— Не ерничай, я имею в виду быстрое перемещение. А нельзя, потому что будущее легко изменить. В противном случае компьютер уже давно рассчитал наши доходы на сотни лет вперед.
— Как же ты собираешься управлять этим?
— Меня всегда забавлял тот факт, что я не мог представить конца времени, так же как и начала, впрочем. Ведь пользуясь нашей логикой, и у времени, и у пространства должно быть что-то вроде ограничения. Но сколько я ни пытался — у меня ничего не вышло.
— И ты решил? — растянул Лешка.
— Если честно, ничего я не решил. Да мне это и не интересно. Для меня важен принципиальный вопрос: будет ли машина времени? И если будет, то в каком виде? Потому что я намерен устроить телемост со своими потомками.
Лешка прищурился, искоса посмотрел на собеседника и, сделав несколько жевательных движений, сказал:
— Бред какой-то.
— Лешка, но ведь от тебя многого не потребуется: всего-то составить компанию. Если я окажусь прав — будешь богат, если нет — прозорлив.
— Что от меня требуется?
— План мой заключается в следующем: я собираюсь сорвать банк в национальной лотерее. А для этого мне необходимо знать шесть чисел. Если в общих чертах, то, скорее всего, эти шесть чисел мне уже знакомы. Я их уже получил.
— От кого? От наших потомков?
— Разумеется. Потому что скоро я стану богат и расскажу своим наследникам, каким именно способом я разбогател, а они расскажут своим, и это будет продолжаться до тех пор, пока не изобретут машину времени.
— А потом?
— Потом один из прапраправнуков передаст мне эти числа, которые к тому времени наверняка уже будут впечатаны в родовой герб. Но есть одна проблема, я никак не могу понять, где и как мне передадут эту информацию.
— Телефонный звонок? Электронная почта? — спросил Лешка и тут же ответил сам. — Понятно. Обычную почту ты наверняка так же отвергаешь. А как насчет радио?
— Видишь ли, Лешка, я предположил, что, возможно, со временем технология позволит путешествовать внутри сознания. Ведь не секрет, что многие человеческие возможности и знания фантастичны. Однако подсознание стоит на страже этих ресурсов, запрещая ими пользоваться или ограничивая доступ. Во многих учениях можно найти и описание третьего глаза и Будды, который спит и видит сны. Я же предлагаю приподнять завесу и всего-то посмотреть на шесть номеров.
— Лоботомия? — испугался Лешка.
— Нет, алкоголь. Я предлагаю напиться до поросячьего визга, и наверняка нам что-то откроется.
— Так с этого и надо было начинать, — воодушевился Лешка. — Когда начнем?
— Немедленно.
Молодые люди покинули засыпанную прошлогодней листвой скамейку и, подойдя к ликероводочному магазину, долго обсуждали степень горючести различных продуктов. Того, кто излагал свою идею, звали Игорь Сурков. Он работал программистом в вычислительном центре, и, пользуясь этим преимуществом, Сурков настоял на том, чтобы купить энное количество водки и энное, умноженное на три, количество пива. По дороге к себе он приобрел два билета лотереи, один из которых тут же порвал. Сурков объяснил это тем, что не хочет напрягать потомков лишней работой, а, как известно, за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. Лешка согласился с доводами приятеля, но заметил, что лучше было бы сдать билет обратно. Сурков и слушать не хотел про то, чтобы экономить на стоимости билета за неделю до того, как он станет миллионером.
Его уверенность быстро передалась другу, ему не терпелось приступить к началу эксперимента, и Лешка всячески поторапливал.
— Нам некуда спешить, — сказал Сурков. — Раз мы играем в кошки-мышки со временем, значит, его имеем.
— Не знаю, что ты хотел этим сказать, но мне тут в голову пришла одна тревожная мысль: а если в дальнейшем кто-то догадается об этом еще?
— Ну и что?
— Не боишься конкурентов?
— А с какой стати?
— Ну, например, кто-то поймет, как мы разбогатели, и начнет вырубать всех твоих родственников до тех пор, пока ты снова не станешь нищим.
Слово «нищим» Лешка сказал с презрением, дав понять, что оно никоим образом не относится к нему.
— Ну, во-первых, ты еще не разбогател, — сказал Сурков, сделав ударение на «ты». — А во-вторых, в прошлом ничего изменить нельзя.
— Тогда как же твои родственники изменят свое прошлое?
— А они не будут его менять. Я действительно разбогатею, они только передадут мне послание, вот и все.
— У меня плохое предчувствие, — сказал Лешка. Он поставил в прихожей Суркова звякающую авоську, осмотрел ее внимательно и повторил:
— У меня плохое предчувствие.
— Да будет тебе, — постарался подбодрить Сурков, — давай для храбрости!
После первой стопки оптимизма прибавилось. Лешка порозовел, как поросенок, стал подшучивать и похрюкивать.
— Подожди, — прервал его Сурков. — Мы с тобой упустили одну очень важную деталь: не определили степень кондиции.
— А зачем?
— Как — зачем?! — возмутился Сурков. — Мы еще не напились, а ты уже хрюкаешь, как свинья.
— Да, — Лешка озабоченно почесал затылок. — Есть один надежный способ. Но для этого нужна женщина, да не простая, а страшная. Надо посадить ее здесь, и как только мне ее захочется, значит, я дошел до кондиции.
— Ну, это не проблема, — сказал Сурков, — только клеить страшных женщин в трезвом виде неприлично, поэтому предлагаю выпить.
После первой бутылки желание идти за страшными женщинами окрепло. Друзья вышли на улицу и направились вдоль дороги, рассматривая представительниц прекрасного пола. Как назло, страшных среди них не попадалось. Тогда Лешка предложил идти к городскому парку, он знал одно место, где было много женщин, причем на любой вкус, а так как считал себя обладателем изысканного, то легко бы мог найти себе подружку не по вкусу. Но это был просто не Лешкин день, и женщин не по вкусу он там не обнаружил.
— Вот так бы всегда, а то, на кого ни посмотришь — крокодил. Но сегодня просто праздник какой-то.
Когда друзья совсем отчаялись, Сурков увидел на остановке то, что они искали. Это была небольшого роста и неопределенного возраста девушка, настолько страшная, что Лешка шепотом предупредил:
— Я столько не выпью.
— Надо, — приказал Сурков и подтолкнул его вперед.
Лешка подошел к девушке и стал напрягать синапсы головного мозга, соображая, что же в таких случаях сказать. Наконец, поняв, что сказать ничего нельзя, а можно только сделать, он произнес:
— Девушка, одолжите пистолет.
— Вам надолго? — спросила девушка, протягивая «Макаров» рукояткой вперед.
— Нет, только застрелиться.
— Тогда быстрее: сейчас подойдет мой автобус.
Лешка прислонил вороненый ствол к виску и почувствовал, какой он холодный, что тут же подействовало отрезвляюще.
— Разве вы не видите, девушка? — вмешался Сурков. — Молодой человек в вас влюблен, да так сильно, что готов с жизнью расстаться.
— Как все запущено, — сказала дама.
— Неужели такой благородный порыв не вызвал в вас ответных чувств?
— Вот еще! — напряглась девушка. Очевидно, с ней никто так не разговаривал и она не понимала, чего же от нее хотят. — У твоего друга крыша едет, а ты — чувства.
— Уверяю вас, девушка, он очень хороший человек.
— Да что ты все за него говоришь? Он у тебя немой?
— Он оглох от любви, — поэтично произнес Сурков. — Ничего не видит и не слышит.
— Везет мне на калек, — вздохнула девушка. — Звать его хоть как?
— Алексей Людмирский, а меня — Игорь Сурков.
— А короче?
— Меня Гоша, его Леха.
— А меня Эля.
— Эля? — зачем-то переспросил Сурков. — А более официально?
— Эльза Аппетитовна.
«Безобразная Эльза», — подумал Сурков и тут же устыдился своей мысли.
— Эльза Аппетитовна, а не пойти ли нам ко мне и не выпить ли по бутылочке пивка?
— Лучше водки, — рассудительно сказала Эльза.
— Сказано — сделано, — наконец произнес Людмирский.
— Э-э! — Эльза отвела в сторону ствол пистолета, которым Лешка раскачивал из стороны в сторону, — он у тебя действительно чокнутый.
Она решительно отобрала оружие и сунула его за пояс так привычно, словно проделала это с авторучкой.
— Показывай, Дон Жуан, свои хоромы, — обратилась она к Суркову.
Сурков обнял одной рукой Эльзу, другой — Людмирского и увлек обоих дальше от остановки, на которой уже давно поглядывали в сторону Суркова, Людмирского и Эльзы.
Сурков твердо решил, что будет выкуривать по одной сигарете после каждой бутылки пива. Когда сигареты закончились, он понял, что неверно составил пропорцию, так как пиво кончилось, а водка еще оставалась, даже несмотря на то, что Эльза налегала на бутылку не хуже Людмирского и Суркова вместе взятых.
«А еще говорят, слабый пол», — подумал Сурков, и, к его удивлению, пол наклонился и больно прижал лицо.
«Обиделся», — пронеслось в голове у Суркова. Он стоял, боясь пошевелиться, опасаясь очередной агрессии со стороны пола. Дышать было тяжело, но Сурков терпел. Простояв так несколько часов, он задремал. Когда Сурков открыл глаза, все было на своих местах, пол, как и положено, был внизу, а Сурков — по всем законам физики — сверху. Однако утро было каким-то необычным. За окном шел противный дождь, а мысли, словно мухи, летали вокруг головы нагло и беспорядочно. Даже если какая-то и залетала в голову, то приносила только дискомфорт и разочарование.
Сурков поставил на плиту турку, и пока вода закипала, попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Кофе закипел неожиданно быстро. Сурков читал об этом в каком-то романе у Жюля Верна, но оказалось, что это всего лишь храп Людмирского, который нагло спит в кровати Суркова.
— Вставай, урод, — тихо сказал Сурков.
Пришлось повторить трижды, прежде чем Лешка сменил тональность и перешел из храпа в свист.
— Встать! Суд идет! — закричал Сурков на ухо Людмирскому.
Людмирский лежа вытянулся по стойке смирно и открыл один глаз: