- Господа, - обратился шеф Службы "Действие" к собравшимся. - Хоть и с неохотной, но неизбежной помощью человека, здесь не присутствующего, мы с вами составим и отправим одно письмо...
Глава 5
Шакал прибыл на поезде на Северный вокзал как раз перед обедом. Он взял такси и направился в маленький, но уютный отель по улице Рю де Сюрен, идущей от площади Мадельин. Хотя тот и отличался по классу от "д'Англетер" в Копенгагене или "Амиго" в Брюсселе, у Шакала были причины выбрать более скромное и менее известное место в Париже. Во-первых, его визит сюда был более продолжительным, а, во-вторых, вероятность встретить здесь какого-нибудь мимолетного знакомого по Лондону была намного выше, чем в Копенгагене или Брюсселе. В темных очках, которые Шакал обычно носил на улице, что было вполне естественным на залитых солнцем бульварах, его трудно было узнать. Но существовала реальная опасность, что где-нибудь в фойе или коридоре его могут весело окликнуть по имени при администраторе отеля, знавшем его как мистера Даггана. Это было бы самым нежелательным на данной стадии операции.
Его пребывание в Париже не должно было привлекать ничьего внимания. Он жил тихо, заказывая на завтрак рогалики и кофе в номер. В кондитерской лавке напротив отеля он купил баночку английского мармелада и попросил, чтобы именно такой приносили ему с утра вместо черносмородинового джема.
Дагган был предельно вежлив с персоналом, употребляя всего несколько французских фраз с присущим англичанам ужасным произношением, и скромно улыбался, когда к нему обращались. На многочисленные вопросы со стороны администрации отеля, как ему нравится обслуживание, он неизменно с благодарностью отвечал, что все просто превосходно.
- Мсье Дагган, - сказал однажды владелец отеля администратору, - настоящий джентльмен.
Никто в отеле против этого не возражал.
Все дни он проводил как обычный турист. В первый день Шакал купил карту Парижа и выделил на ней, сверяясь со своей записной книжкой, все достопримечательности, которые больше всего хотел бы увидеть. Их-то он и посещал, с наслаждением изучая архитектурные красоты одних или историческую ценность других.
Три дня он бродил вокруг Триумфальной арки или сидел на террасе Елисейского кафе, пристально осматривая памятники и крыши высоких зданий, обрамляющих площадь Этуаль. Кто бы ни наблюдал за ним в эти дни (следует отметить, таковых не было), подивился бы, что даже великолепная архитектура мсье Хаусманна не знала такого преданного поклонника. И, конечно же, никому бы и в голову не могло прийти, что тихий и элегантный английский турист, помешивая кофе и часами разглядывая здания, высчитывал в уме углы стрельбы и расстояния от верхних этажей до Вечного огня, мерцающего под аркой, а также шансы скрыться незамеченным по пожарным лестницам.
Через три дня он покинул Этуаль и посетил кладбище бойцов французского Сопротивления в Монтвалерьен. Сюда Шакал пришел с букетом цветов, и экскурсовод, сам в прошлом участник Сопротивления, тронутый этим жестом англичанина, провел тому изнурительную, с обширными комментариями, экскурсию по дорогим его сердцу святыням. Он и думать не мог, что взгляд посетителя устремлялся от входа на кладбище к высоким стенам тюрьмы, ограничивающим обзор внутреннего дворика с крыш окружающих домов. Спустя два часа, вежливо поблагодарив и оставив щедрые, но в разумных пределах, чаевые, англичанин ушел.
Он посетил также площадь Инвалидов, над которой с юга возвышался отель Инвалидов, усыпальница Наполеона и славных побед Французской Армии. Шакала больше всего интересовала западная сторона огромной площади, образуемая Рю Фабер, и он просидел все утро в кафе на углу, где эта улица примыкает к небольшой треугольной площади Сантьяго-де- Чили. С седьмого или восьмого этажа здания над его головой, номер 146 по улице Рю де Гренель, где эта улица смыкается с Рю Фабер под прямым углом, англичанин прикинул, что стрелок будет полностью обозревать выходящие к площади Инвалидов парки, большую часть самой площади, вход во внутренний дворик и плюс еще две-три улицы. Хороший наблюдательный пункт, но не место для покушения. Во-первых, расстояние от верхних окон до покрытой гравием дорожки* идущей от площади Инвалидов до того места, где у основания ступенек будут стоять машины, составляет более двухсот метров. Во-вторых, обзор, открывающийся сверху из окон дома 146, будет частично ограничен верхними ветками густых лип, растущих на площади Сантьяго, с которых голуби по-своему отдают дань уважения никак не выражающей своего недовольства статуе Вобена. С сожалением он заплатил за свой коктейль и ушел.
Еще один день был проведен в окрестностях собора Нотр- Дам. Здесь, среди лабиринта переходов, находилось множество задних ходов и лестниц, но расстояние от входа в собор до припаркованных у ступенек машин было всего несколько метров, а стрелять с крыш Площади Парви было слишком далеко. Что касается домов на прилегающей площади Шарлемань, то они находились довольно близко, и для сил безопасности не составляло большого труда смешаться с толпой зрителей.
Его последний визит был на площадь Рю де Ренне. Шакал появился там 28 июня. Когда-то, называвшись Пляс де Ренне, она была переименована в Площадь 18 Июня 1940 года, когда голлисты пришли к власти в правительстве. Взгляд Шакала устремился на новую сверкающую табличку на здании. Сразу пришло на ум то, о чем читал месяц назад. 18 июня 1940 года был как раз тем днем, когда одинокий, но величественный изгнанник в Лондоне обратился по радио ко всем французам, сказав, что проигранный бой не означает проигранную войну.
Было в этой площади, с припавшей с юга громадой Вокзала Монпарнас, наполненной воспоминаниями парижан военного поколения, что-то, заставившее наемного убийцу остановиться. Он медленно окинул взглядом широкое шоссе, пересекаемое поворотом движения от бульвара Монпарнас, и сливавшееся с другими потоками от Рю д'Одесса и Рю де Ренне. Англичанин оглядел высокие с узким фасадом дома по обе стороны Рю де Ренне, которые также выходили на площадь, не спеша направился к ее южной оконечности и взглянул на внутренний двор станции. Там стоял гул нескончаемого множества поездов, привозящих и увозящих десятки тысяч пассажиров в день, одной из крупнейших пригородных станций Парижа. К зиме она превратится в тихое, громадное создание, погрузившееся в размышления об исторических судьбах и событиях, происшедших в ее задымленных, суровых стенах. Но станцию должны были снести.
Шакал повернулся спиной к ограждению и посмотрел вниз на транспортную артерию Рю де Ренне. Сейчас он стоял лицом к Площади 18 Июня 1940 года, уверенный, что именно сюда придет Президент Франции в назначенный день, последний день своей жизни. Что касается других мест, которые англичанин обошел за прошедшую неделю, то их де Голль тоже мог посетить, но это, Шакал знал, он наверняка почтит своим присутствием. Очень скоро не будет больше Вокзала Монпарнас, и колонны, так много видавшие на своем веку, будут переплавлены на оградки для загородных домов, а внешний двор, переживший унижение Берлина и возрождение Парижа, превратится в обычный кафетерий. Но перед тем, как это произойдет, ОН, человек в военном кепи с двумя золотыми звездами, появится здесь еще раз.
Расстояние от верхнего этажа углового здания с западной стороны Рю де Ренне до середины внешнего дворика было около 130 метров.
Шакал оглядывал открывавшуюся перед ним картину профессиональным взглядом. Его выбор остановился на обоих угловых зданиях по Рю де Ренне, где она выходила на площадь. Возможно, также подошли бы и первые три дома по этой улице, открывая не очень узкий угол стрельбы на внешний дворик. Дальше же угол становился очень узким. Точно так же первые три здания, выходящие на бульвар Монпарнас, пересекающий площадь с востока на запад, тоже представляли возможную позицию для стрельбы. Дальше углы опять становились слишком узкими, а расстояния большими. Кроме здания станции, домов, которые бы возвышались над внешним двориком, поблизости не было. Да и сама станция не подходила, так как в окнах контор на верхних этажах будут скрываться агенты охраны. Шакал решил изучить сначала три угловых дома с западной стороны Рю де Ренне и медленно подошел к кафе на углу с восточной стороны, кафе Герцогини Анны.
Здесь он сел на террасе в нескольких шагах от шумной проезжей части, заказал кофе и уставился на дома напротив. Так он просидел три часа. Позже англичанин пообедал в ресторане с другой стороны, изучая уже восточные фасады. После обеда он прогуливался по улице, оглядывая вблизи подъезды жилых домов, на которых остановил свой выбор.
Наконец, Шакал перешел к зданиям, выходившим на бульвар Монпарнас. Но это были конторы поновей и пооживленней.
На следующий день он снова вернулся сюда. Прогуливаясь вдоль фасадов, англичанин, перешел улицу и сел на лавочке под деревьями с газетой в руках, изучая верхние этажи. Пять или шесть этажей каменного дома с парапетом сверху, затем крутые скаты покрытых черной черепицей крыш с чердаками, из которых выглядывали окна мансард. Когда-то это были комнаты слуг, а сейчас здесь жили бедные постояльцы. За крышами и, возможно, мансардами днем наверняка будут наблюдать. Но даже если на крышах среди труб и будут скрываться наблюдатели с полевыми биноклями, обозревая дома и окна с противоположной стороны, то самый верхний этаж будет достаточно высок, и в темноте комнаты можно будет спрятаться так, чтобы быть невидимым с противоположной стороны улицы. А открытое окно знойным парижским летом будет выглядеть вполне естественно.
Но чем дальше в глубь комнаты, тем уже становится угол стрельбы по внешнему дворику станции. Из-за этого Шакал и отбросил третий дом по обе стороны Рю де Ренне. Оттуда угол будет очень узким. Таким образом, для выбора оставалось четыре здания. Так как он планировал стрелять после полудня, когда солнце двигается на запад, но еще достаточно высоко в небе, чтобы ярко освещать крышу и верхние окна домов с восточной стороны улицы, англичанин остановился на двух домах по западной стороне. Чтобы убедиться в правоте своих рассуждений, 29 июля он дождался шестнадцати часов и заметил, что, действительно, только косые лучи солнца попадали на верхние окна западной стороны, тогда как с восточной дома были ярко освещены.