— Так-то разве... — успокоился Суконников. — А вы что же окорочка медвежьяго не попробуете? Окорок не плохой!
— Получайте, пожалуйста! — потянулась с блюдом медвежьего окорока Суконникова.
— Замечательная вещь! — одобрил Васильев окорок.
— А я сам не ем... — признался Суконников. — Отцы церкви не вкушали. Мне и сумнительно...
— У отца Евфимия потчивали меня таким же, — возразил Созонтов. — Так многие духовные там ничего, кушали...
— Прямого запрету нет! — вставил учитель. — А раз не воспрещено, следовательно, разрешено! Хе, хе, хе!..
В столовую вошел Суконников-мдадший.
Его встретили шумно. Созонтов подкрутил ус и закричал:
— А, господин либерал! Садитесь ко мне поближе!
У Васильева слегка забегали глаза, но он тоже приветствовал пришедшего:
— Ах кстати вы, Сергей Петрович, очень, кстати! Интересный разговор у нас.
Суконников-старший покосился на сына и с плохо скрытой насмешкой заметил:
— Ты, поди, Сергей, с митингу с какого? К обедне не тебя, ни Аграфены не было. Это вас манифест что ли на такое наставляет?
— Здравствуйте, папаша! здравствуйте, господа! У Аграфены голова разболелась, а я, папаша не мог... Так сложилось...
— Эх, вы!.. Ну, садись, раздели компанию!
Когда Сергей Петрович уселся, прежний разговор возобновился. Созонтов, чокнувшись с Суконниковым-младшим, спросил:
— А что приятели-то ваши, Сергей Петрович, уж наверно, чемоданы укладывают?
— Кто такие? Куда?
— Ну, скажем, доктор красный, потом господин адвокат, Чепурной. В Петербург, в государственную думу?
— Ах, вы о том!.. — рассмеялся Сергей Петрович. — Нет еще. Видать покуда не собираются.
Петр Никифорович потянулся к сыну и строго на него поглядел.
— Ты, Сергей, рассказывай, как они там да что?
Суконников-младший подобрался, отодвинул от себя тарелку и виновато ответил:
— Я, папаша, что знаю, то и скажу...
— Ну, ну!
Пал Палыч был встревожен. В городе поговаривали об издании еще одной новой газеты. Поговаривали упорно и даже называли кой кого из коммерсантов, дающих на эту газету средства.
Издатель тоже проведал об этих слухах и поставил вопрос прямо и без обиняков:
— Это же нам, Пал Палыч, прямая конкурренция!
— Ну, какая конкурренция! — возразил Пал Палыч, сам не веря в свое возражение. — У нас уже давно сложившаяся репутация. Мы имеем широкий круг читателей и подписчиков, а новая газета на кого будет опираться? на кучку купцов и черносотенцев...
— А объявленьица-то к ним и уйдут! Жир-то самый, Пал Палыч!
Пал Палыч понимал, что раз в новой газете будет заинтересовано местное купечество, то коммерческие объявления, дающие газете большой доход, действительно отойдут к конкуренту и «Восточные Вести» лишатся самого лакомого куска. А кроме коммерческих объявлений есть еще и казенные, которые до этого всегда попадали «Восточным Вестям» и составляли изрядную сумму прибылей.
Пал Палыч задумался. Надо было что-то делать. Черносотенцы непременно откроют собственную газету, ведь они постараются же добиваться мест в государственной думе, а без газеты проводить предвыборную кампанию невозможно. Нужно бороться с ними. Хорошо бы расширить «Восточные Вести» заблаговременно, пригласить в Петербурге хороших собственных корреспондентов, улучшить внешний ее вид, может быть, даже немного понизить подписную плату. Но все это потребует денег, а Сергей Григорьевич денег не даст...
Сергей Григорьевич тоже задумался. И задумчивость его больше всего тревожила редактора. Тогда Пал Палыч, не доводя об этом до сведения издателя, собрал у себя на квартире нужных людей. Пришли все очень хорошо знакомые, те, с кем Пал Палыч встречался и в собрании, и в разных обществах, те, с которыми он был связан общими интересами. Пал Палыч сразу же приступил к делу.
— Вы слышали, господа, что в городе черносотенцы собираются издавать свою газету?
Многие подтвердили этот слух. Инженер Голембиовский, хорошо заработавший на железнодорожной постройке и вращавшийся в губернских кругах, даже знал подробности:
— Газета получает субсидию от правительства. Уже имеется и редактор...
— Кто такой? — взволновался Пал Палыч.
— Отставной штабс-капитан какой-то. Деньги дают Суконниковы, Созонтов, Отрыганьевы.
— Вот видите, господа! — широко развел руками Пал Палыч. — Реакция готовится по всем правилам искусства. Нам надо что-то предпринимать...
— Вы что предлагаете? — спросил Чепурной.
— Я затем и пригласил вас, чтобы посоветываться, поговорить...
Разговаривали и совещались долго и шумно. Как будто все были согласны в одном, что нужно противопоставить затее Суконниковых, Созонтовых и Отрыганьевых укрепление своей газеты, но когда Пал Палыч тонко намекнул на необходимость денежных жертв, кой-кто запротестовал. Откровеннее других проявил свое нежелание давать деньги на газету Пал Палыча Чепурной.
— Уважаемый, Пал Палыч, — с плохо-скрываемым раздражением говорил он. — От нас вы в первую очередь можете ждать, ну скажем, морального содействия, так сказать, идейного пафоса и подкрепления. Но деньги! Об этом я предлагаю поставить вопрос пред нашими единомышленниками, обладающими свободными средствами. Ведь имеются же Вайнберги, Монаховы, Рябовы... Вот куда я вам советую обратиться за материальным подкреплением нашего общего дела. Затем, и это я тоже посоветывал бы вам, Пал Палыч... надо бы так вести «Восточные Вести», чтобы газета заинтересовала капиталовлагателей...
— Газета идет у нас без убытков! — возмущенно возражал Пал Палыч. — Но теперь ее надо значительно расширять, нужны новые затраты, они не предусмотрены сметой. Со стороны денег нам не дадут. Напротив, с нами станут бороться. Теперь вопрос стоит так: выборы в государственную думу заставят раскошеливаться многих и кто побоится затрат и некоторых жертв, тому совсем и не следует соваться в думу!..
Чепурной понял намек, хотел обидеться, но спохватился.
— Надо что-нибудь предпринимать, — примирительно высказал он. — Например, установить небольшие паевые взносы, или учредить нечто вроде акционерного товарищества...
Чепурного поддержал Вячеслав Францевич:
— Это идея! Это, знаете ли, даже имеет еще и другую положительную сторону! Можно таким образом хорошо сколотить прочное ядро радикальной части интеллигенции. Нет, в самом деле, это идея! Вот займитесь вы, Никита Александрович, — обратился он к Чепурному, — разработайте проект, вам и книги в руки!
Пал Палыч отнесся к идее Чепурного довольно прохладно. Он предпочитал бы, чтоб газету финансировали несколько человек с хорошим капиталом, а эти акции и паи большого доверия ему не внушали.
Когда гости разошлись, он взглянул на часы и сообразил, что ему пора в типографию, к верстке газеты.
В типографии его ждала неприятность. Метранпаж горестно разводя руками, сообщил:
— Такая оказия, Пал Палыч! Почти на полномера материалу не набрано!
— Почему? — вскипел Пал Палыч. — Что случилось?
— Наборщики ерундят. Передовую вашу вроде как забраковали...
— Что такое?! — У Пал Палыча даже голос перехватило от неожиданности и негодования. — То есть, как это забраковали?
— А так. Говорят, что не желают набирать такие статьи... Там вроде против рабочего классу...
— Да как они смеют!.. — вспылил Пал Палыч. — Это чорт знает, что такое!.. Дежурные наборщики есть?
— Есть.
Дежурные наборщики подошли на зов. Они выслушали гневного редактора, переглянулись и на требование набрать статью дружно ответили:
— Набирать не будем. Такое постановление... Выправлять что, другие какие заметки и статьи наберем, а эту нет...
После долгих споров и пререкании Пал Палыч достал другую статью и наборщики стали ее дружно набирать.
Номер выходом запоздал.
Пал Палыч затаил в себе негодование против наборщиков и решил бороться.
Ноябрь обрушился на землю суровыми морозами. С утра улицы окутывались в густую пелену изморози и солнце только в полдень еле-еле пробивало белую вязкую толщу этой изморози и слегка обрызгивало своим блеском крыши домов и укатанные дороги улиц.
В ноябре митинги и собрания проходили в городе вяло и неоживленно. Плохо отапливаемые помещения были неуютны, люди зябли в них, тянуло домой, к обжитому уюту и теплу домашних печек.
В ноябре вспыхнула почтово-телеграфная забастовка. Она разразилась для многих внезапно. Многие ощутили ее только в тот день, когда почтальон не принес обычной почты и когда двери телеграфа оказались закрытыми и охраняемыми солдатами.
Эта забастовка всколыхнула рабочих. Почтовики забастовали, предъявив ряд требований и главным из них — право организоваться в профессиональный союз. Почтовики боролись за рабочее дело. И вокруг их забастовки поднялась волна самого широкого и горячего сочувствия.
У почтово-телеграфных служащих была собственная столовая и там-то организован был главный штаб забастовки. Сюда стекались служащие и рабочие, здесь шли, не смотря на большие морозы, беспрерывные многолюдные собрания и совещания.
Здесь в первый же день забастовки встретились Павел и Емельянов.
Они не виделись давно и встреча их была теплая и веселая.
— Здорово, рука действует?
— Здравствуй, здравствуй! Действует... Тут как дела?
— Тут дела ладные. У меня группа хорошая. Вот я познакомлю вас с пареньком из Сосновки... Осьмушин! знакомься: товарищ Павел!
Осьмушин протянул руку. Павел оглядел его мимоходом и хотел пройти дальше, но Емельянов задержал:
— Он, товарищ Павел, на Сосновке своей первый про манифест узнал и уж от него тогда ребята, все разузнав, нарочного сюда сгоняли...
— А-а! — уже более внимательно и радушнее протянул Павел. — Вот как!
Осьмушин, застенчиво улыбаясь, объяснил:
— Я тогда с Белореченской связался... А теперь вот вырвался сюда за инструкциями... Ах, хорошо здесь!
Возглас Осьмушина прозвучал восторженно. Павел еще более внимательно вгляделся в телеграфиста.