48
Элис рванула по коридору, и я похромал в ту же сторону, все сильнее и сильнее наклоняясь вперед; весь лоб в мелких бисеринках нота. Каждый раз стискивая зубы, когда правая нога касалась линолеума. Тук, тук, туканье трости врезалось в мои легкие, словно нож для колки льда.
И какого черта нужно делать блокадную анестезию, если ее действие все равно заканчивается?
Тук, тук, тук.
На полу полоска красных пятен. Свежая кровь, красная и блестящая в флуоресцентном свете подвесных ламп. Фрэнк Макензи хоть и сумел удрать от Элис в парке, она, судя по всему, умудрилась его зацепить. Кровавый след вел через двери в другой, крашенный зеленой краской коридор.
Элис нигде не было.
Пapa медицинских сестер, оглядываясь через плечо, помогали старушке подняться с пола:
— Давайте, миссис Пирс, мы положим вас обратно в постель.
Я прошагал мимо них, дыша в унисон со стуком трости.
Заорал мобильник. Я схватил его и нажал на кнопку, прервав мелодию на середине.
— Эш? — Это была Элис. — Ты где?
— Я… я иду так быстро… как могу… — Тук, тук, тук.
— Он побежал вниз, в подвал.
— Не ходи за ним… Алло? Элис? Алло?
Она разъединилась.
И почему, черт возьми, меня никто не слушает?
Еще одна двустворчатая дверь. Снова зазвонил мобильный телефон. Я ударил по кнопке:
— Я же сказал не преследовать его! Подожди, когда…
— Шеф, где вы? — Рона. — Звонили с места осмотра преступления, Меган Тейлор у них, она жива. Мы можем…
— Немедленно отправьте группу захвата в каслхиллскую больницу. Перекройте все входы и выходы. Никого не впускать и не выпускать, пока я не скажу.
— Но…
— Мальчик-день-рождения — Фрэнк Макензи, скажи Дики. И немедленно отправьте туда группу захвата, черт возьми!
Если мне повезет, они прибудут туда позже, чем я забью мерзавца до смерти. Сунул мобильник в карман и, толкнув рукой, прошел в еще одну двустворчатую дверь. Коридор вывел меня в небольшой вестибюль. С потолка свисали таблички: «РАДИОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», «ОНКОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», «МЕДИЦИНСКАЯ РАДИОЛОГИЯ», указывавшие в три разных направления. Направо лифт, сбоку от него — лестница, один из пролетов которой шел к «КАРДИОЛОГИИ», другой спускался в подвал. Кровавый след, змеясь, скрывался в глубине — блестящие красные пятна на серых бетонных ступенях.
Да к черту все. Прохромал до лифта, нажал на кнопку. Спина покрылась потом. Дзинь. Двери лифта наконец раскрылись.
Поехал вниз.
Воздух вонял плесенью, смешанной с каким-то металлическим привкусом. Не медистый запах крови, нет, что-то более древнее. Промышленное.
На минуту остановился, приложив голову к холодной бетонной стене. Так, глубокий вдох. Выдох. Не обращать внимания на боль. Не обращать внимания на боль. Уже не болит… Совсем-совсем не болит…
Вот ведь кусок дерьма — горит огнем.
Стена шершавая. Шагов не слышно, не слышно ни криков, ни звуков борьбы, просто гудение и жужжание машин где-то в глубине.
И куда она, черт бы ее побрал, делась?..
Где-то впереди вверху щелкнула лампа, свет загорелся и погас, снова наступила темнота.
Достал фонарик, щелкнул кнопкой. Провел лучом по бетонному полу, он высветил дорожку из блестящих красных капель. Они пересекали нарисованную на бетонном полу черную линию, которая вела к моргу.
Сказать Элис, чтобы не смела туда соваться.
Вперед!
Пошел вперед, тяжело опираясь на трость; пот течет по лицу. Каждый шаг — как будто кто-то вбивает мне в подошву раскаленный гвоздь.
Чертовый туннель как в тумане.
Все дальше и дальше в темноту.
Еще один т-образный перекресток. Остановился, отдуваясь, вытер рукавом лицо. Моргнул.
Налево или направо? Линия, ведущая в морг, шла направо. В противоположном направлении шел коридор, погруженный в кромешную тьму. И крови там не было.
Вот черт!..
Достал пару таблеток трамадола, проглотил.
Куда, черт возьми, подевалась Элис? И какого черта меня никто не хочет…
Из коридора по левую руку донесся какой-то шорох. Посветил фонариком. Вот она, Элис, в полосатой черно-красной футболке, в кофте с длинным рукавом, сжимает в руках приличный кусок металлической трубы.
Похромал к ней, негромко позвал:
— Элис?
Она крутанулась, глаза расширены от ужаса. Замерла. Потом — улыбка, слегка кривоватая из-за распухшей щеки и синяка под глазом.
— Прости…
Опустила отрезок трубы и кивнула головой на дверь метрах в полутора от нее с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».
— Сказал же тебе — не преследовать его!
— Как ты думаешь, почему я здесь стою? А он там. Я, может быть, девушка со странностями, но не совсем тупая. — Нахмурилась. Протянула руку, прикоснулась к моей щеке: — Ты совсем промок.
— Сколько он там сидит?
— Минуты три, может быть, четыре.
Я вытер рукой скользкое от пота лицо:
— Ладно. — Пистолет, когда я его достал, казалось, весил целую тонну. — Иди в конец коридора и жди у морга, поняла? Скоро придет подкрепление.
Элис кивнула:
— Эш, ты только не… — Встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку. — Будь осторожен.
Повернулась и пошла к развилке, а потом в сторону морга. На пороге, остановившись, обернулась, взглянула на меня и исчезла внутри.
Я крепче сжал в руке пистолет. Прохромал до двери с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА» и дернул за ручку. Не заперто.
Дверь распахнулась в темную комнату, единственным светом в которой было слабое красное мерцание, шедшее откуда-то сверху. Что-то вроде дежурного освещения.
В комнате ничего не было видно из-за стоящих в ней металлических стеллажей, заставленных коробками с резиновыми перчатками, большими бутылями с дезинфицирующим раствором и рулонами черных пакетов для мусора. Здесь было жарко, воняло аммиаком и еще чем-то, мерзким и землистым. Чем-то вроде орехового масла и сырого бекона.
Я поднял фонарик и провел лучом по полкам:
— Макензи, я знаю, что ты здесь. Все кончено.
Какое-то шуршание. Как будто что-то мелкое скребется.
Прислонился спиной к стене и медленно пошел к тому месту, где кончались полки.
— Черт!
Одна из стен почти до потолка была заставлена металлическими клетками. В свете фонарика вспыхнули сотни крохотных красных точек. Крысы. Пapa мерзких тварей зашипела на меня.
Я провел лучом фонаря дальше, и вот он, Фрэнк Макензи, — стоит, прислонившись спиной к полке. Дрожит. Нос уже никогда не будет прямым. Кровь образовала на рубашке что-то вроде пятен Роршаха.
Поднял пистолет:
— Где Кети?
Он отшатнулся, уставился на ноги, руки пауками забегали по полке.
— Я не…
— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ, МАТЬ ТВОЮ?
— Это не я, меня заставили, они…
— Где она? — Я, хромая, подошел к нему.
Крысы повернулись и уставились на меня. Задергались чешуйчатые розовые хвосты.
— Я… — Он дернул плечом. — Они забрали ее. Они ее выкопали и забрали.
Выкопали? Что-то плотное встало у меня поперек горла, перекрывая воздух… Ребекка. Они выкопали Ребекку вместе с остальными.
— Не Ребекка! Кети! Где Кети? Ее не было на твоих кровавых снимках. ГДЕ ОНА?
Он, нахмурившись, взглянул на меня:
— Кети? Мы не… Кто такая Кети?
— Кети Хендерсон. Кети Николь. Моя дочь, черт возьми! — Я вынул бумажник, раскрыл и показал ему фотографию. — Кети!
— Я не знаю, никогда ее раньше не видел, это…
Я приставил пистолет к его лбу.
Макензи завопил, его руки стали хвататься за полки, на бетонный пол полетели картонные ящики и жестянки.
— Я ничего не делал, я просто фотографировал, это все она! Я не хотел! Это…
— ГДЕ ОНА?
— Я не знаю, я никогда не видел…
Пистолет рявкнул, как питбуль.
Макензи завопил, хватаясь руками за дыру, на месте которой когда-то был кусок его левого уха. Выстрел эхом отозвался в шлакобетонных стенах.
Он опустился на четвереньки, сквозь пальцы сочилась кровь.
— Где она?
— Я НЕ ЗНАЮ!
Я ударил его пистолетом наотмашь, и он с грохотом свалился на полки:
— Ааааааагх…
— Кети Хендерсон, твоя четырнадцатая жертва.
Он заморгал полными слез глазами:
— Четырнадцатая?
В углу комнаты раковина, рядом с ней швабра и ведро на колесиках, полное серой грязной воды. Это, конечно, не «Пино Нуар» девяносто шестого года, но вполне сойдет.
— Последний шанс.
— Я не понимаю… — Он пялился на меня, сморщив брови; рот искажен гримасой боли, по щеке течет кровь. — Зачем нам нужна четырнадцатая?
Нужно было найти что-то, к чему можно было привязать ублюдка. Дверь была слишком тяжелой, и я вряд ли мог сбить ее с нетель. Ничего, подойдет стеллаж. Ухватившись за ближайший, оторвал его от стены и бросил на пол. В разные стороны полетели рулоны туалетной бумаги и пластиковые бутыли с чистящей жидкостью.
Макензи закричал, схватившись руками за голову:
— Я не трогал ее!
— Водичку в тебя никогда не вливали? Сейчас ты у меня попробуешь…
За спиной какой-то шум.
Да черт возьми, ну почему никто никогда меня не слушает?
— Элис, я же тебе сказал — иди в морг. — Повернулся. Замер.
Это была не Элис. Это была Крысолов. Она была громадная, плечи сгорблены, стояла и пялилась на меня. В свете фонарика ее глаза сверкали, как у крыс в клетках… Оскалилась и прошипела:
— Отпусти моего братишку!
Кулак прилетел ниоткуда — где-то глубоко в голове вспыхнули искры, в глазах помутилось, пол закачался под ногами. И еще один удар.
Меня качнуло назад, и я, споткнувшись обо что-то, полетел на стену с крысиными полками. Шипение, грохот, щелканье желтых зубов.
Следующий удар выбил воздух из моих легких, обвязав грудь колючей проволокой.
Дерись. Сопротивляйся, беспомощный ублюдок.
Ударил ее в лицо. Промахнулся. Удар в живот вдобавок ко всем остальным неприятностям сломал меня пополам.
Колени отказались повиноваться.