В отношении городских девушек у родителей были большие сомнения. Они были уверены, что в больших городах этот продукт портится быстрее. И что неиспорченная провинциалочка, несомненно, будет лучшей женой, чем испорченная городская девица. Мама Чугунова представляла, как эти крашеные и мазаные дочки профессоров и генералов сидят и ждут, чтобы при первом же появлении ее чада наброситься на него, закрутить голову, женить и погубить.
Сам Афанасий Альбертович столичных девушек не боялся, так как был несколько самоуверен, что присуще не столько великанам, сколько молодым людям семнадцати — двадцати пяти лет. Ему было восемнадцать, и он ехал, чтобы много и хорошо учиться, потом распределиться на работу туда, где он будет нужнее, сделать великое открытие и стать самым молодым, немного загадочным академиком или поймать известного преступника и стать молодым, немного загадочным сыщиком. В конце концов, чем отличается большой город от маленького? Количеством соблазнов. Как сейчас принято говорить, их диапазоном и масштабом. В районном городе соблазны районного масштаба, в областном — областного. Чем больше город, тем больше соблазнов и тем они привлекательнее. Афанасий Чугунов был готов встретиться и с соблазнами тоже.
Как и положено провинциалу, с первого же курса института Афанасий рьяно взялся за учебу, догоняя своих более подготовленных товарищей. А тренировки в сборной баскетбольной команде съедали остававшееся свободное время.
Сладчайшее из чувств настигло незащищенное сердце Афанасия на четвертом курсе, когда у девушек кончается пора загульных любовей и они начинают присматривать себе мужей-сокурсников. Как правило, эти поиски протекают в пределах группы, потока, факультета, то есть, если можно так выразиться, по территориально-производственному признаку. Правда, и сам Афанасий уже давно, с третьего курса, стал обращать внимание на соучениц, хотя иногда, одинаково покрашенные, а значит, одинаково красивые, они казались ему на одно лицо, как китайцы или негры.
Любовь подстерегала его на соревнованиях первенства по Облсовпрофу. Игра была трудная — мешал порывистый ветер, но институтская команда все же победила. Молодой великан выслушал восторженные приветствия болельщиков с присущей ему скромностью и совсем уж собрался идти в раздевалку, когда его остановил низкий девичий голос.
— Как ты думаешь, — спросил голос за его спиной, — он с такой высоты девушек видит?
Афанасий обернулся — перед ним стояли две юные женщины. Он не успел ни рассмотреть их, ни тем более ответить — циничный ветер в мужском порыве поднял девичьи юбки, и он увидел четыре стройные ножки — скажем точнее, он увидел только две, будто отлитые из какого-то светящегося материала. Потом он не мог вспомнить, что раньше ухватил его взгляд: серые ли глаза, искрящиеся солнцем, тяжелые ли струи белокурых волос или эти вспыхнувшие перед ним ноги, нескромно обнаженные наглецом ветром. Девушки, прижимая к бедрам подолы платьев, стояли розовые от смущения.
— Таких девушек, как вы, — сказал он, обращаясь прямо к блондинке, — видно с любой высоты!
— Смотри, а он еще и остроумный! — сказала блондинка таким тоном, как будто она была по меньшей мере его тетей.
Так и состоялось их знакомство. Немного позже тренер, большой специалист по женскому вопросу и авторитет в команде, заметив Настю (так звали новую знакомую), произнес: «Такие красотки в девках не засиживаются». А перед этим он сказал: «Ого!»
Девушки с умом выбирают очкариков, лучше рано полысевших, еще лучше — кривобоких или хромых. И не ошибаются: из таких вырастают кандидаты наук, мыслители, владельцы автомобилей. Для девушек со вкусом высокий рост полностью заменяет юноше ум и частично остальные достоинства. Благодаря добрым феям и волшебникам Афанасий был силен, добр, порядочен и пр. (см. стр. 394), и Настя, наделенная не только вкусом, но и умом, уже с третьего свидания начала смотреть на него снизу вверх с восхищением и каким-то еще чувством, которое мы не беремся определить точно. Ей было чрезвычайно уютно в огромных лапах молодого великана, когда он говорил ей: «Моя маленькая!» Да и кто другой мог сказать это девушке ростом метр семьдесят восемь сантиметров?
Они встречались каждый вечер, причем успеваемость каждого из них резко повысилась. В сказках так бывает. Однажды, перед последним экзаменом сессии, Настя пришла очень расстроенная.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил Афанасий.
— Да опять с дедом неприятности! — сказала она.
Чугунов как-то упустил из виду, что у его любимой есть семья, дом, может быть родители. К нему на свидание она приезжала в автобусе номер четырнадцать.
— Слушай, — попросил он, — расскажи мне о твоей семье. Я же о тебе ничего не знаю.
— У меня есть дед, бабушка, мама, отчим, дядьки и тетки! — ответ был исчерпывающим.
— А где отец? — спросил он бестактно.
— Мама его бросила, когда я еще была маленькой, и вышла замуж за Упыревского.
— Кто это — Упыревский?
— Да мой отчим. Доцент Борис Сергеевич Упыревский. Он тогда был молодым, подающим надежды ученым, работал в Институте переливания крови над диссертацией «Замена крови физиологическими растворами сложного состава», — она зябко передернула плечами.
— Ну, черт с ним. А что с дедом?
— У деда склероз. Старческая болезнь.
— Он что, здорово старый?
Она посмотрела на него с некоторой иронией.
— Здорово старый, — потом помолчала и добавила: — Но он очень добрый, и я его люблю… Надо бы его подлечить от склероза. Ведь есть же какие-то средства, а?
— Конечно есть! — выпалил великан. — И мы что-нибудь найдем!
— Послушай, Афоня! — после некоторого молчания нерешительно сказала она. — Приходи к нам после сессии в субботу. Дедушка и бабушка хотели с тобой познакомиться.
— А мама? — спросил он.
— Ну, и мама. Правда, ей с отчимом сейчас не до нас. Они ищут деньги на «Жигули». Так придешь?
— Приду, — твердо пообещал великан.
Настя побоялась рассказать любимому правду о своей семье. Как это часто бывает, истина была совершенно неправдоподобна и нуждалась в оформлении правдоподобной ложью.
Дело было в том, что, когда нашу прекрасную планету начали посыпать суперфосфатами и инсектицидами, насекомые, птицы и звери потянулись в города. Лошади уступили в неравной борьбе вонючим, трясущимся от ярости тракторам, собаки украсили жизни человеконенавистников, и только прекрасноокие коровы, согнанные в резервации, продолжали оживлять поскучневший пейзаж.
Поскольку не стало непроходимых чащ и таинственных болот, а глубокие пещеры заполнились банками из-под рыбо-крупяных консервов «Завтрак туриста», вслед за животными потянулись в города склонные к выпивке лешие, карьеристы водяные, малообразованные ведьмы, напористые провинциальные черти и хамоватые русалки. Они селились у городских родственников, вступали в кооперативы и плодили потомство со стойкими генетическими признаками. Настя принадлежала к третьему поколению этого боевого отряда — в ней было немного и от ведьмы, и от русалки. Последнее, впрочем, не отличало ее от подруг и привлекало мужчин.
В первую же субботу после отлично сданной сессии Афанасий стоял у двери с латунной табличкой «Бессмертновы». Квартира помещалась в бельэтаже прекрасного старого дома. Дверь открыла Настя, одетая во что-то голубое, все в цветочках и кружевах, что носило название домашнего халатика. Она позволила не растерявшемуся от восхищения великану поцеловать себя, затем взяла за руку и привела в большую комнату. Здесь она посадила его в старинное кресло, рассчитанное на великанов, и села сама.
— А где предки? — спросил он, надеясь в душе, что все ушли по магазинам или, лучше, разъехались в длительные командировки.
— Бабушка и дедушка в кухне, — предупредила она.
Афанасий осмотрелся. Комната была просторной и не очень светлой. Стены украшали копии картин. На самой светлой стене висела огромная картина, изображавшая лесную чащу, реку и голубоватых русалок с цветочными венками на головах. У окна великан заметил туалетный столик, заваленный косметикой. Помада, например, была сложена в картонной крышке из-под торта. Около столика на стене висели репродукции на тему «Леда и лебедь». Большинство из них были до того фривольны, что он покраснел.
— Это бабушкины, — сказала Настя, смутившись. — А это дедушкины, — и она показала на противоположную стену комнаты.
Еще багровый от смущения великан перевел взгляд. На второй стене висели окантованные цветные изображения чудовищ и уродов. Здесь ползали драконы необычных форм, человекообразные существа с членистыми конечностями, пили кровь из трупов вурдалаки.
— Брейгель, — говорила Настя, показывая на очередную картинку. — Босх, Замирайло, Ропс.
Афанасию даже показалось, что при звуках ее голоса химеры и гидры на репродукциях зашевелились и глаза некоторых из них глянули на него.
— А что они вдвоем делают на кухне? — спросил он, отворачиваясь от стены.
— Дедушка печет пироги, а бабушка ругается с соседкой.
— У вас много соседей?
— Нет. Одна старушка… Старая квартирная ведьма.
— Квартирная ведьма? — удивился великан.
— Я не говорила… — растерянно произнесла Настя. — A-а, это он заговорил!
Афанасий повернул голову в направлении ее взгляда и вдруг увидел Глаз. Глаз был большой, не менее двадцати сантиметров по горизонтали, с чистым голубоватым белком и живым черным зрачком. Он стоял на черной мраморной подставке посреди серванта, между семью слонами, приносящими счастье, и какими-то амулетами скорее всего людей каменного века, и спокойно глядел на гостя.
— Что это? — пробормотал юноша.
— Глаз, — сказала Настя без тени юмора. — Дедушка его привез с Востока. Говорят, это третий глаз Шивы. Он все знает, все понимает, но никогда ни во что не вмешивается, ничего не делает и даже не советует, что делать. С тем, кто ему понравился, он разговаривает. Как сейчас с тобой! Направленная телепатия… Кстати, Афоня, не называй бабушку «бабушкой», она этого не любит, называй ее «тетей Татой».