Кафе с открытыми террасами вдоль берегов Сены были полны шума и звона бокалов, приветствий и шутливых протестов, заигрывания и комплиментов, извинений и длинных признаний, то есть всего того, чем наполнены беседы французов и к чему примешивалось волшебство Сены в тот августовский вечер. Но в маленький офис рядом с Порт-де-Лила не проникала атмосфера уличной безмятежности. В кабинете находились трое. Они проработали все послеобеденное время и весь вечер. Один из них сидел рядом с магнитофоном, постоянно перематывая пленку в зависимости от приказов второго, на голове которого были наушники. Брови человека в наушниках были сосредоточенно сведены к переносице, поскольку он пытался построить нечто связное из того бормотания, которое было записано на пленке. Между пальцами была зажата сигарета, от которой подымался едкий дым, разъедавший и без того слезящиеся глаза. Человек жестом показывал оператору те места, которые он бы хотел прослушать повторно, иногда по 6-7 раз прокручивая небольшой отрывок перед тем, как дать сигнал оператору перейти к следующему.
Третий, молодой светловолосый парень, сидел за пишущей машинкой, печатая под диктовку человека в наушниках. Вопросы, прозвучавшие в подвале крепости, можно было различить без труда. Ответы же доставляли гораздо больше хлопот. Запись разговора на печатной машинке велась в форме интервью, вопросы начинались буквой "В", ответы - с "О", причем последние были расчленены беспрерывным многоточием, где смысл произносимого терялся полностью.
Они закончили, когда стрелки часов приближались к двенадцати. Несмотря на открытое окно, воздух стал синеватым от клубов дыма.
Трое находившихся в кабинете утомленно поднялись со своих мест и потянулись, чтобы размять ноющие, затекшие от долгого сидения члены. Один из них снял трубку телефона, попросил дать ему городскую линию и набрал номер. Человек в наушниках перемотал пленку. Сидевший за машинкой вынул последние листы, отделил их от копирки и стал складывать по экземплярам. Первый предназначался для полковника Роллана, второй будет отправлен в архив, а третий - на множительный аппарат для последующей раздачи начальникам отделов, если шеф сочтет это необходимым.
Звонок застал полковника Роллана в ресторане, где он ужинал с друзьями. Как обычно, он был элегантен, остроумен и галантен, а его холостяцкие комплименты в адрес присутствующих дам были высоко оценены уж если не мужчинами, то по крайней мере их супругами. Когда официант пригласил его к телефону, полковник извинился и вышел. Бросив в трубку только "Роллан", шеф Службы "Действие" подождал, пока его подчиненный на том конце провода назовет себя.
Затем полковник произнес пароль и узнал о том, что ремонт его машины закончен и она может быть доставлена хозяину в любое время. Роллан поблагодарил и возвратился за столик. Через пять минут он вежливо извинился и откланялся, объяснив свой уход тем, что ему необходимо выспаться перед предстоящим тяжелым днем. Спустя десять минут он ехал в своей машине по шумным улицам города по направлению к тихому предместью рядом с Порт-де-Лила. В час он уже находился в своем кабинете и, сняв безукоризненный темный пиджак, заказал кофе и позвонил помощнику.
Первый экземпляр "исповеди" Ковальского он получил вместе с кофе. Первый раз он прочел 26 страниц досье быстро, пытаясь ухватить суть сказанного обезумевшим легионером. В процессе чтения нечто привлекло внимание полковника, он нахмурился, но продолжал читать не останавливаясь.
Второй раз он читал внимательнее, тщательно изучая каждый параграф. В третий раз он взял черный фломастер и стал читать еще медленнее, проводя толстые черные линии под словами и предложениями, относящимися к Сильвии, какой-то лейке, Индокитаю, Алжиру, Йойо, Ковачу, корсиканским ублюдкам, Легиону. Все это ему было понятно и совсем не интересно.
Многое из сказанного касалось Сильвии, часть - женщины по имени Джулия, ничего не говорящему полковнику. Когда все это было подчеркнуто, признание, если бы оно было напечатано снова, не заняло бы больше шести страниц. Из этих оставшихся страниц он попытался выудить какой-нибудь смысл. Там был Рим. Три главаря жили в Риме. Ну, это он знал. Но почему? Этот вопрос задавался восемь раз. И все время, с небольшой разницей, ответ был один и тот же. Они не хотели быть похищенными, как это случилось с Арго в феврале. "Ну что ж, это понятно", - подумал Роллан. Получается, что он напрасно потерял время, затевая эту операцию с Ковальским? Одно слово легионер повторил дважды, вернее, пробормотал дважды при ответе на восемь раз повторенный вопрос. Это было слово "секрет". Была ли это часть прилагательного "секретный"? Но в их пребывании в Риме не было ничего секретного. Или же это существительное? Тогда какой секрет?
Роллан в десятый раз пробежал бумаги, затем вернулся к началу. Три человека из ОАС находятся в Риме. Они находятся там потому, что не хотят быть похищенными. Они не хотят быть похищенными потому, что владеют неким секретом.
Роллан иронично улыбнулся. В отличие от генерала Жибо он понимал, что Роден не скрывался бы в убежище только лишь из страха быть похищенным.
Итак, они владеют секретом. Каким секретом? Все это, вероятно, исходит из Вены. Три раза у Ковальского в речи встретилась Вена, хотя сначала Родену показалось, что это, вероятно, город Вьен, находящийся в двадцати милях к югу от Лиона. Но он не отвергал и предположения, что это именно австрийская столица, а не французский провинциальный городок.
У них состоялась встреча в Вене. Затем они уехали в Рим и спрятались там. Они боятся, что их похитят, поскольку они владеют неким секретом. Тогда этот секрет должен исходить из Вены.
Часы шли, чашка за чашкой он пил кофе. В пепельнице росла груда окурков. Еще до того как замызганные промышленные окраины Парижа, лежащие к востоку от бульвара Мортье, были подсвечены тонкой серой полоской рассвета, полковник Роллан уже знал, как он будет действовать.
Недоставало лишь некоторых деталей для воссоздания полной картины. Потеряны ли они безвозвратно, поскольку в три часа ночи ему сообщили о смерти Ковальского? Или же ответ был спрятан где-то в исковерканном тексте.
Роллан выписал обрывки некоторых фраз Ковальского, которые могли заключать в себе скрытый смысл.
Кляйст, человек по имени Кляйст. Будучи поляком, Ковальский произнес это имя правильно. У Роллана с войны сохранились кое-какие знания в немецком. Был ли это какой-то человек или название места? Он позвонил телефонистам и дал задание просмотреть венский телефонный справочник и определить, нет ли в нем лица или места под таким именем.
Ответ пришел через десять минут. В справочнике было две колонки Кляйстов, все - частные лица, а также два учреждения под этим именем: начальная школа для мальчиков Эвальда Кляйста и отель "'Пеншн Кляйст”. Он продолжил чтение.
Было несколько упоминаний какого-то иностранца, к которому Ковальский, похоже, имел противоречивое отношение. Иногда он использовал слово bon, означавшее "хороший”, в отношении этого человека; в других случаях он называл его facheur, то есть "вызывающий раздражение, досаждающий". Вскоре, после пяти часов утра, полковник приказал принести пленку и магнитофон и в течение часа прослушивал запись.
Выключив, наконец, магнитофон, он тихо, но выразительно выругался. Взяв ручку с тонким пером, он сделал несколько исправлений в записанном на бумаге тексте.
Ковальский не называл этого иностранца bon, он называл его blond, то есть не "хорошим", а всего-навсего лишь "блондином". А слово, сорвавшееся с изувеченных губ и записанное facheur, было на самом деле faucheur и означало "убийца".
С этого момента задача по составлению отдельных кусков упростилась. Слово "шакал", вычеркиваемое Ролланом при его упоминании в тексте и казавшееся ругательством, теперь приобретало новое значение. Это слово стало кодовым обозначением убийцы со светлыми волосами, который был иностранцем и с которым же трое из ОАС встретились в отеле "Пеншн Кляйст" в Вене за несколько дней до того, как залечь на дно в Риме.
Теперь Роллану становилось понятным, почему по Франции в течение последних восьми недель прокатилась волна ограблений банков и ювелирных магазинов. Блондину, кто бы он ни был, требовались деньги для того, чтобы выполнить работу для ОАС. Была только одна работа в мире, которая требовала такого количества денег. И блондин вовсе не был призван для развязывания гангстерской войны.
В семь утра Роллан позвонил в отдел коммуникаций и приказал оператору передать срочное сообщение в офис французской секретной службы в Вене. Он делал это в нарушение инструкции, согласно которой Вена находилась в подчинении отдела R3 (Западная Европа). Затем запер в сейфе запись допроса Ковальского и сел составлять доклад, который был предназначен лишь для одного лица и был помечен грифом "совершенно секретно".
Он писал аккуратно, без сокращений, начав с подробного описания операции по захвату Ковальского, лично им разработанной, включая эпизод о возвращении бывшего легионера в Марсель, клюнувшего на подброшенную приманку, его захват агентами Службы "Действие", краткое упоминание о допросе, проведенном его людьми, и о сделанном Ковальским признании. Полковник счел необходимым включить сообщение о том, что при оказании сопротивления экс-легионер искалечил двух агентов, а также нанес серьезные ранения самому себе при попытке самоубийства и был впоследствии госпитализирован. Именно там, лежа на госпитальной койке, он и сделал свое признание.
Остальную, главную, часть доклада Роллан посвятил собственно признанию и своим комментариям в связи с этим.
Наконец он закончил доклад; можно было немного расслабиться. Взгляд его упал на окно и скользнул по вызолоченным утренним светом крышам.
В управлении Роллан слыл человеком осторожным, не склонным к притягиванию фактов за уши. Он это знал и поэтому сочинил последний параграф доклада с особой тщательностью: "Расследование по установлению неопровержимых доказательств данного заговора продолжается. Однако в случае, если вышеизложенное найдет свое подтверждение в ходе расследования, описанный заговор, по моему мнению, является не чем иным, как наиболее опасным случаем подготовки террористов к покушению на жизнь Президента Франции. Если таковой заговор существует в реальности и если убийца, являющийся иностранным подданным и известный только условным именем "Шакал", в действительности привлечен для покушения на жизнь Президента и в настоящее время готовится к ос