Аллегория в фильме Лидера очевидна до тошноты — но от того не теряет убедительности. И актуальности. Кому оценить ее по достоинству, как не нам, сегодняшним зрителям: когда ни ума, ни терпения для решения проблемы не хватает, в ход идет пресловутая артиллерийская «зачистка». Зачищают не врагов — саму проблему!
К сожалению, данная картина снята почти аскетично (в смысле финансовых затрат) и в этом намного уступает своей предшественнице. Поэтому в зрительской памяти остался скорее первый фильм, а с ним — и расхожий миф о космической угрозе, заговоре и тому подобной чепухе. Жаль… Вторая попытка, если судить с позиций научной фантастики, а не постановочных эффектов, выглядит куда более нетривиальной и драматичной.
Что касается стопроцентно американского римейка 1995 года, также названного «Деревней проклятых», то у режиссера Джона Карпентера, судя по всему, как раз с финансами-то проблем не было. Да и 90-е годы, если говорить о технике съемки и спецэффектах, далеко ушли от романтических «картонных» 60-х. Однако и решено в данном случае все истинно по-американски — в лоб: «хороший Чужой — мертвый Чужой».
На сей раз ни о каких инопланетных «архангелах Гавриилах» речь, судя по всему, не идет — сюжет полностью решен в стилистике и традициях жанра horror. Загадочный туман накрывает городок (естественно, американский), после чего у десяти женщин рождаются странные детишки, которые на поверку оказываются самыми настоящими демонами, обладающими властью над мыслями окружающих. И все — далее начинается кровавая, натуралистичная, как во всех фильмах Карпентера, борьба с чудовищами. Заканчивается она тем, что их всех поодиночке перебивают. Хэппи-энд. Только при чем здесь Уиндэм?
Не менее драматична история экранизации другого классического романа — «День триффидов».
Фильм 1963 года, снятый английскими режиссерами Стивом Секели (его имя почему-то отсутствует в титрах) и Фредди Френсисом, внешне также представляет собой добросовестный и обстоятельный пересказ литературного первоисточника. Кроме того, картину не назовешь малобюджетной — в ней присутствуют и спецэффекты, и недурная для своего времени анимация. Но… результат получился обескураживающим, и причина неудачи, по словам английского критика Джона Клюта, в том, что режиссеры «не имели ни малейшего понятия, для чего нужна научная фантастика и как она работает».
Герои картины без конца проповедуют — друг другу и зрителям, а также заняты выяснением отношений (по вялости и занудству любовная линия уступает только научно-фантастической). А главный драматический конфликт романа — мир под властью триффидов и попытки горстки уцелевших заново отстроить цивилизацию, разрушенную в результате глобальной катастрофы — остался как бы на обочине. Время от времени постановщики вспоминают, что на Земле, кроме обреченных (тех, кого метеорный дождь ослепил и сделал беззащитными перед растениями-хищниками) и горстки зрячих, способных сопротивляться агрессивной флоре, есть еще и сами триффиды! Загадочные мутировавшие растения, успешно решающие для себя проблему Liebensraum — «жизненного пространства»…
Когда о триффидах неожиданно вспоминают, камера, не жалея времени, смакует их со всех сторон, благо бригада художников и аниматоров постаралась на славу. А потом режиссеры, словно отработав обязательный номер на потребу любителям фантастики, снова погружаются с головой в хитросплетения любовной интриги: ясно, что она их интересует куда больше.
Любопытно, что одноименный английский телесериал (6 получасовых эпизодов, показанных по Би-би-си в 1981 году) вышел намного интереснее, живее, умнее своей киноверсии, нарушив очевидную тенденцию, связанную с количественным расширением аудитории: киноэкранизация глупее и примитивнее соответствующей книги, а телеверсия — еще глупее, чем кино…
По крайней мере в телесериале присутствует то, ради чего, хотелось бы верить, писал свой роман Уиндэм: злоключения всей нашей спесивой и беззаботной цивилизации, неожиданно поставленной на грань выживания. Слепое человечество становится легкой добычей новых обстоятельств (в фильме их символизируют триффиды), а прозрение во всех смыслах дается нелегко.
А теперь вернемся к литературе.
Книги Джона Уиндэма никогда не становились литературной или масс-литературной сенсацией, не завоевывали премий и не вызывали скандал или же культовое поклонение. Но они всегда переиздавались, включались в школьные и университетские курсы литературы — и неизменно присутствовали в списках самых представительных образчиков фантастической литературы XX века.
Все это в равной мере относится к главным романам, о которых шла речь выше. Другие книги писателя, по общему мнению, значительно уступают им, но также представляют интерес.
Это прежде всего цикл связанных между собой новелл об освоении космоса — тот самый «Толчок вовне» (1959), подписанный «соавторами» Уиндэмом и Парксом, о котором говорилось в самом начале. А кроме того, роман «Проблема с лишайником» (1960), в котором врачи и политики вынуждены держать в тайне открытый учеными эликсир бессмертия (ибо легко представить, что произойдет, если о нем узнают до массового производства снадобья); еще одна история юного супермена, наделенного экстрасенсорными способностями, — короткий роман «Чокки» (1968); и наконец, посмертно изданная «Паутина» (1979).
Однако Уиндэм завоевал еще и репутацию мастера короткой формы. Многие его рассказы и повести, составившие сборники «Джиззл» (1954), «Рассказы о гусятине и насмешнике» (1956), «Семена времени» (1956), «Посмотрим, как ей это удастся» (1961; выходил также под названием «Бесконечный момент») и другие, ныне справедливо причислены к классике.
Среди них особенно выделяются различные путевые дневники путешественников во времени, на себе испытавших специфические парадоксы — хроноклазмы (типа: что произойдет, если герой в прошлом убьет своего прадедушку или соблазнит прабабушку?). Между тем многие ли знатоки фантастики в курсе, что и этот ставший привычным неологизм изобретен не кем иным, как Уиндэмом? Я напомню лишь некоторые рассказы, хорошо известные по переводам: «Видеорама Пооли», «Странная история», «Хроноклазм».
И уж если речь пошла о парадоксальности мышления автора, то ее, на мой взгляд, лучшим образом демонстрирует саркастический рассказ «Контур сострадания» (на русский язык переведен как «Исчезнувший робот»), В этой новелле Уиндэм делает изящный реверанс в сторону коллеги Азимова: верный робот-слуга, не в силах более глядеть на мучения хозяев, в полном следовании Первому Закону Роботехники избавляет несчастных от постоянных источников этих мучений — их бренных и болезненных тел…
После триумфа своих главных романов 50-х годов Уиндэм не прекращал писать, хотя и с меньшей интенсивностью и, увы, далеко не столь успешно. По стандартам западного книжного рынка он вообще создал на удивление мало: каких-то неполных 20 книжек за три десятка лет.
И жизнь прожил какую-то несуетную и отчужденную. Настолько неяркую, что о ней вообще мало что известно.
Достаточно сказать, что единственный сын своих родителей Джон Бейнон Харрис собственной семьи не сподобился создать аж до наступления седьмого десятка! Да-да, он впервые надумал жениться, предусмотрительно спраздновав 60-летний юбилей. Впрочем, его браку с Грейс Уилсон не суждено было продлиться долго.
Не случайно именно Уиндэму принадлежит одна из самых резких и язвительных «женских утопий» (фактически — жесткая антиутопия) в западной фантастике — повесть «Посмотрим, как ей это удастся» (1956). В ней изображена ситуация, когда все мужское население вымерло и представительницам прекрасного пола теперь никто не мешает устроить жизнь «правильно». На деле, разумеется, получается еще больший кошмар, чем при прошлой цивилизации, когда везде доминировали мужчины. Не сомневаюсь, доживи писатель до наших дней, его за подобные выпады сегодняшние одержимые феминистки просто распяли бы…
К счастью, до всеобщего экстремизма сегодняшних дней Джон Уиндэм не дожил. Его последний опубликованный рассказ назывался программно оптимистично: «Жизнь отложена».
Рассказ вышел в 1968 году, all марта 1969-го 66-летний ветеран английской фантастики умер у себя дома в Петерсфилде — в том самом городе, где когда-то ходил в школу.
Джон Уиндэм оставив после себя книги, которые не устаревают. И славу, которая никогда не вспыхивала ярко — как фейерверк. Вместо этого она и по сей день горит ровно и камерно — как свеча.
День триффидов(пер. с англ. А. Стругацкого)
Глава 1Начало конца
Если день начинается воскресной тишиной, а вы точно знаете, что сегодня среда, значит, что-то неладно.
Я ощутил это, едва проснувшись. Правда, когда мысль моя заработала более четко, я засомневался. В конце концов, не исключалось, что неладное происходит со мной, а не с остальным миром, хотя я не понимал, что же именно. Я недоверчиво выжидал. Вскоре я получил первое объективное свидетельство: далекие часы пробили, как мне показалось, восемь. Я продолжал вслушиваться напряженно и с подозрением. Громко и решительно ударили другие часы. Теперь уже сомнений не было: они размеренно отбили восемь ударов. Тогда я понял, что дело плохо.
Я прозевал конец света, того самого света, который я так хорошо знал на протяжении тридцати лет; прозевал по чистой случайности, как и другие уцелевшие, если на то пошло. Так уж повелось, что в больницах всегда полно людей, и закон вероятности сделал меня одним из них примерно неделю назад. Легко могло получиться, что я попал бы в больницу и две недели назад; тогда я не писал бы этих строк — меня вообще не было бы в живых. Но игрою случая я не только оказался в больнице именно в те дни, но притом еще мои глаза, да и вся голова, были плотно забинтованы, и кто бы там ни управлял этими «вероятностями», мне остается лишь благодарить его.
Впрочем, в то утро я испытывал только раздражение, пытаясь понять, что за чертовщина происходит в мире, потому что за время своего пребывания в этой больнице я успел усвоить, что после сестры-хозяйки часы здесь пользуются самым большим авторитетом.