Пауза… потом кивнул.
Я наклонился вперед. Вблизи он вонял лосьоном после бритья и чесноком.
— Мишель тоже там была.
Его глаза расширились:
— Мммммммнгфф! Мммммммнгффф!
— Она сказала, что ты следил за ней. Сказала, что она была в примерочной с Кети, и когда они вышли, там — бац! — старина Итан Бакстер в засаде сидит.
— Мммммммммффнннггмммм…
Рона присвистнула:
— Не просто так тебе судебный запрет выписали, Бакстер. Ты что, на самом деле думаешь, что можешь следить за женщиной, которую избивал до потери сознания в течение шести месяцев, и она тебя не узнает? Да ты еще тупее, чем выглядишь.
— Мммгнмнннфф!
Я издал глубокий театральный вздох:
— Итан, Итан, Итан… Рона права: что-то ты не очень быстро учишься, — как ты думаешь? Мне казалось, что в прошлый раз ты все прекрасно понял, но, как оказалось, я ошибался. Придется освежить твою память.
Он зажмурил глаза и наклонил голову. Плечи задрожали.
Рона наклонилась над ним и сказала прямо в ухо:
— Нет, я знаю, что ему нужно. Его нужно вывести кое-куда и…
— Рона, сделай мне одолжение, пойди последи за дорогой. Очень не хочется, чтобы кто-нибудь подобрался незаметно и оторвал Итана от его урока.
— Вы уверены, что мне не стоит…
— Рона, вперед.
С мгновение она постояла, поджав губы, затем кивнула и, сунув руки в карманы, вышла из кухни, насвистывая веселенькую мелодию.
Я встал, закрыл кухонную дверь и неспешно прошелся но кухне, открывая полки и копаясь внутри. Кухонные полотенца. Подносы и подставки. Залежи всякой всячины.
— Хорошо у тебя здесь, Итан. Очень элегантно.
Столовые приборы… Достал острый нож для стейка и вилку. Следующий ящик — кухонные принадлежности. Прихватил тяжелую деревянную скалку. В последнем ящике лежала маленькая горелка — идеально для приготовления crème brûlée.[80]
— Слышал про Дейва-сделай-сам? Уже восемь человек убил. Пытает их. — Я разложил свои находки на столе напротив Итана. — Его называют «сделай сам» потому, что он никогда ничего не приносит с собой, пользуется только тем, что находит в доме у жертвы.
Я взял нож и ударил им в крышку стола Когда я его отпустил, он стоял вертикально и колебался.
— Ммммммммммффмммммфффф!
— Да, я так и подумал, что ты это скажешь.
Я достал наручники — сверкающие кольца из нержавеющей стали с жесткой пластиковой перемычкой посредине. Пристегнул правую руку Итана к стулу, затем расстегнул наручники Роны на одной стороне, так что они свисали у него с левого запястья.
Схватив пластиковую перемычку, резко вздернул его руку на стол.
— Ммммммммммффф!
Пятерня заскребла по деревянной поверхности, как будто рука пыталась убежать. Это была не самая замечательная мысль.
Скалка была большая и увесистая.
— Ты у нас левша, Итан, так что ли? Левачок?
— Ммммммммннггг…
Его глаза заметались со скалки на меня и обратно. Лоб покрылся каплями пота и заблестел. Еще сильнее завоняло чесноком.
— Значит, ты этой рукой себя ублажаешь, когда фантазируешь, как избивал мою жену. — Я поднял скалку. — Я тебе что сказал в прошлый раз?
Он уставился на меня глазами, блестящими от слез:
— Ммммммттггннндд… мммннгггнннгг!
Врезал скалкой по тыльной стороне его руки. Мою руку пронзила боль — от суставов до самого плеча. Звук от удара эхом отозвался по всей кухне.
Небольшая пауза.
Затем Итан завопил под кляпом, дергаясь взад и вперед на стуле, не в силах освободиться.
Не стоило его за это винить — должно быть, несколько костей было сломано.
— Ты ведь обещал в прошлый раз, так ведь? Ты обещал, что никогда больше не приблизишься к Мишель и Кети. — Еще один удар скалкой.
Еще один вопль.
— Сожми руку в кулак. Живо.
— Ммммммммммффф! Мммммллмфф!
— СОЖМИ РУКУ В КУЛАК, ТВОЮ МАТЬ!
Его рука тряслась, пальцы дрожали и дергались. Наконец он сжал их.
— Ублюдки вроде тебя похожи друг на друга. Вы думаете, что женщины должны умолять вас, не так ли? И вы думаете, что можете делать с ними все, что вам заблагорассудится, потому что вы такие большие и особенные. Думаете, что они любят вас за это. Да?
Я вмазал скалкой по костяшкам, да так сильно, что вилка с горелкой, подпрыгнув, упали со стола на пол.
— МММММММММММММФФФННННННН! — По лицу покатились слезы. Звук шаркающих по покрытому плиткой полу ступней. — ММММММММММФФННН!
— Знаешь что, Итан? Мне так кажется, что тебе это весьма по душе. — И еще раз скалкой, вложив в удар весь свой вес.
— ММММММММММММММФФФФФНННН!
Я бросил скалку, и она ударилась о поверхность стола. Его рука начала опухать, кожа на ней стала ярко-красного цвета, из того, что осталось от костяшек, сочилась кровь.
— Ммммммммммммнннффф… Ммммммммммнннффф…
Голова откинута назад, глаза зажмурены, по лицу текут слезы, дыхание со свистом вырывается из перебитого носа.
Я снял наручники, и он, качаясь взад и вперед, прижал к груди раздробленную руку.
Я налил в чайник воды и поставил на плиту. Подождал, пока Итан прекратит рыдать.
— У Мишель шрамы на теле, ты это знаешь? — Три кружки из серванта, один чай, два кофе. От кипятка над каждой поднялось облако пара. — Я видел фотографии из дела. Что это было, сигара? Для сигареты ожоги слишком большие.
— Ммммммммннфф… — Голос тихий и низкий…
— Единственная причина, почему ты не гниешь еще в неглубокой могилке, — потому что Мишель умоляла меня не делать этого. Ты можешь в это поверить? Не хотела твоей крови на своих руках, даже после всего того, что ты с ней сделал.
Холодильник на кухне был американский — такая модная хреновина. Плеснул молока в чай и в одну чашку с кофе.
— Я хотел порезать тебя на куски, как воскресный ростбиф. Мало того что ты переехал в мой собственный дом, твою мать, так ты еще такие подлянки вытворяешь? Мне насрать, кто твой панаша, и если я только узнаю, что ты притронулся к Кети, тебе конец — никакие просьбы тебе больше не помогут. Понял?
Я взял стул и сел напротив. Откинулся на спинку. Два кофе, один чай. Я поставил их на стол, не особо заботясь о подставках. Знал, что Итан не будет возражать.
— Ты отдашь мне свою машину, Итан. Скажешь, где регистрационные документы, и отпишешь мне свой «мерс». А потом скажешь, где хранишь наличку. Ты же хранишь здесь наличные деньги, ведь правда, Итан?
Он скорчился на стуле, обнимая руку:
— Мммннннфффф…
— Да, готов поспорить, что хранишь. И ювелирные украшения тоже. Ты все это мне отдашь, и будешь очень благодарен, что я приму это из твоих рук. Ну… из руки.
Глаза Итана над кляпом сузились, щеки зарозовели.
— А на тот случай, если ты вдруг подумаешь: «Почему я должен отдавать что-нибудь этому ублюдку? Почему бы мне не позвонить в полицию?» — Я сунул руку в карман и вытащил пистолет. На удивление тяжелый для такой небольшой вещицы. Минуты две провозился вчера вечером, чтобы собрать его. — Вот это вот видишь?
Сипение прекратилось — он сдерживал дыхание.
Я передернул затвор, посылая патрон в ствол.
Глаза Итана полезли на лоб.
— «Беретта девяносто два Джи». Французская игрушка. — Направил пистолет ему в лицо: — Хочешь посмотреть, как она работает?
— Мммннгх, мммнннгхмммммфффнннггг!
— Ты ведь отдашь мне все, правда?
Кивнул, быстро и резко, не отрывая глаз от пистолета.
— И ты никогда, никогда-никогда больше не потревожишь Мишель и Кети?
Отрицательно покачал головой:
— Мммннгх!
— И если ты нарушишь условия этого нашего маленького соглашения, ты знаешь, что за этим последует, не так ли?
Кадык на его шее подпрыгнул и упал.
— Ммммннф.
Хороший мальчик.
25
Я припарковал «мерседес» Итана за серо-желтым фургоном с логотипом муниципалитета Олдкасла на боку. Задние двери были укреплены приваренными металлическими полосами и большим медным навесным замком — в Кингсмите рисковать не надо.
Я вылез из машины и пикнул замками «мерса». Рисковать мне тоже не хотелось.
Мой дом всегда выглядел, как и всякий другой дерьмовый муниципальный дом на этой улице: оштукатуренные стены с полосками грязи, оконные рамы с выеденными осами деревянными фрамугами, трава в водосточных канавах, — но сейчас, когда все окна были заколочены, он умудрялся выглядеть еще хуже. И это в Кингсмите.
Муниципалитет заменил входную дверь на кусок крепкой древесностружечной плиты. Низенький мужичок в оранжевом комбинезоне прибивал к ней гвоздями дощечку с объявлением:
«ВНИМАНИЕ: НАХОЖДЕНИЕ В ДАННОМ ПОМЕЩЕНИИ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ПРОЖИВАНИЯ НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНО. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН».
Грохот его молотка гулко разносился по всей улице.
Всадил последний гвоздь, отошел на шаг, чтобы полюбоваться своей работой, потом повернулся назад и завопил:
— Твою мать… — Прижал руку к груди, задыхаясь. — Чуть не обосрался от страха.
Я помахал удостоверением:
— Мне нужно зайти внутрь.
— Не, чувак, ты извини. Они тут все позакрывали. Ждут, пока приедут ремонтники. Да и вообще, тут все в полном дерьме, тебе самому туда зайти не захочется, уж ты мне поверь. — . Взял ящик с инструментами и побрел обратно к фургону. Открыл дверь со стороны водителя, забрался внутрь. Опустил окно: — Позвони в жилищный отдел, если хочешь, может быть, они разрешат тебе войти?
Улыбнулся, помахал рукой, включил мотор и уехал.
Официозный недоумок.
Новая дверь была массивной и крепкой. И кажется, была еще и закрыта.
Я отошел на пару шагов назад и врезал ногой в место рядом с замком. ХРЯСЬ. Скрип дерева. И еще раз, на всякий случай… БУМ — и вся эта хреновина ввалилась внутрь, обсыпав меня дождем из шурупов.
Внутри мрак и темнота. Окна забили не только снаружи, но и изнутри. Потянулся рукой к выключателю, включил. Потом выключил. Потом опять включил. Ничего. Электричество отрубили. Вытащил из к