Он задержался у себя только для того, чтобы взять свой кольт-45 (Роден никогда бы не разрешил вынести его на улицу) и засунул его в кобуру, висевшую на плече под пиджаком.
Поляк специально заказывал мешкоподобные костюмы, чтобы они скрывали не только его могучий торс, но и все другие дополнения к фигуре. Он взял также моток лейкопластыря и берет, купленный за день до этого, и положил в пиджак. Туда же Ковальский всунул свои шестимесячные сбережения во французских франках и итальянских лирах. После этого он вышел, закрыв за собой дверь.
Сидевший на этаже дежурный посмотрел на него снизу вверх.
- Мне приказали позвонить, - сказал Ковальский, указав пальцем вверх в направлении девятого этажа.
Дежурный ничего не сказал, безучастно взирая на поляка. Ковальский вошел в лифт, и немного погодя он уже стоял на улице, надевая большие темные очки.
В кафе через дорогу сидел мужчина с номером "ОГГИ". Он на секунду опустил журнал и изучающе посмотрел в сторону Ковальского. Тот пытался поймать такси. Но машин не было, и поляк направился к углу квартала. Человек с журналом вышел из кафе и двинулся по тротуару. Небольшой "Фиат" вынырнул из линии припаркованных автомобилей в начале улицы и затормозил рядом с ним. Человек юркнул в машину, и она медленно двинулась за поляком. На углу Ковальский поймал такси и рявкнул водителю: "Фьюмичино".
В аэропорту Ковальский подошел к стойке "Алиталии", заплатил наличными за билет и заверил девушку за стойкой, что у него нет ни багажа, ни ручной клади. Ему сказали, что Посадка на марсельский рейс на 11.15 начнется через час. Человек SDECE тихо следовал за ним.
Убивая время, экс-легионер расположился в кафетерии. Он купил чашку кофе и перенес ее за один из плексиглассовых столиков, откуда можно было наблюдать за взлетной полосой. Большую часть жизни звук авиадвигателей означал для Ковальского лишь немецкие "мессершмитгы", русские "штурмовики", или американские "летающие крепости". Позднее этот звук уже означал воздушную поддержку Б-52 и "скайрайдерам" в Корее, "Мюстерн" или "Фуга" в Алжире. Но в гражданском аэропорту все было по-друтому, Самолеты приближались к посадочной полосе, приглушив двигатели, и были похожи на гигантских серебряных птиц. Казалось, они подвешены к небу на нитях, и это ощущение не проходило, пока они не касались земли. Будучи нелюдимым человеком, Ковальский все же любил сутолоку аэропорта. Он даже подумал о том, что, сложись его жизнь по-другому, он пошел бы сюда работать. Но он стал тем, кем стал, и возврата не было.
Его мысли вернулись к Сильви, и он погрузился в глубокую задумчивость. Это несправедливо, подумал он, что она умрет, а все эти парижские ублюдки будут жить. Полковник Роден рассказал ему о них и о том, как они предали Францию. Они обманули Армию и уничтожили Легион, бросив народы Индокитая и Алжира на произвол террористов. Полковник Роден никогда не ошибался.
Объявили посадку на марсельский рейс. Ковальский прошёл через стеклянные двери на пышущую жаром бетонную полосу, где в ста метрах от выхода стоял самолет.
Со смотровой площадки за посадкой наблюдали два агента полковника Роллана. Теперь на поляке был черный берет, а к щеке был прилеплен кусок лейкопластыря.
Когда лайнер взмыл в небо, агенты спустились в холл и остановились у телефонной будки. Один из них набрал местный римский номер. Когда на другом конце провода подняли трубку, он представился и медленно произнес: "Он отбыл. Рейс "Алиталия" четыре пять один, посадка в Маринань в 12.10. Чао".
Через 10 минут сообщение поступило в Париж, а еще через 10 минут оно уже было в Марселе.
Самолет "Вискаунт" перепорхнул через ослепительно-голубую воду залива и развернулся для захода на аэропорт Маринань. Миловидная римская стюардесса, улыбаясь, проверила, пристегнуты ли ремни безопасности, и затем села в свое кресло позади салона. Она обратила внимание на пассажира в кресле перед собой, взгляд которого замер на сияющей белесой пустоте Роун Дельты. Это был большой неуклюжий мужчина. Он с акцентом говорил по-французски и совсем не понимал итальянский. Родом из Восточной Европы, если судить по акценту, подумала стюардесса. Увалень был в черном берете, зеленом мятом костюме и темных очках. Огромный кусок лейкопластыря скрывал половину его лица.
Самолет сел точно по расписанию и подрулил к зданию аэропорта. Пассажиры прошли в зал таможенного досмотра. Пока они проходили сквозь стеклянные двери, лысый человечек, стоявший рядом с одним из таможенников, незаметно тронул того за рукав.
- Большой парень, черный берет, лейкопластырь.
Такое же указание он дал другому таможеннику. Пассажиры разделились на два потока перед таможенным барьером. Позади решеток по бокам прохода друг против друга сидели двое полицейских и смотрели на пассажиров, заполняющих пространство между ними. Каждый пассажир предъявлял паспорт и посадочный талон. Офицеры были из секретной службы DST, за государственною безопасность внутри страны. В их обязанности также входила проверка въезжающих иностранцев и возвращающихся из-за границы французов.
Когда появился Ковальский, человек в голубом мундире позади решетки едва ли обратил на него внимание. Он поставил печать в посадочный талон и, кивнув, разрешил Ковальскому двигаться дальше.
Почувствовав облегчение, тот прошел по направлению к таможенному барьеру. Несколько чиновников уже получили инструкции от маленького лысого человечка, который к этому времени уже растворился в офисе со стеклянным фасадом. Старший таможенник обратился к Ковальскому, показывая в сторону остальных пассажиров, ожидавших свои чемоданы у ленточного конвейера:
- Мсье, ваш багаж.
Ковальский нагнулся к таможеннику:
- У меня нет багажа.
Тот поднял брови.
- Нет багажа? А есть ли у вас что-либо для заявления в декларации?
- Нет, ничего, - ответил Ковальский.
Чиновник дружелюбно улыбнулся:
- Хорошо, проходите, мсье, - сказал он и показал в сторону стоянки автомобилей. Ковальский кивнул и направился к выходу.
Через некоторое время он уже ехал в автобусе по направлению к городу. Когда он исчез из виду, несколько таможенников собрались вокруг старшего.
- Интересно, что они хотят от него, - поинтересовался один.
- Он похож на мрачного педераста.
- Это сейчас. Я посмотрю на него, когда эти ублюдки им займутся, - вставил третий клерк, кивнув головой в сторону расположенного позади них офиса.
- Давайте, за работу! - оборвал их старший. - Сегодня мы уже послужили Франции.
- Ты имел в виду Большого Шарля[16], - бросил первый, когда они расходились, и добавил сквозь зубы: - Да сгноит его господь!
Был уже полдень, когда автобус остановился перед офисом авиакомпании "Эйр Франс" в самом центре города. Здесь было даже жарче, чем в Риме. Август в Марселе имеет свои особенности. Однако все они таковы, что лишь могут повергнуть человека в уныние.
Жара обволакивала город и была сравнима лишь с болезнью. Она закрадывалась в каждый орган, каждую клетку, отбирая силы, энергию, желание что-либо делать, разве что мечтать о прохладной комнате с закрытыми жалюзи и работающим на полную мощность вентилятором. Даже улица Каннабьер, обычно шумная и суматошная артерия Марселя, превращающаяся в море света и движения с наступлением темноты, теперь была пустынна. Полчаса Ковальский пытался поймать такси: большинство машин стояло в тенистых местах парка, а их водители наслаждались сиестой.
Дом, который указал в адресе Йойо, находился на главной дороге за городом в направлении Кассе. На Авеню де Либерасьон Ковальский попросил водителя высадить его, сославшись на желание пройти оставшееся расстояние пешком. Водительское "как угодно" в ответ было гораздо выразительнее, открытого текста по поводу того, что он думает об этих иностранцах, выражающих желание прогуливаться по такой жаре несколько сот метров, когда к их услугам имеется такси.
Ковальский проследил взглядом, как такси разворачивалось в сторону города, и двинулся в нужном направлении лишь тогда, когда машина скрылась за горизонтом. Он нашел улицу, название которой было записано у него на клочке бумаги, справившись у официанта, трудившегося в придорожном кафе. Дома выглядели еще совсем новыми, и Ковальский подумал, что Йойо, должно быть, сделал хороший бизнес на своей тележке, торгуя продуктами на вокзале.
Может, у них сейчас даже целый киоск, на который мадам Йойо давно положила глаз. Дела, наверно, идут неплохо. К тому же, для Сильви было бы гораздо приятнее вырасти здесь, чем среди доков. При мысли о дочери Ковальский на мгновение остановился у ступеней многоквартирного дома. Что там Йойо говорил по телефону? Неделя... Может, две...
Он взбежал по лестнице, немного задержался перед двойным рядом почтовых ящиков на стене холла. "Гржибовский, квартира 23" - было написано на одном из них.
На 2-м этаже все двери были одинаковые. На двадцать третьей квартире, рядом со звонком, в специальное отверстие была вставлена карточка с напечатанной фамилией Гржибовского. Дверь находилась в конце коридора, между 22-й и 24-й квартирами. Ковальский позвонил. Дверь открылась, и в образовавшееся отверстие на голову легионера вдруг обрушился страшной силы удар, нанесенный рукояткой ледоруба.
Удар рассек кожу, но отскочил от кости с глухим звуком. Двери соседних квартир распахнулись, и оттуда выскочили люди. Все это произошло меньше чем за полсекунды.
Ковальский взорвался. Хотя он и был тугодумом, однако одно дело он знал в совершенстве. Он умел драться.
В тесном пространстве коридора его рост и сила были бесполезны. Сквозь кровь, заливающую глаза, он определил, что впереди него было двое и еще четверо находились по сторонам. Ему нужно было пространство, чтобы драться, и он бросился напролом в квартиру 23.
Человек, стоявший перед ним, был отброшен назад. Двое бросились к Ковальскому сзади, пытаясь ухватить за воротник. Внутри комнаты он выхватил свой кольт, развернулся и выстрелил в сторону дверного прохода. В этот момент другой верзила, находившийся в комнате, навалился ему на руку, сбивая цель.