По нему ползали темные тени.
Лучше бы я этого не видел.
Лиз несколько мгновений вглядывалась в экран; потом указала мне за спину.
– Дирижабль подлетает оттуда. Сначала мы увидим его из верхнего фонаря.
Я пробрался туда и подтянулся наверх. Открыл шторки… И оказался лицом к лицу с огромным червем. Он моргнул. Я тоже. Он моргнул снова. Я скорчил ему рожу. Он моргнул в третий раз. Я направил на него луч фонарика. Он еще раз моргнул, но он не нападал. Почему? Что происходит?!
– Кыш! – завопил я. – Кыш отсюда! Червь снова моргнул.
– Чтоб тебя!.. Убирайся вон! Жирная волосатая прыщавая гусеница!
Червь отвалился. Я застыл, изумленный собственным могуществом. Потом быстро крутанул сиденье. Черви окружали вертушку со всех сторон, но все они были на земле и казались огромными мерцающими тенями, быстро и бесшумно скользящими по сугробам.
Другой червь поднялся, чтобы взглянуть на меня, – один из самых крупных. Он навалился всей тушей на машину, и она отъехала. Лиз взвизгнула. Дьюк застонал.
И я услышал собственный крик. Сквозь стекло фонаря червь выглядел неправдоподобно огромным и страшным. Один глаз он закатил вверх, а другим внимательно изучал меня. Его разбирало любопытство.
Нет, это не обычные черви, не голодные. Я еще ни разу не встречал червя, который не сходил бы с ума от голода – или от ярости. А это абсолютно новый тип поведения. Теперь придется полностью пересмотреть все, что мы знали о них.
Эти хторры не укладывались в схему приписываемой им чудовищной ненасытности.
Что случилось?
Сколько пищи надо червю, чтобы он насытился? Чем ему можно заткнуть пасть?
Сиэтлом? Северной Дакотой? Или все дело в пудре? Сначала потребовалось засыпать пол-Калифорнии двухметровым слоем сахарной ваты, чтобы черви не чувствовали недостатка в еде, а потом выпустить их погулять. Шаг – и полная пасть, второй шаг – и она снова полная.