Он лишь дважды видел свою дочь. В 1957 году, после ранения в ногу, когда его послали на лечение в Марсель, и в 1960-м, когда он сопровождал подполковника Родена, который должен был выступить свидетелем на трибунале. В первый раз девочке было два, а во второй - четыре с половиной года. Ковальский приехал, нагруженный подарками для семьи Йойо и игрушками для Сильвии. Они подружились, ребенок и похожий на медведя дядя Виктор. Но он никогда и никому не говорил об этом, даже Родену. И сейчас, когда она заболела какой-то лейкой, Ковальский все утро не находил себе места. После обеда он снова поднялся наверх, где ему пристегнули к руке стальной чемоданчик. Роден ожидал важное письмо с указанием точной суммы денег, полученных в результате серии вооруженных налетов за предыдущий месяц. Поэтому он хотел, чтобы Ковальский второй раз сходил на почту после обеда.
- А что такое "лейка" ? - неожиданно выпалил капрал.
Роден, пристегивающий цепочку к его запястью, удивленно взглянул.
- Не знаю, - ответил он.
- Это заболевание крови, - объяснил Ковальский.
С другой стороны комнаты, где Кассон читал журнал, раздался смех.
- Лейкемия, ты хочешь сказать? - наконец произнес он.
- Ну и что же это такое, мсье?
- Это - рак, - пояснил Кассон. - Рак крови.
Ковальский взглянул на Родена, стоявшего перед ним. Он не доверял гражданским.
- А это излечимо, господин полковник?
- Нет, Ковальский, от нее умирают. А что такое?
- Да, так, - промямлил Ковальский, - вычитал.
Он ушел. Если и удивился Роден, а удивиться было чему: его телохранитель за всю свою жизнь не прочитал ничего, сложнее распорядка на день, - так не подал вида и вскорости выбросил это из головы. С послеобеденной почтой они получили долгожданное письмо, в котором говорилось, что на счету ОАС в Швейцарских банках было более 250 тысяч долларов.
Роден был доволен и сел писать письма в банки, поручая перевести эту сумму на счет некоего англичанина. За оставшуюся к выплате часть денег он был спокоен. Когда Президент де Голль будет мертв, у правых промышленников и банкиров, которые и раньше финансировали ОАС, не будет задержки в оплате оставшихся 250 тысяч. Те люди, которые на все его предыдущие запросы о выделении новых субсидий отвечали неискренними оправданиями, что "отсутствие должного прогресса и инициативы у патриотических сил за последние месяцы" и без того сократило шансы получить назад свои уже вложенные деньги, будут считать за честь поддержать бойцов, которые немного погодя станут новыми правителями возрожденной Франции.
Лишь к вечеру Роден закончил писать письма в банки. Но, увидев поручения, согласно которым деньги должны быть переведены на счет Шакала, Кассон высказался против их немедленной отправки. Мотивируя своим обещаниём англичанину, что тот, в первую очередь, будет регулярно получать точную информацию от человека в Париже относительно любых движений Президента, а также изменениях в заведенном порядке обеспечения его охраны. Лишь это, может быть, да и является жизненно важным для наемного убийцы. И сообщить ему о переводе денег на данной стадии, как считал Кассон, означало преждевременно подтолкнуть его на дело. Когда бы англичанин ни собирался исполнить свою миссию, а это зависело именно от его выбора, пара лишних дней погоды не делала. А вот закончится ли операция провалом или нет, зависело от того, будет ли убийца располагать нужной информацией.
Этим утром он, Кассон, получил известия, что его представитель в Париже внедрил своего агента в окружение одного из свиты де Голля. Потребуется всего несколько дней, чтобы этот человек смог получать информацию о нахождении генерала, возможных его передвижениях и появлениях на людях, о чем, кстати, никогда не сообщалось заранее. И поэтому не мог бы Роден обождать несколько дней, пока Кассон сможет предоставить наемному убийце номер телефона в Париже, по которому тот будет получать важную для выполнения операции информацию?
Роден долго размышлял над тем, что сказал Кассон. И в конце концов согласился с его рассуждениями. Никто не мог знать планов Шакала, и письмо в Лондон с парижским телефоном, посланное после поручений Швейцарским банком, не могло никак на них повлиять. Заговорщики в Риме и не подозревали, что наемный убийца уже наметил свой день.
Жаркой римской ночью, сидя рядом с вентиляционной трубой, с кольтом в натренированной руке, Ковальский беспокоился о девочке в Марселе, лежащей в кроватке с какой-то лейкой в крови. Незадолго до рассвета ему пришла идея, он вспомнил, как при последней встрече в 1960 году бывший легионер сообщил ему, что установил у себя телефон.
В то утро, когда Ковальский получил письмо, Шакал, выйдя из отеля "Амиго" в Брюсселе, доехал на такси до угла улицы, где жил Госсенс. Он звонил Оружейнику после завтрака, представившись "мсье Дагган", и тот сразу же узнал его, назначив встречу на 11 часов утра. В 10.30 англичанин уже был на месте и в течение получаса следил за улицей, прикрывшись газетой, сидя на скамейке в небольшом скверике.
Как будто все было спокойно. Ровно в одиннадцать он стоял перед дверью. Госсенс впустил его и провел в маленький кабинет рядом с прихожей. После того, как Шакал прошел внутрь, Оружейник тщательно запер входную дверь и даже накинул цепочку. В кабинете англичанин повернулся к бельгийцу:
- Ну, что, есть трудности?
Оружейник выглядел смущенным.
- Боюсь, что да.
Наемный убийца холодно окинул его взглядом.. Лицо его оставалось безучастным, глаза сузились и зловеще сверкнули.
- Не вы ли сказали, что, вернувшись первого августа, я получу готовое ружье четвертого числа?
- Совершенно верно, я уверяю вас, как раз с винтовкой проблем нет. Она уже готова. И, откровенно говоря, я считаю ее одним из своих шедевров, восхитительный экземпляр. Проблемы связаны с другим изделием. Вот смотрите.
Сверху на столе лежал плоский чемоданчик, чуть больше полуметра длиной, около сорока сантиметров шириной и десяти сантиметров высотой. Госсенс открыл его, и как только верхняя крышка упала на стол, Шакал увидел содержимое. Чемоданчик напоминал плоский поднос с аккуратными углублениями, которые в точности соответствовали форме частей винтовки, находящихся в них.
- Как вы понимаете, этот чемоданчик сделал я сам. Смотрите, все аккуратно подогнано. "Родной" же был слишком длинным. Действительно, все было уложено компактно. Сверху лежал ствол с затворной камерой, все не более 40 сантиметров длиной. Шакал взял его в руки и осмотрел. Ствол был очень легким и, скорее, напоминал автоматный. Затвор, полностью находящийся в камере, оканчивался удобной ручкой. Взявшись за нее большим и указательным пальцами правой руки, англичанин резко повернул затвор против часовой стрелки. Раздался щелчок. Шакал потянул затвор назад и увидел сверкающий желоб для патрона и темное отверстие ствола.
Он вставил затвор обратно и развернул его по часовой стрелке. Затвор тихо щелкнул и встал на место. Как раз снизу затворной коробки был мастерски приварен дополнительный диск толщиной 1 сантиметр и в диаметре не менее двух. В верхней части этого диска был сделан полукруглый вырез, позволяющий затвору свободно отходить назад. В центре же было единственное отверстие с нарезкой около сантиметра в диаметре.
- Это для рамы приклада, - спокойно сказал бельгиец.
Шакал заметил, что следов когда-то стоявшего деревянного приклада и цевья почти не было. Лишь небольшие выступы в нижней части затворной камеры указывали, что здесь крепились деревянные детали. Два отверстия для шурупов, державших цевье, были мастерски заделаны и поворонены. Он развернул винтовку, чтобы разглядеть ее нижнюю часть. Снизу была узкая щель, через которую виднелась часть затвора и боек к нему. Оттуда торчал небольшой обрубок спускового крючка. Он был сточен вровень со стальной поверхностью затворной камеры. К обрубку прежнего спускового крючка был приварен небольшой кусочек металла, в котором было отверстие с нарезкой. Молча Госсенс передал англичанину маленький стальной стерженек около сантиметра длиной, слегка изогнутый, с резьбой на одном конце. Тот вставил его в отверстие и начал быстро ввинчивать новый спусковой крючок. Бельгиец полез в чемоданчик и вытащил узкий стальной прут с резьбой на одном конце.
- Первая часть приклада, - сказал он.
Наемный убийца вставил этот стальной стержень в отверстие позади затворной рамы и до упора закрутил его. Сбоку казалось, что он выходит из винтовки вниз под углом тридцать градусов. В пяти сантиметрах от конца с нарезкой, около самого механизма винтовки стальной стержень был слегка сплющен, и там, под углом к нему, было просверлено отверстие. Госсенс взял второй короткий прут.
- Эго верхняя опора, - сказал он, установив и ее на место так, что два прута торчали назад, верхний под более острым углом к линии ствола. Таким образом, эти стержни были похожи на две стороны узкого треугольника без основания. Госсенс достал и эту недостающую часть приклада. Она была изогнута, около 10-12 сантиметров длиной и подбита черной кожей. В этом упоре приклада было два маленьких отверстия.
- Здесь прикручивать уже не надо, - сказал Оружейник.
Англичанин вставил стержни в отверстия и, ударив, посадил упор на место. Сейчас винтовка уже больше стала походить на нормальную, хотя приклад был не совсем обычным. Шакал приставил винтовку к плечу, левой рукой охватывая затворную камеру снизу, указательный палец правой руки на спусковом крючке, левый глаз прищурен. Прицелившись в заднюю стенку, он нажал на спусковой крючок. Внутри затвора раздался легкий щелчок.
Англичанин повернулся к бельгийцу, у которого в руках были какие-то длинные двадцати-сантиметровые трубки.
- Так, глушитель, - попросил Шакал. Он взял предложенную трубку и начал изучать конец ружейного ствола. Резьба была нанесена превосходно. Приставив широкую часть глушителя к стволу, он быстро закрутил его до упора. Госсенс подал ему прицел. Сверху, вдоль ствола была выточена пара бороздок. В них Шакал и закрепил упоры прицела так, что ствол и прицел были параллельны друг другу. Сверху, с правой стороны прицела были винтики для установки перекрестья. Англичанин опять приставил винтовку к плечу и прицелился. Его можно было принять за элегантного английского джентльмена в клетчатом костюме, проверяющего новую спортивную винтовку в оружейном магазине на Пиккадили. Но то, что еще несколько минут назад было набором странных деталей, уже нельзя было назвать спортивной винтовкой. Это было мощное, совершенное орудие убийства. Шакал опустил винтовку. Повернувшись к бельгийцу, он удовлетворенно кивнул.