— Как она проснется, если ее сразу две ведьмы усыпили? — снисходительно пожала плечами Оксана Тарасовна.
— Действительно, как? — задумчиво переспросила Ирка и окинула бабку долгим взглядом. Позвоночник скрючен, под щеку давит угол стола — вот уж здорово так спать! — Тогда будет только справедливо, если вы перетащите ее на диван, — заключила Ирка.
Оксана Тарасовна со Стеллой немедленно вскочили и засобирались.
— Таки ж нахаба! Мало, що личину потеряла, так ще и бабку ее таскай! — бубнила Стелла.
Ирка поджала губы. Но прежде чем разразился новый скандал, Айт наклонился и подхватил бабку на руки.
— Куда? — ровным голосом, точно Иркина крепкая бабка вовсе ничего не весила, спросил он.
— К ней в спальню, я покажу. — Ирка торопливо пошла вперед, распахивая двери.
Глава 15 Змей — лучший/худший парень
Бабкина спальня изменилась меньше остального дома. Под влиянием новогодней поездки в санаторий бабка отреклась от старых юбок и кофт, заменив их на вполне современные свитера и брюки и даже — Ирка офигела, как увидела! — добавила к ним туфли на каблуке и пару неплохих сумочек. Но на защиту старого дубового шифоньера, трельяжа с мутным зеркалом и пружинной кровати с никелированными шариками на столбиках бабка встала намертво, будто у нее руку или ногу отрубить хотят. Танька тогда влезла с предложениями насчет ретро-интерьера: «лампы и винтажные обои от Лоры Эшли, такие, с золотистыми цветочными узорами под старину!» Лучше б она про Лору Эшли не говорила! Возбужденная перспективами бабка немедленно ринулась в фирменный магазинчик на центральном проспекте, заваленный образцами рисунков на шелке, вычурными лампами, сундучками и подушечками от знаменитой английской дизайнерши. И посмотрела… на цены. Вопль слышен был, наверное, до самого Лондона, после чего бабка гордо повернулась к магазинчику (а заодно и ко всей Британии в целом) спиной и отправилась на рынок. Перетрясла обойные ряды и выискала «навить краще». «Бо та англичанка за таки гроши, ще и золото экономит — цветочки ледве-ледве видно! А тут, дывысь, Яринка, вызолочено — аж светится, хоть лампочку по вечерам не включай!» Самое удивительное, что жутковатые в рулоне, на стене обои оказались даже и ничего, и в компании кружевных занавесок и шитых подушечек и впрямь превратили бабкину комнату в музейную инсталляцию «Мещанский быт конца XIX века».
— Ой, постелить же ей надо! — ахнула Ирка, входя в комнату.
— Стели, — невозмутимо согласился Айт, останавливаясь посреди комнаты с бабкой на руках.
— А тебе не… — начала Ирка, оборвала глупую фразу и кинулась расстилать простынь. В конце концов, если она — оборотень — однажды сумела улететь с медведем в лапах, то что дракону вес ее бабки?
— Клади, — скомандовала она. Айт уложил бабку на постель:
— Пока ты тут, я в ванную.
Ирка рассеянно кивнула и, подождав, пока за ним закроется дверь, принялась стаскивать с беспробудно спящей бабки свитер. Чуткий слух оборотня ловил шаги на лестнице — Айт спустился в ванную. Хлопок входной двери — Оксана со Стеллой наконец убрались.
— Ну и как я должна понимать эту сцену ревности? — сквозь стены и перегородки до нее все равно неплохо долетал Танькин голос.
— Какую еще… — неохотно пробурчал в ответ Богдан.
— Которую ты закатил Ирке. — В Танькином голосе была зима. И уже начинала подвывать вьюга.
— Ты меньше Оксану Тарасовну слушай…
— Да, у Оксаны Тарасовны есть удивительное свойство — моментально подмечать все, что другим неприятно. Например, как тебя перекашивает, когда появляется Айт. Мне только хотелось бы знать, почему?
— А чего он к Ирке лезет? — буркнул Богдан, кажется, даже не понимая, какую беду навлекает на свою голову.
— Ирка ему нравится. А он — ей. Тебе-то что за дело? — Танька старалась сдерживаться, но голос ее позванивал, обещая то ли истерику, то ли смертоубийство… то ли и то и другое разом.
— Какое-то земноводное, типа жаба с крыльями, разлетелось к моей Ирке, и мне не должно быть дела?
Ирка уронила бабкин свитер на пол. А вот кто-то сейчас получит! То, что в детсадике на соседних горшках сидели, не дает ему права называть ее «своей Иркой»!
— «Моей Иркой», значит? — повторила Танька. — Миленько и чудненько. Нет, ну просто прелестно. Обалдеть как. — Слышно было, как отодвинулся стул, Танька резко встала.
— Эй, ты что? — кажется, Богдан искренне удивился. — Ты сейчас сама ведешь себя, будто хочешь мне сцену ревности устроить!
— Нет, ну что ты, Богдан, какая там сцена ревности, — очень ласково заверила его Танька. — Я тебя убить хочу — и мысленно составы всяких зелий перебираю.
— Блин, за что?
— Совершенно ни за что. По склочности характера, — снова заверила его Танька и, судя по шагам, направилась к двери.
Немедленно затопотали шаги Богдана, у кухонной двери слышалась какая-то возня… и наконец задыхающимся голосом Богдан произнес:
— Все девчонки прибацанные! Ты что, решила, я к Ирке, типа… ну как к тебе? Ну типа как мы с тобой… кино там и вообще… — Богдан сбился, явно не зная, что сказать насчет «и вообще». — Не выдумывай, слышишь! Мы с тобой — это одно, Ирка — совсем другое! Нас трое, понимаешь? Мы во все дела, во все проблемы вместе лезли, и против нечисти, и против людей — с самого начала! Мы — вместе, втроем! А тут явился этот… С крыльями… Лишний он, понимаешь, Танька, лишний! Он Ирку с толку сбивает, он…
— Богдан, — перебила его Танька. — Ты идиот. — Голос ее звучал успокоенно — ведь главный ее страх не оправдался. И одновременно устало. — Скажи, пожалуйста, вот пока мы с тобой, которые «одно», завтра в кино пойдем, вдвоем, без Ирки, сама Ирка, которая «другое», что будет делать?
— Можем ее с собой взять!
— М-м-м? — вопросительно протянула Танька.
В кухне повисла пауза, кажется, Богдан что-то серьезно обдумывал.
— Да… — наконец заключил он. — При Ирке мы, конечно, не сможем… — он сбился, замялся и отважно объявил: — Но можно один раз и потерпеть!
— Богдан, ты идиот абсолютный и безнадежный. А во второй раз? А в третий? Мы с тобой — в кино, а Ирке с бабкой телевизор смотреть и с парнями не встречаться, потому что они тебе мешают?
— Так хоть бы парня нормального нашла, а не этого… змеюку высокомерного. Вон, Рудый, который из вовкулаков, говорил, какая Ирка классная и что волосы у нее красивые…
Ирка в бабкиной спальне смущенно хихикнула.
— Серьезно? — Танька на кухне тоже заинтересовалась. — А раньше ему нравились царевны-жабы!
— Вот! — вскинулся Богдан. — Ирка же сама видела, как с этими, из змеиного мира, связываться! И сама лезет! А если этот змей ее подставит, как та царевна-жаба — Рудого?
— Айт Ирке жизнь спас! — с раздражением перебила Танька. — И мне, между прочим, тоже! — в ее голосе появились томные нотки.
— Каждый раз, как ты об этом вспоминаешь, — вот так улыбаешься! Я тебе тоже жизнь спас!
— Так с тобой я вообще целовалась — чего тебе еще надо? — возмутилась Танька.
Чего Богдану надо, ни Танька на кухне, ни Ирка в бабкиной спальне так и не узнали — стукнула дверь ванной и в коридоре зазвучали нарочито звучные и отчетливые шаги Айта. В кухне воцарилось молчание.
— Я и не заметила, что он в ванной, — смущенно пробормотала Танька. — Как думаешь, он слышал фигню, которую ты тут нес?
— У него вода шумела, — тоже смущенно ответил Богдан и тут же взъерепенился: — Слышал — и ладно! Пусть знает, что не все тут от него балдеют!
— Вопрос в том, надо ли ему вообще, чтоб ты от него балдел, — хмыкнула Танька. — Думаю, сейчас нам лучше уйти — быстро и не прощаясь.
— Еще чего! Я его не боюсь!
— Богдан, я тебе уже говорила, что ты идиот? — светским тоном осведомилась Танька.
— Примерно миллион раз. Я вот думаю — считать это своим вторым именем или наконец обидеться?
— Но ведь ты же не умнеешь! — дверь снова хлопнула, видимо, несмотря на сопротивление, Таньке удалось вытолкать Богдана из дома.
Ирка покачала головой. Иногда она жалела о своем остром слухе и что так и не призналась друзьям, как часто слушает их разговоры. Сразу надо было, если признаться теперь, выходит, она регулярно подслушивала! У них будет полное право обидеться. А сейчас что? Она сама обижена на Богдана, но даже сказать ему об этом не может! Неужели он и правда считает, ей только и положено в жизни, что долг и обязанности, обязанности и долг, а в промежутках — сходить с ребятами в кино, когда они согласятся выделить для нее минутку, свободную от их собственных отношений? Ну ладно Стелла с Оксаной, те просто хотят ее использовать, но почему даже самые близкие люди думают, что они лучше знают, как ей жить и с кем встречаться? И что ей положено знать и чего — не положено! Ирка посмотрела на спящую бабку долгим испытывающим взглядом. Бабка безмятежно сопела.
— Ну, знаешь… — возмущенно процедила Ирка. — В общем, как сама знаешь!
Бабка в ответ начала тихонько похрапывать.
Ирка набросила на нее одеяло, повернулась на каблуках и промаршировала к выходу. У самой двери вдруг стремительно оглянулась. Храп стал громче и выразительней. Ирка зло фыркнула и выскочила в коридор. Невольно шагнула к лестнице, ведущей в ее комнату. Остановилась, смущенно хихикнула — сама же отдала эту комнату Айту, а даже не проверила, не валяются ли где колготки. Ой-ой, а постиранные лифчики она в шкаф спрятала? И не проверишь! Спрятала или не спрятала?
В глубокой задумчивости Ирка открыла дверь в темную кухню — свет из коридора озарил заставленный грязной посудой стол:
— Если измерять беспокойство за мою жизнь в грязных тарелках, так Оксана со Стеллой, и бабкой заодно, просто места себе не находили!
Тихий смешок заставил ее вздрогнуть и оглядеться. Сливаясь с полумраком, Айт сидел на другом конце стола — неподвижно, как затаившаяся под камнем змея, даже чуткий слух оборотня не ловил его дыхание. Ирка включать свет не стала — прошла внутрь и зажгла лишь тусклую лампочку под вытяжкой. В световом пятне заблестела серая металлическая панель печки, вся остальная кухня тонула в тенях. Только лицо подавшегося вперед Айта белым пятном проступало из полумрака.