Даже трудно представить, что когда-то он целую ночь простоял под моими окнами.
Официантка забрала тарелки и поставила перед Ромой белую чашку с дымящимся капучино.
Я обратила внимание на ключи, которые Рома по привычке бросил на стол.
— У тебя новая машина? — спросила я так, словно не было ничего страшного в том, что у моего мужа новая машина, а я не узнала об этом первая.
— Да, — Рома довольно улыбнулся, — Maserati.
Я почувствовала себя девушкой, за столик к которой подсел миллионер. Чужой и красивый.
Надо что-то делать. Что-то такое, чтобы он понял: он никакой не миллионер, а я не девушка.
Он — Рома, а я его жена. Его обожаемая жена.
Которая может делать что хочет. Например, сказать: «Мазерати?» Отлично, только ездить на ней буду я. Хорошо, Ром?"
— Кстати, я повысил тебе лимит на карточке.
Рома сообщил мне об этом небрежно, попробовав капучино.
«Рисуется, — подумала я, — разбогател наконец-то, а теперь рисуется».
— Не бросай меня, Ром, — попросила я жалобно.
— Тебе Артем звонил сегодня?
— Дай мне еще один шанс.
Рома не отрывал взгляд от своего кофе.
— Я не могу, — сказал он, словно чего-то испугавшись.
— Почему?
— Я устал, Оля. — Он смотрел в чашку так пристально, словно собирался погадать на кофейной гуще. — Это копилось много лет. Ты думаешь, я был идиот? Все эти твои поездки в Париж непонятно с кем, ночевки у подружек. Ты сама все убила. Все, что я к тебе испытывал.
В его голосе не было боли. Не было обиды. Претензий. Не было ничего, что предполагало бы мой ответ. Мои оправдания.
Только равнодушие.
Может, и убила. Но, полюбив меня однажды, почему бы ему не полюбить меня опять?
Я улыбнулась. Той улыбкой, которой улыбается женщина, снимая белье.
Можно воспользоваться старым проверенным способом — соблазнить его и забеременеть.
— Может, прощальный секс? — прошептала я ему в ухо. — С сексом-то у нас всегда все было нормально.
Я чуть-чуть дотронулась губами до его уха.
Рома отвернул голову:
— Прекрати.
Я разошлась. Я чувствовала себя воплощением сексуальности и женственности.
— Ты помнишь, как нам было хорошо? — спрашивала я в лучших традициях американской киноиндустрии.
— Никита, я не хочу тебя.
Я никогда не слышала этих слов, обращенных ко мне. Поэтому до меня даже не сразу дошел их смысл. Я продолжала улыбаться.
Поэтому Рома решил объяснить мне все подробно.
— Мне даже неприятно думать о том, что ты можешь обнимать меня. Извини.
Он пожал плечами так, словно я спросила: «Который час?», а у него не оказалось часов. Или я спросила его, какая погода. Или класть ли в салат «Оливье» репчатый лук.
Я не смотрела ему вслед, когда он уходил.
Я никому не звонила. Никто не звонил мне.
Я боялась выйти из этой пиццерии. Как будто она была тем Рубиконом, за которым будут сожжены мосты. Но мне не хотелось его переходить.
Я выпила одна бутылку мартини. Со льдом.
Я чувствовала себя такой несчастной, что мне это даже нравилось.
Я с удовольствием вспоминала моменты нашей семейной жизни, когда Рома бывал обманут мною и унижен. Его сегодняшние слова — это просто жалкая месть.
Я не включила габариты, и меня остановил гаишник.
Я дышала на их пластмаски. Он хотел $500.
Я горько плакала. Я рассказывала ему о том, что меня бросил муж.
Мне было невероятно жалко себя, свою жизнь и $500. И гаишника. Потому что его тоже бросила жена. Он отпустил меня за двести. Я осталась собой довольна.
Его звали сержант Хохлов.
Это было первое, что вспомнила, проснувшись.
Потом я вспомнила все остальное.
Наверное, я бы часто поступала по-другому, если бы меня вовремя предупредили, что жизнь похожа на минное поле: когда-нибудь обязательно рванет. Главное, как можно дольше продержаться. И научиться получать при этом удовольствие.
Хотя, наверное, хорошо, что не предупредили.
Я иногда думаю: интересно, а если бы рядом с Евой был не Адам, а другой мужчина, попробовала бы она яблоко?
Зазвонил телефон.
Мне казалось, что в то утро он звонил не переставая. Огромными чугунными колоколами, в которых язычком служила моя голова.
Подруги. Утешали и успокаивали. Говорили, что все еще наладится.
Пропущенный звонок от Стаса.
Взяла электрическую зубную щетку Ultrasonex, зубную пасту Colgate. Тюбик с зубной пастой был без крышки, поэтому, как всегда, я достала ушную палочку, чтобы протолкнуть засохшую пасту внутрь. Как всегда, дала себе слово закрывать тюбик. Почистила зубы. Ровно три минуты.
Крышку от пасты не нашла. А когда будет домработница, будет кому закрывать мою пасту.
Жалко, что нет Антона. Захотелось уткнуться ему в плечо и выслушать его соболезнования.
Иронично искренние.
Позвонила адвокату. Странные слова адвоката о том, что в этой истории не все чисто. Разве в историях с наркотиками бывает «все чисто»?
Он сказал, что очень высокие люди заинтересованы в том, чтобы Антон сел. Бред. Я напрямик спросила его про деньги. Он не задумываясь поднял гонорар на 50 процентов.
Пропущенный звонок от Стаса.
Анжела долго рассказывала про то, какой хороший Денис. Как будто это именно то, что я бы хотела слышать сейчас.
Гораздо приятней было бы узнать, что все всех бросают и разлюбливают.
Позвонила свекрови. Обещала приехать к ним в гости. Они с мужем летят в романтическое путешествие в Финляндию. Там какая-то гостиница вся изо льда. И мебель, и кровать — все. На кровати — теплое электрическое постельное белье. И вроде из пола горячий воздух. Но даже посуда — ледяная. Очень романтично. Наверное, они решили, что на этом ледяном фоне их отношения покажутся теплыми. А как же его любовник? Что вообще происходит?
Пропущенный звонок от Стаса.
Больше занять себя было нечем. И я стала делать то единственное, что, в общем-то, делала с утра: ждать звонка от Ромы.
Вдруг он передумал и раскаивается?
Я медленно листала альбомы с фотографиями.
Для этого и существуют альбомы — быть немым укором. Солью для раны. Не помню, чтобы я пересматривала их раньше. Никогда больше не буду фотографироваться.
Лучше бы мне не давали есть. Или я умирала бы от жажды.
Лучше бы мне плохо покрасили волосы или я вся покрылась целлюлитом. До ушей.
Ждать звонка от Ромы я больше не могла.
Мне хотелось стать собакой, чтобы выть.
Мне хотелось сойти с ума, чтобы кричать и биться головой об стену.
Я отключила телефон.
Через пять минут стало легче.
Он наверняка мне звонит. Каждые пять минут. Названивает мне, а я не беру трубку.
Наверное, даже каждые две минуты. Или две секунды.
Я повеселела. Спокойно позавтракала.
Как здорово я придумала. Звони, звони.
Все еще наверняка наладится. Может, в церковь сходить? Свечку поставить?
Я поехала в храм, в котором крестили Артема. На Николиной Горе. Очень красивый вид.
Шла служба. Людей было столько, что я еле протиснулась за свечами.
Что они здесь все делают? Может, просто хотят переложить на кого-то ответственность за свою судьбу? Хор из пяти человек в длинных черных рясах очень красиво подпевал батюшке.
Я стояла почти перед алтарем.
Люди, которые не могли подойти ближе, передавали через спины свечки, чтобы тот, кто ближе, их зажег.
Я тоже передала вперед чьих-то несколько свечей.
Все это напоминало мне рулеточный стол. Когда много народу и невозможно протиснуться, передаешь фишки через спины. «Поставьте на красное». Соображаешь очень быстро. «И на зеро, две».
Так и казалось, что сейчас хор пропоет «Все ставки сделаны». Причем звук будет Dolby Digital.
Я честно отстояла всю службу: "Господи, прости грехи мне мои. Не ведаю, что творю. Прости Артему, моей маме, Роме, свекру со свекровью.
И пусть они снова будут вместе. И пусть Артем будет здоров. И пусть Рома ко мне вернется.
И любит меня".
Я не знала, надо ли добавлять в конце «Аминь».
Когда я вышла из храма, у меня было такое чувство, словно я долго-долго плакала. Может быть, со слезами пришел покой?
Я потрогала выключенный телефон. Звони.
Звони.
Свекор сидел на диване со множеством подушек, в шелковом халате. Было в этом что-то персидское.
Свекровь носилась по всему дому, вытаскивая вещи из многочисленных комодов и складывая их в чемодан. Louis Vuitton. В этом было что-то семейное. Я не имею в виду Vuitton.
Они действительно уезжали. Вдвоем. Что я выяснила очень корректно, со множеством предосторожностей.
Свекор устал. Ему нужен был отдых.
Почему она везет его в ледяной дворец?
Чтобы не очень расслаблялся? Нет. Я посмотрела на свекровь. Она порхала по дому, как юная девушка. Ее глаза светились. Она то и дело спрашивала мужа, какую рубашку он хочет взять, какой свитер и какие джинсы.
— Почему в ледяной дворец? — задала я свекрови мучивший меня вопрос.
Она остановилась посреди гостиной с кофром в руках. Посмотрела на меня недоуменно.
— Ему нужна смена впечатлений. Никит, разве это не ясно?
Она бросила взгляд на мужа. Заботливый.
Искренне.
Муж довольно кивнул. Пошевелился в подушках.
Мне показалось, что она сейчас подойдет к нему и предложит скамеечку для ног. Или сделает что-нибудь подобное.
Я не могла поверить своим глазам.
Она решила о нем заботиться.
Моя свекровь на старости лет решила о ком-то заботиться!
Вообще-то у нее есть внук.
— Я хочу, чтобы Артем вернулся из Англии, — сказала я.
Приятно в доме моей свекрови начинать фразу со слов «я хочу».
Приятно, что никто не начинает снисходительно иронизировать на эту тему.
— Конечно! — весело согласилась бабушка Артема. — Надо вернуть ребенка! У него, в конце концов, есть мать!
Я боялась пошевелиться.
— И бабушка! — продолжила она. И снова бросила взгляд на мужа. — И дедушка! Я обязательно поговорю с Ромой.